норковых шуб. Я опубликую в печати вашу смету...
Я думал, что Чилл взбеленится и выгонит меня. Ведь перед этим живым
воплощением мистера Доллара все ходили на цыпочках. В глазах Литтлснейка я
уловил испуг. Покосившись на меня, он нервно схватил со стола список и
спрятал за спину. Но Чилл сохранил спокойствие.
- Я много раз говорил вам, Джонсон, - сказал он ласково и
снисходительно, - у вас голова на миллион, но в делах вы сущий ребенок.
Чего вы хотите?
Построить плотину. С чего вы собираетесь начать? Сражаться с конгрессом.
Разве вам это под силу? Разве под силу вам исправить человеческую
натуру?
Люди есть люди, все они живут и дышат долларами. Вам повезло: вы
добываете доллары головой - это приятно и почетно. В Вашингтоне сидят
люди, у которых нет ничего, кроме должности. Они выжимают доллары из
своего кресла. Не покушайтесь на их кресло, а то вас разорвут в клочья. С
людьми нужно ладить, нужно помогать им зарабатывать, а не драться. Я знал
заранее все, что рассказывал Литтлснейк. Все это не страшно, все можно
уладить. Пускай сейчас соотношение 5:1 не в нашу пользу. Сегодня это так,
а через год - наоборот.
Нам нужен счастливый случай и реклама. Реклама нужна, а не война с
конгрессом. Не лезьте вы в это дело, Джонсон. Я сделаю все сам, спокойно и
без истерики. Вы, кажется, говорили, что у вас родился сын. Так вот, не
горячитесь, поезжайте к жене... и ждите. Подойдет момент, и я вызову вас.
Но только держите язык за зубами до той поры.
И я дал себя уговорить. Со стыдом сознаюсь, но я сдался сразу.
"Конечно, - рассуждал я, - и Чилл и Литтлснейк - порядочные мерзавцы,
лучше бы держаться от них подальше. Но с волками жить - по-волчьи выть. Я
не умею выть по волчьим правилам. Так пусть же Чилл и Литтлснейк воют и
грызутся вместе меня, пусть эти хитрецы делают хорошее дело: пробивают
дорогу ледяной плотине".
Глава четырнадцатая
Мистеру Аллэну Джонсону-младшему исполнилось только четыре месяца, но в
доме своего дедушки он был главным лицом. О нем говорили за завтраком и за
обедом, а вечером о нем же рассказывали гостям. Его одеяльца и распашонки
висели в саду и на кухне, валялись в кабинете на письменном столе и в
столовой на чайном подносе. Дедушка следил за режимом малыша, бабушка
купала, а старшая сестра Лу и юная тетка - девятилетняя Прюденс спорили,
чья очередь донести его до постели. И с утра до вечера по всему дому
звенел голос Милли, оповещавшей о своих открытиях:
- Мама, у него подбородочек совсем, как у Аллэна.
- Аллэн, смотри, какие у него осмысленные глаза. А где папа, мой
маленький?
Гляди, повернул голову. Он все понимает.
- Такой горластый, он обязательно будет оперным певцом, - воскликнула
Милли однажды. - Будет знаменитым-знаменитым баритоном, поедет на гастроли
в Европу, заработает кучу долларов и нам с тобой пришлет подарки. Мне -
подлинник Тициана из Италии, а тебе - коробку самых лучших кнопок.
А вечером она сказала:
- Ах ты, драчун. Зачем ты ударил маму? Наверное, он будет генералом,
Аллэн, разобьет все армии, завоюет все страны, какие только есть на свете,
и за это его выберут президентом.
- Ну, нет, Милли, я не согласен. "Завоюет", "разобьет", за это нельзя
выбирать президентом. Мой сын будет строить, а не бомбить.
- Ну, хорошо, пусть строит. Он выстроит что-нибудь замечательное и
станет президентом. И, кроме того, невероятным богачом - в десять раз
богаче твоего Чилла. Ты будешь сочинять проекты, а он финансировать.
Мы самым серьезным образом обсуждали будущее нашего сына. Нам очень
хотелось, чтобы он жил очень хорошо, лучше нас, правильнее, удачнее. Мы
гадали, кем он захочет быть. И отец Милли - доктор Мистейк - сказал
однажды со вздохом:
- Сейчас, увы, ничего нельзя определить. Но как только ребенок научится
разговаривать, я исследую его сознательное Я и подсознательное Оно. И
тогда мы научно выберем ему специальность.
Мой тесть считается сейчас одним из виднейших психиатров в стране. Он
читает доклады на конгрессах, пишет статьи в ученых журналах. В газетах
можно нередко встретить его круглое лицо, обрамленное седой бородой. Но
знаменитым доктор стал недавно, на склоне жизни - и, кажется, неожиданно
для себя самого. Всю жизнь он был скромным провинциальным врачом, служил в
психиатрической больнице и с трудом сводил концы с концами. Семья была
большая - шестеро детей. Доктор работал очень много - вечером после службы
принимал больных, по ночам дежурил сверхурочно в больнице, а в свободное
время собирал материалы для научного труда "История знаменитых
сумасшедших".
И вот постепенно, благодаря постоянному общению с ненормальными, у
доктора сложилась своеобразная теория, которую он изложил в небольшой
книжке с броским названием: "Америка сходит с ума".
Признаться, я с большим трудом прочел эту книгу, где каждая строчка
переполнена "анамнезами", "синдромами" и прочими учеными терминами.
Вкратце суть теории Мистейка такова:
По его мнению, так называемых нормальных людей в природе не существует.
Все люди - от рождения маньяки и психопаты. Те из них, которые не умеют
сдерживать свои инстинкты, попадают в желтый дом, а кто умеет сдерживать,
- ходит на свободе. Но так как сдерживать себя, бороться с собой и
притворяться нормальным очень неприятно, скрытые сумасшедшие глубоко
несчастны в жизни.
"Между тем, - писал доктор в заключении, - американский образ жизни
предоставляет широкое поле деятельности для любого маньяка. Так, например,
маниакальный лжец и фантазер может стать превосходным репортером, человек
с манией преследования - сыщиком или полисменом, злобный психопат с манией
разрушения - старательным солдатом и даже генералом, субъект с
патологической болтливостью - превосходным оратором. Не надо стыдиться
своей болезни, не надо мучить себя, подавляя инстинкты. Нужно только найти
им правильное применение, источник горя и страха превратить в источник
дохода".
Мне до сих пор непонятно, почему издатели напечатали этот бред. Мне еще
непонятнее, почему специалисты встретили его с восторгом. Моего тестя
провозгласили величайшим психиатром мира. Его называли нашим американским
Фрейдом. Писали, что он выразил дух свободного предпринимательства в
психиатрии, что он спас десятки тысяч сумасшедших для Америки, что отныне
каждый психопат и маньяк, пользуясь его советами, может стать владельцем
автомобильного завода и даже президентом. Со всех сторон посыпались заказы
на статьи, приглашения читать лекции, просьбы дать совет. Богатые
психопаты приезжали лечиться к доктору в Индианополис. Бедных психопатов
доктор пользовал по почте. И это для них в газетах Нью-Йорка и Чикаго (по
воскресеньям) печаталось объявление:
ВЫ ЕЩЕ МОЖЕТЕ НАЙТИ СВОЕ СЧАСТЬЕ!
Не жалейте, что вы больны.
Ваша болезнь - это ваш бизнес!
Специалист по эмоциям, доктор медицины Мистейк дает советы по вопросам
любви, горя, жизненных неудач и затруднений, выявляет инстинкты, указывает
выход.
Анкеты высылаются бесплатно. В приложении следует подробно рассказать о
своих несчастьях и тайных пожеланиях.
Не стыдитесь и ничего не скрывайте! Цена за совет 15 долл.
Письма без марок не принимаются.
Вы думаете, не нашлось желающих? Как бы не так. Каждый день доктор
вынимал из ящика толстую пачку писем, присланных людьми, которые еще
хотели найти свое счастье. Доктор иногда читал нам эти письма. Среди них
бывали наивные, смешные, чаще трагические и обязательно в каждой пачке
попадались три-четыре письма такого рода:
"Уважаемый доктор! Мне 12 лет, я работаю мальчиком в аптеке: мою
посуду, вытираю столики, отношу покупки. Кроме того, по вечерам продаю
газеты и колю дрова. Посылаю вам 15 долларов - я копил их три месяца. Я
хочу точно знать, как сделаться миллионером. Напишите мне как можно
подробнее. Мне нужно разбогатеть поскорее, потому что мама больна и не
может работать и лекарства стоят очень дорого, а нашего папу убили в
Корее".
Сколько их было - этих маленьких американцев, которым срочно нужно было
стать миллионерами! Наверное, на каждое вакантное место - сотни тысяч
желающих.
Были и такие письма:
"...Доктор, я прочел ваше объявление и решил, что это мой последний
шанс. Насчет инстинктов я не разбираюсь, а тайное пожелание у меня одно -
достать денег и выкупить ферму. Я сам из Айовы. Места у нас хорошие,
только засухи мучают. И вот беда: когда засуха, и сами сидим голодные,
цены на хлеб отменные, но нечего продавать. А когда урожай, только думаешь
поправиться - хлоп! - цены падают и ты остаешься ни с чем. Я задолжал в
банк, и ферму мою пустили с молотка.
Тогда я продал вещи, жену с детишками подкинул брату, а сам двинулся
сюда, на золотые прииски. Места здесь хорошие и золото есть, но вот беда:
когда находишь золото, долларов получается много, но все остается у
компании в лавке, потому что бобы и хлеб и даже вода в 10 раз дороже, чем
в Айове. Если тебе повезет, ты только-только сыт, а не повезет - затягивай
пояс. В прошлом месяце мы с приятелем наткнулись на жилу и думали
разжиться. Но компания узнала, и нас вызвали в суд, а по суду вышло, что
наш участок на земле компании. Мы, стало быть, не хозяева и все, что
добыли, должны отдать.
Напишите, доктор, куда мне теперь ткнуться, и есть ли в Америке такие
места, где человек работает сам на себя и компании его не трогают".
Доктор отвечал на письма по вечерам. Он надевал на нос роговые очки,
расчесывал бороду, садился к столу, такой добродушный, уютный, ласковый,
раскладывал письма по порядку. Чтобы упростить работу, он заказал
типографские бланки и составлял ответы по принципу: "ненужное вычеркнуть,
нужное подчеркнуть".
"Дорогой мистер, миссис, мисс, мальчик!
Я получил ваше письмо от ..... Сведения, которые вы излагаете в письме,
достаточны, недостаточны.
Я могу ответить после добавочной анкеты, немедленно.
Судя по письму, у вас мания .....
Ваши инстинкты соответствуют вашей профессии, не соответствуют вашей
профессии. Вам следует заниматься прежней профессией, изменить профессию
на .....
Для того чтобы завоевать жизненный успех, необходимо иметь ярко
выраженные инстинкты.
Ваши инстинкты выражены достаточно ярко, недостаточно ярко.
Вам не нужно развивать инстинкты, необходимо развивать инстинкты.
Рекомендую вам ....."
Подчеркивая и зачеркивая, доктор за пять минут решал судьбы будущих
миллионеров и бывших фермеров. С помощью тех же бланков он отвечал даже на
такие письма:
"Я сомневаюсь, чтобы вы помогли мне, док, но жена настаивает, чтобы я
написал вам. Мне 39 лет, из них 19 я работал на конвейере у Форда.
Конечно, с перерывами. Когда автомобили не покупались - нас
рассчитывали, потом принимали назад. Последние 8 лет я надевал шайбу на
втулку. Надевал, а потом бил молотком. Каждые 2 секунды - удар; и так весь
день. Думаю, от этого со мной что-то стряслось - в голове все время шумит,
как будто там бьют молотком. И спина болит, и руки не такие проворные, как
прежде. Я уже не поспеваю за двадцатилетними, трудно мне.
Ну вот, я пропустил одну втулку и еще одну, и меня выгнали. Теперь мне
уже не найти работу. На всех заводах берут молодых в первую очередь, а я
не поспеваю. Посоветуйте, как мне стать моложе молодых. Если можете, тогда
вы гений, док".
Разоренные фермеры, выброшенные рабочие, покинутые жены и осиротевшие
матери!.. В этот идиллический домик почта приносила исповеди горя,
отчаяния и страха. Я как-то посоветовал доктору не отвечать на письма, а
вместо того публиковать их в специальном сборнике, даже ежемесячном
журнале, назвать его "Америка в истерике" или "Америка в отчаянии" и
печатать все подряд, начиная со страшного письма солдата Джона Блоу.
"Меня зовут Джон Блоу и по профессии я убийца. Я умею убивать мужчин, а
также и женщин. Дело несложное: ты берешь в руки автомат, нажимаешь
гашетку, и фигурки, попавшие на мушку, падают. Когда я работал на фронте,
я убивал почти каждый день - в будни и в воскресенье. Я привык к этому
бизнесу. Я выполнял его равнодушно, и это самое страшное. Я убивал, потом
шел обедать. И даже не всегда мыл руки. Потерпите, говорили нам, это
ненадолго. Меня обещали вернуть, когда я отработаю 36 баллов. Но я
вернулся после 7. Оказалось, что азиаты тоже умеют стрелять. Их снаряд
оторвал мне левую ногу и левую руку тоже. Я просил врачей, чтобы они
выкинули в океан то, что осталось, но меня зачем-то привезли в Штаты к
замужней сестре. Не знаю, что я буду делать, ведь я умею только убивать.
Кажется, я попал в скверную историю. Может быть, это возмездие за
убийства, но тогда непонятно, почему меня учили убивать и наградили
медалью. Лично мне не нужна та земля, где закопаны моя нога и рука.
Оказывается, американца не труднее убить, чем желтого. И мне хочется
сделать это еще один раз в жизни - пристрелить того, кто впутал меня в это
грязное дело. Только я не знаю кого и боюсь промахнуться.
Может быть, вы знаете, доктор?"
Помнится, я думал об этом письме целую ночь напролет, а утром за
завтраком сказал тестю:
- Напишите Блоу, что он поздно спохватился. Если бы все солдаты
своевременно подумали, куда стрелять, - войн не было бы совсем.
- Тс-с! - прошипел тесть. И теща повторила:
- Тс-с!
- Почему "тс-с"?
- Дети услышат.
- Ну и пусть слышат.
- Как можно? Еще сболтнут в школе, дойдет до комиссии по проверке
лояльности.
А между тем я думаю, с письмом Джона Блоу необходимо познакомить
будущих американских солдат - всех мальчиков поголовно, в том числе
мальчиков доктора Мистейка - Джека и Бена. Когда они станут солдатами, они
будут спрашивать: "Папа, почему ты не предупредил нас, что такое война?"
Я высказал это доктору, и он обиделся. Дня три мы не разговаривали, а
потом рассорились окончательно. Вот как это произошло.
Среди многочисленных писем искателей счастья оказалось одно,
адресованное мне. Его написал Клэй - мой первый начальник на Пальмовых
островах.
Оказалось, что он уже не служит у Чилла, сидит без работы в Чикаго и
ищет, кто бы мог дать ему рекомендацию.
От Индианополиса до Чикаго всего несколько часов езды, и я решил
навестить Клэя. У меня сохранились о нем самые хорошие воспоминания. Это
был человек без задних мыслей. С Клэем можно было разговаривать начистоту,
и мне захотелось поговорить с ним.
Конечно, я встретил Клэя в баре, на вращающемся стуле, у буфетной
стойки.
Клэй постарел, поседел и опустился. Костюм у него был потерт, на щеках
- седоватая щетина, под глазами - мешки. И здесь, у стойки, размешивая
соломинкой коктейль, Клэй рассказал мне историю своего падения.
Последнее время за ним кто-то следил. Клэй замечал, что в его столе
кто-то роется, раза два у него пропадали письма. Его книги исчезали и
неожиданно возвращались на место. Потом Клэя вызвали в комиссию по
проверке лояльности и целых два часа выспрашивали, кто он, кто его друзья,
не знаком ли он с анархистами, не ходил ли на митинги, не давал ли денег
на испанских республиканцев, не выступал ли против Гитлера, не
высказывался ли за ограничение монополий и трестов, не читал ли
прогрессивных газет или книг?
Клэй отвечал: "Нет, нет, нет..." Клэй сказал даже, что он совсем не
читает газет, а книгу в крайнем случае подкладывает под щеку, чтобы
удобнее было спать после обеда.
- Ну, а что вы делаете в свободное время? - спросил следователь
комиссии.
- Пью, - сказал Клэй лаконично.
Следователю очень понравился этот ответ. Он заулыбался, стал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг