Гуревич Георгий
Иней на пальмах
Оглавление:
Пролог Часть 2 Часть 3
Часть 1 Глава 6 Глава 13
Глава 7 Глава 14
Глава 1 Глава 8 Глава 15
Глава 2 Глава 9 Глава 16
Глава 3 Глава 10 Глава 17
Глава 4 Глава 11 Глава 18
Глава 5 Глава 12 Глава 19
Глава 20
Эпилог
Гуревич Г. Прохождение Немезиды: н.-фант. повести и рассказ - М.:
Молодая гвардия, 1961 - 240с. (стр. 72-237)
Пролог
Море бушевало всю ночь. Огромные валы один за другим выплывали из
темноты.
Они вставали перед нами крутой стеной, и нависшие гребни их заглядывали
в шлюпку, как будто хотели пересчитать нас - свою будущую добычу.
Нас было шестеро в шлюпке: кочегар Вилкинс, Джо, три матроса - швед,
итальянец и негр - и я, шестой. Мы гребли все время, точнее - гребли они,
а я сидел на корме и, качаясь как маятник, вычерпывал воду из лодки,
черпал и выливал за борт, черпал и выливал.
Моя рана болела все сильнее, должно быть, потому, что ее разъедала
соленая вода. Я промок насквозь. Мой костюм превратился в холодный
компресс. Я дрожал мелкой дрожью и тоскливо поглядывал на восток, скоро ли
взойдет солнце.
А в затуманенной голове у меня, не переставая, копошилась одна и та же
мысль: "Солнце взойдет... А что дальше?"
Когда рассвело, мы увидели впереди белую черту берега. Коралловые
острова всегда кажутся издалека белыми, а если смотреть на них с самолета,
отчетливо заметно, как пенное кольцо прибоя отделяет темно-синий океан от
желто-зеленой лагуны.
У входа в лагуну мы попали в водоворот, закружились, захлебнулись
соленой пеной. Потом холодный вал поднял шлюпку на могучее плечо и легко
стряхнул на берег. Мы оказались на твердой земле - мокрые, оглушенные,
исцарапанные, но живые.
И тогда мы увидели, что белое - это не коралловый песок и не прибой.
Островок утопал в... снегу. На свинцовых валах океана качались льдины,
и прибой, с размаху бросая их на коралловые рифы, ломал, дробил, крошил,
превращал в ледяное месиво. В воздух взлетали фонтаны соленых брызг.
Гибкие, стволы пальм обледенели. Сверкающий иней одел гигантские
перистые листья. Побелевшие кроны четко выделялись на темно-голубом небе.
Почти вся лагуна превратилась в каток. В прозрачный зеленоватый лед
вмерзли кораллы и ярко раскрашенные рыбы-попугаи. Повсюду валялись
замерзшие птицы.
Из снега торчали клешни кокосовых крабов: один из них успел продолбить
орех, засунул туда задние ноги, чтобы вытащить мякоть, и так замерз.
Матросы первым долгом разложили костер, и я подсел к огню. Я сел так
близко, что искры летели мне в лицо, и угли жгли ноги через подошвы
ботинок. Но дрожь не проходила, я все время просил подбросить в костер
сучьев.
Складывая возле меня охапки хвороста, негр сказал с жалобным удивлением:
- Кажется, я отморозил себе уши. Как вы думаете - скоро это кончится,
мистер Джонсон?
Я не отвечал. Я был занят своими мыслями. А думал я одно и то же: "Снег
растает. А дальше что?"
Потом к костру подошел Джо и сказал:
- Шлюпка больше не хочет плавать. Она решила работать на кухне в
должности решета. Пожалуй, нам придется поселиться здесь всерьез. Мистер
Джонсон будет Робинзоном, а мы все - Пятницами.
- А ты, Джо, - попугаем Робинзона, - желчно отозвался итальянец, - тебе
лишь бы поболтать!..
Добродушный Джо рассмеялся громче всех.
- По-моему, здесь не так уж плохо, - сказал он. - Свежемороженые фрукты
в любом количестве и крабовые консервы в банках из собственной скорлупы. И
вдобавок - сколько угодно льда, чтобы приготовлять коктейли.
Я слушал морщась. Шутки Джо мешали мне сосредоточиться. А я должен был
решить: что же делать дальше?
Но в это время негр, стоявший в сторонке, крикнул:
- Пароход! Идет прямо сюда!..
Все сразу вскочили на ноги.
- Какой пароход? "Уиллела"?
- Нет, не похож. И флаг не наш, канадский...
- Разжигайте костер! Бросайте сырые листья. Пусть дымит сильнее!
Смогут ли они подойти близко?
- Шлюпку спускают... Надо им показать, где причалить.
Матросы с радостным нетерпением следили, как приближается шлюпка, то
подпрыгивая на волнах, то проваливаясь между ними. И только я неотступно
думал: "Ну, увезут нас отсюда. А что дальше? Для меня все кончилось на
этом острове".
Должно быть, я высказал мысли вслух, и кочегар Вилкинс обратил внимание
на мои слова.
- Конечно, мистер Джонсон! - воскликнул он. - Как бы не так! Слишком
легко думаете отделаться. Главное - еще впереди. И прежде всего нужно,
чтобы вы сами описали всю эту историю. Люди должны знать правду!
Спасибо Вилкинсу, он подсказал мне, что нужно делать дальше. Я обязан
сам написать все до последнего слова. Люди должны знать правду - вот что
главное.
И тут же, не откладывая ни на минуту, я начал вспоминать самое начало
истории - те дни, когда, отчаявшись, я опустил руки и решился продать
серый костюм.
Часть первая
Глава первая
Когда я продал серый костюм, мне стало легче на душе. Серый костюм был
порогом, отделявшим меня от нищеты. В костюме я мог еще надеяться,
спрашивать, тревожиться, искать, вспоминать давно забытые знакомства.
Теперь, без приличного костюма, оставалось только одно: сложить руки и
спокойно идти на дно.
Разве я не искал работы? Я состоял на учете в четырех бюро по найму.
Каждый день приходил отмечаться во все четыре. Я дежурил по ночам у дверей
типографий, чтобы раньше всех прочесть объявления в утренних газетах. Я
звонил по всем телефонам, какие только сохранились в моей записной книжке,
давно забытым друзьям детства, партнерам по регби, соратникам из саперной
роты. Друзья, партнеры и соратники с трудом вспоминали, кто я такой, а
затем минуту-две сочувственно вздыхали в трубку:
- Да, да, трудные времена. Я сам четвертый месяц без работы. Ах, тяжело
сейчас строителям. Кризис - нигде ничего не строят. Плохо... плохо!..
Я и сам знал, что с работой плохо. Чтобы услышать об этом, не нужно
было тратить никелевую монету на телефон.
Пока у меня был костюм, я мог еще не слишком часто, правда, обедать у
родственников. Ожидая, пока накроют на стол, я с удовольствием грелся на
кухне и без удовольствия, но вежливо выслушивал добрые советы.
- Следовало раньше об этом подумать, - глубокомысленно замечал дядя
Хонни, - ты сам виноват, куда тебя понесло из армии? А теперь, где же
найти работу?
Все ищут.
- Другим людям счастье, - вставляла тетя Берта. - Вчера я видела в
автомобиле Дюрока младшего. Представь себе: женится на наследнице
Вандергофа. А зачем ему миллионы Вандергофа, у него своих восемнадцать.
- Шестнадцать, - поправлял дядя Хонни, как будто он лучше всех знал,
что лежит в сейфах богачей.
- Вот найти такую девушку - и никакая безработица не страшна, -
продолжала тетя Берта. - А что особенного в Дюроке? Такой же человек, как
мы, - две руки, две ноги. Наш Гарри и представительнее и в плечах шире...
Кузен Гарри тоже добавлял что-нибудь поучительное.
- К нам понаехало слишком много народу, - говорил он. - Нужно поставить
на место всяких итальяшек, негров, мексиканцев. Они отбивают работу у нас
- природных янки. И красных усмирить, чтобы не мутили.
Тетя Берта грустно вздыхала, а дядя говорил в заключение:
- Надо было копить сбережения. Купил бы ферму, завел коровок - пил бы
свое молочко и горя не знал... Бар открыть - тоже хорошо... или завести
плантацию в Бразилии...
Я терпеливо слушал, ожидая, когда на стол подадут суп. Советы были
хорошие.
Вся беда в том, что у меня не было капиталов на ферму, плантацию или
бар.
Впрочем, у моих родственников тоже не было капиталов. Дядя Хонни служил
кассиром в пивном баре О'Хара и всю жизнь с завистью рассказывал, сколько
зарабатывает хозяин на пивной пене и официанты, обсчитывая пьяных. Кузен
Гарри работал у того же О'Хара (наиболее "влиятельное" лицо в нашем округе)
поденно - в баре - для поддержания порядка среди пьяных и, кроме того,
сдельно - во время президентских выборов и при усмирении бастующих. И там
же, в шайке О'Хара, Гарри черпал свои политические взгляды.
Единственным капиталистом в семье была тетя Берта. В комоде в старом
чулке у нее хранилась вместе с юношескими письмами дяди Хонни
стодолларовая акция Серебряных рудников Никарагуа. По вечерам, вымыв
посуду, тетя Берта надевала очки, подвязанные веревочкой, и внимательно
читала газету, разыскивая известия из Никарагуа. Но телеграммы не утешали
ее: положение в республике было неустойчивым. Правительства менялись, как
картинки в волшебном фонаре.
Новые президенты объявляли старых узурпаторами и расстреливали их без
суда.
Серебряные акции котировались ниже номинальной стоимости. Вздохнув,
тетя Берта прятала газету. Она не теряла надежды разбогатеть. Ведь стал же
миллионером какой-то бездельник, одолживший Форду сто долларов. Об этом
написано во всех букварях.
Проглотив котлеты тети Берты, я отправлялся в очередную контору.
Впрочем, если вы когда-нибудь искали работу в городе небоскребов, вы сами
знаете, какое это веселое дело.
Вот вы стоите у порога конторы. Вы поправляете галстук и пробор,
старательно откашливаетесь, чтобы голос ваш звучал непринужденно и
внушительно. Вы обмахиваете ботинки носовым платком (зачем отдавать свой
завтрак чистильщику, если есть носовой платок, который можно выстирать под
краном).
Затем вы стараетесь придать лицу небрежное выражение. Вы не
безработный, просто, гуляя, мимоходом вы зашли поговорить по-дружески с
директором.
Теперь предстоит решающая минута. В течение этой минуты нужно доказать,
что фирма без вас обречена на банкротство.
- Работу? - рычит клерк за стойкой. - И откуда вас столько берется? Нет
у нас работы, идите.
Он даже не смотрит на ваш галстук, пробор и вычищенные ботинки.
В некоторых конторах мне смеялись в лицо: "Работа? Да ты, парень, я
вижу, шутник. Откуда теперь работа? У нас кризис, можешь прочесть об этом
в "Вечерней газете".
И я краснел, извинялся и выходил за дверь оплеванный, чувствуя себя как
нищий, который в первый раз встал на перекрестке со шнурками для ботинок.
- Купите шнурочки у бездомного!.. Дайте заработать на кусочек хлеба.
- Проходи, проходи, здесь не подают!..
Я брел по улицам, сгорбившись, кусая губы от горечи и унижения.
Прохожие толкали меня, автомобили пугали гудками, а над головой
вспыхивали, кричали, звенели, пели рекламы, убеждая, доказывая, приказывая:
Каждый уважающий себя американец носит бриллиантовые перстни Хэтчисона
Забудьте о дневных заботах.
Отдохните под звездным небом в ресторане "Сто первый этаж"
Наше шампанское удлиняет жизнь вдвое Но где они - уважающие себя
американцы с бриллиантовыми перстнями, удлиняющие свою жизнь шампанским?
Навстречу мне попадались рабочие с серыми от усталости лицами,
встревоженные продавщицы магазинов (десять долларов в неделю, если ты
молода, красива и одета по последней моде) или такие же безработные, как
я. Их можно было отличить по неторопливой походке.
Изредка меня обнадеживали. "Зайдите в ноябре, - говорили мне. -
Предстоят большие заказы". Но если, так и не найдя до ноября работы, я
приходил снова, меня встречали рассеянным взором: "Что? Я велел вам
наведываться? Не помню.
Действительно, мы искали людей месяц назад, но отчего же вы не пришли
вовремя?"
Раза три или четыре за все полтора года у меня спросили рекомендации.
Виноватым, прерывающимся голосом я объяснял, что их нет. Почему нет?
Нет стажа? А почему? Сразу пошел из колледжа на фронт? Значит, у вас ни
рекомендаций, ни стажа, ни опыта... Что? Диплом? Но вы же забыли все. Что?
На испытание? Нам некогда учить школьников. Грузчиком пойдете? Что?
Рука прострелена? Обратитесь в богадельню!..
Это была долгая, бесконечно скучная, отвратительная история. Каждый
день я переживал взлеты и падения. Я заставлял себя не терять надежды.
Но сколько это могло продолжаться? Я задолжал везде, где мог, и заложил
все, что мог. Я продал свои вещи постепенно, одну за другой, в том числе и
золотые часы, доставшиеся мне от покойного отца. Эта фамильная
драгоценность кормила меня только две недели. В том же городе, рядом со
мной, благоденствовали тысячи спекулянтов, покупая и перепродавая, а я
почему-то никогда не мог продать своих вещей дороже, чем за четверть цены.
Не знаю, как это получалось.
Наконец очередь дошла до костюма. Я крепился три дня - больше нельзя
было выдержать без еды. Итак, эпоха серого костюма кончилась. Я опустил
руки и пошел на дно.
У "дна" были свои законы. Я научился спать на скамейках сидя и
познакомился с древним законом о бродягах - законом, который запрещает
спать на открытом воздухе, если у тебя в кармане нет денег; научился
терпеливо стоять в очереди возле благотворительной столовой и жалостливо
моргать глазами, когда какая-нибудь девчонка из "Армии спасения", совсем
ничего не понимающая в жизни девчонка, уговаривала меня исправиться,
каждый вечер молиться, не ругаться нехорошими словами и пить только
кипяченую воду.
У меня появились новые друзья. Среди них были многосемейные рабочие,
выгнанные с заводов, когда руки у них потеряли проворство; матросы с
пароходов, сданных на слом; клерки разорившихся контор; учителя школ,
закрытых при сокращении бюджета; ветераны войны, встреченные музыкой и
цветами и брошенные на произвол судьбы на первом перекрестке.
Ближе всего мы сошлись с одним матросом. Это был пожилой сутуловатый
человек с красным обветренным лицом и волосами медного цвета. Его звали
Джозеф-Патрик Миддл, или попросту Джо. Случайно инициалы Джо совпали с
инициалами известного миллиардера, и бродяга-матрос любил говорить о себе
торжественно.
- Мистер Джей Пи Эм предпочитает изысканные блюда, - изрекал он,
получая миску с бобовой похлебкой.
- Мистер Джей Пи Эм согласился финансировать деловые круги Скандинавии,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг