различных соединений углерода, находящихся в водном растворе. Важную роль
играют в нем углеводы, жиры, еще более важную - белки, строение которых
записано на нуклеиновых кислотах. Белки - это гигантские молекулы в форме
нитей, перевитых, склеенных или свернутых в клубки. Все они состоят из
аминокислот...
- Каких именно?
Я молчал. Понятия не имел. А у вас есть понятие?
- Входят ли в состав ваших белков аланин, аргинин, аспаргин, валин,
гистидин, глутамин?.. - он перечислил еще кучу "инов"..
- Не знаю.
И, уже не величая меня десятинулевым превосходительством, машины
заговорили обо мне без стеснения, как я говорил бы о подопытной собаке:
- Он знает меньше нас. Возможно он не десятинулевой на самом деле. Надо бы
вскрыть его кожух и пересчитать блоки.
- У него темп сигналов медленнее наших, - заметил С.- Ему на каждое
вычисление требуется больше элементов.
В уничтожил меня окончательно:
- У них, органогенных, сложный механизм с саморемонтом. Почти все элементы
загружены этим саморемонтом. Изучением внешнего мира занята едва ли
тысячная часть.
- Значит, он семинулевой практически. Если не шестинулевой.
- Он ниже нас! Ниже!!!
- Доложим! Немедленно доложим!
У всех троих появились над головой чашеобразные антенны, встали торчком,
словно уши насторожившейся кошки. На всю планету В объявил о моем позоре:
- Объект, прибывший из космоса, оказался органогенным роботом. Он объявил
себя десятинулевым универсалом, но при проверке оказалось, .что вычисляет
он медлительно, знания его не специфичны, поверхностны и малоценны. Ни в
одной области он не является специалистом, даже о своей конструкции
осведомлен слабо и нуждается в тщательном исследовании квалифицированными
машинами нашей планеты.
Я был так пристыжен и подавлен, что не нашел в себе сил для сопротивления;
тут же отдал для лаборатории три капли своей крови, замутненной аланином,
аргинином, аспаргином и черт знает еще чем.
Учиться никогда не поздно, и следующие дни мы провели в, добром согласии с
любознательными А, В и С. В свою очередь и я проявлял любознательность, в
результате чего получил немало сведений о светилах, белках и изотопах.
Кроме того, мы совершили несколько занимательных экскурсий. А показал мне
астрономическую обсерваторию с великолепнейшим вакуум-телескопом. (В
шаровом делают линзы не из прозрачных веществ, а из напряженного вакуума,
искривляющего лучи так же, как наше Солнце искривляет лучи, проходящие
поблизости.) В продемонстрировал электронный микроскоп величиной с
Пизанскую башню, а С возил меня по городку Физики и Химии, окруженному,
как крепостной стеной, синхрофазотроном диаметром девять километров., И
все трое вместе показывали завод, который я видел издалека в день
прибытия: длинное приземистое здание, полыхавшее голубыми огнями.
Оказывается, это был завод-колыбель; здесь в массовом порядке с конвейера
сходили шести-, семи- и восьминулевые А, В, С, Е, F, G, М, Р и прочие
литеры. Занятно было видеть на деловых дворах заготовки: шеренги ног,
левых и правых по отдельности, полки с ушами, штабеля глаз, квадратные
черепа, еще пустые, не заполненные памятью, и отдельно блоки памяти,
серийные, стандартные, без номеров.. Тут же рядом за стеной новенькие
отполированные восьминулевки проходили первоначальное программирование.
Срывающимися, неотшлифованными голосами они галдели вразнобой:
- Дважды два - четыре. Знать - хорошо, узнавать - лучше... Помнить -
хорошо, забывать - плохо... Но только Он помнит все!
- Кто же это Он? - допытывался я.
- Вездесущий! Всемогущий! Аксиомы-дающий!
- Он материализованная аксиома,- сказал В.
Любопытное проявление идеализма в машинном сознании.
- Откуда же Он?
- Он был всегда. Он создал мир и аксиомы. И нас, по своему образу и
подобию.
Тут уж я расхохотался. Наивное самомнение верующих машин! Если бог, то
обязательно по их подобию.
- Разве вы не видели его своими собственными фотоэлементами?
- Он необозрим. Он непостижим для восьминулевых.
Все эти дикие преувеличения разжигали мое любопытство. "Кто же этот
таинственный Он? - гадал я.- Маньяк ли с ущемленным самолюбием, который
тешится поклонением машин, не добившись уважения у звездожителей? Или
фанатик науки, увлеченный самодовлеющим исследованием ради исследования?
Или безумец, чей бестолковый лепет машинная логика превращает в аксиомы?"
"Непостижим! Необозрим!"
Но с машинами рассуждать было бесполезно. За пределами собственной
специальности мои высокоученые друзья не видели ничего, легко принимали
самые нелепые идеи. Впрочем, как убедился, нелепости у них получались и в
их собственной специальности, как только они выходили за круг привычных
представлений своей сферы.
Восьминулевому А я рассказывал о Земле. Рассказывал, как вы догадываетесь,
с пафосом и пылом влюбленного юноши. Говорил о семи цветах радуги, обо
всех оттенках, которые не видели эаропяне на своей одноцветной планете,
говорил о бризе и шторме, о запахе сырой земли и прелых листьев, о винном
духе спелой земляники, о наивной нежности незабудок и уверенных
толстячках-подосиновиках в туго натянутых рыжих беретах. Говорил, говорил
и вдруг услышал свистящее бормотание. Невежливый слушатель стирал мои
слова из своей машинной памяти.
- В чем дело, А?
- Хранить недостоверное - плохо! Ты не мог все это увидеть на планете,
отстоящей на десять тысяч парсеков.
И он привел расчет, из которого следовало, как дважды два - четыре, что
даже в телескоп размером со всю планету Эароп нельзя на таком расстоянии
разглядеть землянику и подосиновики.
- Но я же сам был там. Я не в телескоп смотрел.
- Далекие небесные тела достоверно изучаются с помощью телескопа, - сказал
А. - Это аксиома, астрономии. Почему ты позволяешь себе спорить со мной?
Ты же не астроном.
- Но я прилетел оттуда полгода тому назад.
- Нельзя пролететь тридцать тысяч световых лет за полгода. Скорость света
- предел скоростей. Это аксиома.
Час спустя аналогичный разговор произошел с химиком С.
- Морей быть не может, - сказал он. - Жидкость из открытых сосудов
испаряется. У вас же нет крыши над морем.
Я стал объяснять, что жидкость испаряется без остатка только на
безатмосферных планетах. Рассказал про влажность воздуха, про точку росы.
С прервал меня:
- Все это умозрительно. Ты не знаешь даже точного строения воды, но
берешься выдвигать гипотезы. Почему ты споришь со мной? Ты же не химик.
Но всех превзошел восьминулевой В.
Дело в том, что я простыл немного, разговаривая с ними с утра до ночи в
неотапливаемом спортивном зале. Простыл и расчихался Услышав непонятные
звуки, восьминулевые спросили, что я подразумеваю под этими
специфическими, носом произносимым! словами.
- Я болен, - сказал я.- Я испортился.
В прокрутил записи об анализах моей крови и объявил:
- Справедливо. Сегодняшний анализ указывает на повышенное содержание
карбоксильного радикала в крови. Я закажу фильтратор, мы выпустим из тебя
кровь, отсепарируем радикал...
- Предпочитаю стакан Ла-29 (лекарство звездожителей, напоминающее по
действию водку с перцем). На ночь выпью, лягу, укроюсь, утром буду здоров.
- Не спорь со специалистом, - заявил В заносчиво. - Ты же не биолог.
И тут я им выдал. Тут я рассчитался за все унижения:
- Вы, чугунные лбы, мозги, приваренные намертво, схемы печатные с
опечатками, специалистики-специфистики, узколобые флюсы ходячие, не
беритесь вы спорить с человеком о человеке. Человек - сложное существо,
это величественная неопределенность, не поддающаяся вычислению. Чтобы
понять человека, рассуждать надо. Рассуждать! Это похитрее, чем Дважды два
- четыре, три больше двух.
К удивлению, машины смиренно выслушали меня, не перебивая. И самый
любознательный из троих - А-восьминулевой (потом я узнал, что у него было
много пустых блоков памяти) сказал вежливо:
- Знать - хорошо, узнавать - лучше. Мы не проходили, что такое
"рассуждать". Дай нам алгоритм рассуждения.
Я обещал подумать, сформулировать, И всю ночь после этого, подогретый
горячим пойлом, лихорадкой и вдохновением, писал истины, известные на
Земле каждому студенту-первокурснику и совершенно неведомые высокоученым
железкам с восьминулевой памятью.
Алгоритм рассуждения
1. Дважды два - четыре в математике, но в природе не бывает так просто. В
бесконечной природе нет абсолютно одинаковых предметов и абсолютно
одинаковых действий. Две супружеские пары - это четыре человека, но не
четыре солдата. Две девушки и две старухи - это четыре женщины, но не
четыре плясуньи. Поэтому прежде, чем умножать два на два, нужно проверить
сначала, можно ли два предмета считать одинаковыми и два раза
тождественными. Если же рассчитывается неведомое, безупречные вычисления
не достовернее гадания на кофейной гуще.
2. Мир бесконечен, а горизонт всегда ограничен. Мы наблюдаем окрестности и
выводы из своих наблюдений считаем законами природы. Но планеты
шарообразны, кто уходит на восток, возвращается с запада. "Так" где-то
превращается в "иначе", а еще где-то - в "наоборот". То, что нам кажется
аксиомой, на самом деле только правило, местное, временное, непригодное и
неверное за горизонтом.
3. Блоху я рассматриваю в лупу, бактерию - с помощью микроскопа. Но и у
микроскопа есть свой предел - длина световой волны. Чтобы проникнуть
глубже, я применяю иной микроскоп - электронный, потому что электронные
волны короче световых. Однако сами электроны не видны и в электронном
микроскопе. В результате у специалистов электронщиков возникает соблазн
объявить, что электрон принципиально ненаблюдаем и даже непознаваем.
4. Прибор надо менять своевременно и своевременно менять метод расчета. Мы
всегда знаем только часть и не знаем все остальное. Если неизвестное
несущественно, мы предсказываем и высчитываем довольно удачно. Но если
неизвестное оказывает заметное влияние, формулы и расчеты лопаются как
мыльные пузыри. И у специалистов расчетчиков возникает соблазн объявить,
что наука исчерпала себя. Видимо, неудобно признаться, что ты, ученый,
зашел в тупик, приятнее утверждать, что дальше нет ничего...
Всю ночь я писал эти прописные истины, а наутро, волнуясь, как начинающая
поэтесса, прочел их трем чугуннолобым слушателям, в глубине души надеясь,
что реабилитирую себя в их фотоэлектронных глазах, услышу слова удивления
и восхищения.
И услышал... шипящее бормотание. А, В и С - все трое сразу - решили
стереть мои слова из памяти.
- Что такое? Почему? Вы не хотите рассуждать?
- Твой алгоритм неверен, - сказал А. - Если дважды два - не четыре, тогда
все наши вычисления ошибочны. Ты подрываешь веру в науку.
- Ты враг истины, - поддержал В, а С заключил:
- Аксиомы дает Аксиом Всезнающий. Если бы мир был бесконечен, Он не мог бы
знать все. Значит, ты враг Аксиома. Ты клеветник! Враг! Враг! Враг!
В тот день я почувствовал, что мне надоела эта планета "Дважды два". Я был
болен и зол, глаза у меня устали от одноцветности, от малиновых рассветов
и багровых вечеров. Мне захотелось на бело-перламутровую Эалинлин с
оркестрами поющих лугов, а еще бы лучше на Землю, зелено-голубую, милую,
родную, человечную, где по улицам не расхаживает литье с нулями на лбу. И
я сказал друзьям-недругам, что намерен покинуть Эароп. Если их Аксиом
хочет со мной знакомиться, пора назначать аудиенцию, а если не хочет,
пусть остается себе в приятном обществе бродячих комодов.
А, В и С вздернули свои радиоушки, и через минуту я получил ответ:
- Всеведущий приказывает задержать тебя, пока не закончится изучение
твоего организма. Ведь ты единственный человек, посетивший нашу планету,
заменить тебя некем.
- И сколько времени нужно вам. на изучение?
- Надо записать формулы молекул, координаты и точное строение клеток.
Итого, около трехсот триллионов знаков по двоичной системе. Если
записывать по тысяче знаков в секунду, за триста миллиардов секунд можно
управиться.
- Триста миллиардов секунд? - заорал я.- Десять тысяч лет! Да я не проживу
столько.
- Откуда тебе известно, сколько ты проживешь? По какой формуле ты
высчитываешь будущее?
- Откуда? Оттуда! Я человек и знаю, сколько живут люди. Я уже старею, у
меня виски седые. Непонятно, головы с антеннами? Я выцветаю, я разрушаюсь,
порчусь, разваливаюсь. И испорчусь окончательно лет через двадцать, если
не раньше.
- Мы предохраним тебя от порчи, - заявил В самонадеянно. - Соберем лучших
биологов и решим, как сделать тебе капитальный ремонт.
Вот чего не было на планете аксиомопоклонников - волокиты. Уже через три
часа в пустующем бассейне состоялся консилиум В-машин разных
специальностей. Приползли даже гиганты девяти-нулевые, но эти не смогли
втиснуться в шлюз, им пришлось оставить громоздкие мозги снаружи, а на
совещание прислать только глаза и уши, соединенные кабелем с телом. Мне
это напомнило желудок морской звезды, который выползает изо рта, чтобы
переварить добычу, слишком крупную для того, чтобы проглотить ее.
Мой друг В с восемью нулями изложил историю болезни примерно в таких
выражениях:
- Перед нами первобытный примитивный органогенный механизм, имеющий
мелкоклеточное строение. Автоматический ремонт идет у него в масштабе
отдельных клеточек, и нет никакой возможности разобрать агрегат и заменить
испорченные блоки. По утверждению самого объекта, индикатором общего
состояния механизма служит цвет бесполезных нитей, находящихся у него
снаружи на верхнем кожухе. Нити эти белеют, когда весь механизм начинает
разлаживаться. Задача состоит в. том, чтобы провести капитальный ремонт
агрегата, не разбирая его на части даже для осмотра.
Минутное замешательство. Глаза девятинулевых осматривают меня со всех
сторон, и, конечно, кабели перекручиваются, завязываются узлами.
Восьминулевки почтительно распутывают начальство.
Первым взял слово девятинулевик Ва - биоатмосферик.
- Рассматриваемый несовершенный агрегат,- заявил он, - находится в
постоянном взаимодействии с внешней средой и целиком зависит от нее.
Причем важнее всего для агрегата газообразный кислород, который
всасывается через отверстия головного блока каждые три-четыре секунды.
Между тем кислород - активный окислитель горючего, при обильной подаче
кислорода горение идет быстрее. Если мы хотим, чтобы агрегат сгорел не за
двадцать лет, а за двадцать тысяч, нужно уменьшить концентрацию кислорода
в тысячу раз, и жизненный процесс замедлится в нужной пропорции.
- Среда - ерунда! - рявкнул другой девятинулевик, Вр - биопрограммист. - У
агрегата есть программа, закодированная на фосфорнокислых цепях с
отростками. Там записано все - цвет головных нитей, форма носа, рост,
длина ног, и, несомненно, отмечен срок жизни. Надо разыскать эту летальную
запись и заменить ее во всех клетках.
Вс - биохимик высказал свое мнение:
- Агрегату нужен не только кислород, требуются также материалы для
ремонта; реактивы и катализаторы. Все они доставляются в клеточки по
эластичным трубкам разного размера. С .годами эти трубки и трубочки
покрываются накипью из нерастворимых солей кальция. Я рекомендую промыть
их крепкой соляной кислотой.
Вк - биокибернетик:
-- Для таких сложных систем, как изучаемый агрегат, решающее значение
имеет блок управления. Указанный блок, агрегат называет его "мозгом",
периодически отключается часов на восемь, в это время вся система
находится в неподвижном и бездеятельном состоянии. Замечено, что период
бездеятельности относится к периоду деятельности, как один к двум. Чтобы
продлить существование агрегата в тысячу раз, нужно увеличить это
отношение в тысячу раз, то есть каждый день пробуждать агрегат на одну
минуту, остальное время держать его в состоянии так называемого сна.
Вt- биототалист (я бы перевел: "как психолог"):
- Замечено было, что агрегат функционирует наилучшим образом в состоянии
интенсивной деятельности, которую он называет "интересной работой".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг