увидеть начало извержения. Горелая сопка не хотела сжалиться над ним.
Подошел канун Нового года, и зимовщики на время забыли о вулкане.
Катерина Васильевна забросила пробирки и, засучив рукава, хлопотала у
плиты. Станция наполнилась запахом жареного сала и горячего теста. Летчик,
как всегда сосредоточенный, вскрывал консервные банки. Спицын извлек
откуда-то заветную бутылку шампанского и теперь набивал снегом свободную
кастрюлю. Виктору поручили самое ответственное дело - расставлять рюмки.
- Сегодня мы выпьем за то, чтобы в наступающем году Горелая сопка лучше
слушалась Виктора, - сказал Грибов.
И как раз в эту минуту рюмки согласно звякнули, как будто чокнулись.
Медленно раскрылись дверцы буфета, словно кто-то вышел оттуда, качнулась
висячая лампа, мелкой дрожью задрожали табуретки.
- Что это? - спросил Виктор, с недоумением глядя на раскрытый буфет.
Катерина Васильевна крикнула в кухню:
- Мужчины, кто там ходит, как слон? У нас пол трясется.
Несколько мгновений Грибов прислушивался к дробному стуку, затем
решительно протянул руку Виктору:
- Это землетрясение! Значит, вулкан все-таки проснулся. Поздравляю вас.
Молодец!
Все кинулись на утоптанную площадку перед домом. Ночь была морозная,
темная. В лесу взволнованно гудели лиственницы. Мрак окутывал горизонт и с
запада подступал к вулкану вплотную, но на востоке розовело зарево,
метались пляшущие огоньки, алой струйкой стекала лава, словно кровь из
глубокой царапины. Над огоньками висел густой дым, как при лесном пожаре.
Освещенные снизу ржаво-коричневые клубы поднимались километров на восемь в
стратосферу и там растекались плоской тучей. Вспыхивали молнии; при их
беглом свете массы клубящегося пепла казались еще мрачнее.
- Тася, бегите за журналом! Катерина Васильевна, приготовьтесь
записывать наблюдения! - скомандовал Грибов.
Сам он прислонился к освещенному окну и карандашом стал набрасывать
знакомые очертания вулкана. Все еще шумели лиственницы, потревоженные
землетрясением, люди разговаривали взволнованным шепотом, и только движок,
снабжавший станцию током, стучал отчетливо и равнодушно. Потом к этому
стуку присоединился посторонний звук, похожий на жужжанье рассерженной
пчелы. Увлеченный рисованием, Грибов не сразу обратил на него внимание. Но
звук становился все громче...
- Подождите! - крикнул Грибов. - Куда? Кто разрешил?
Но было уже поздно. На фоне багрового зарева мелькнул черный силуэт,
похожий на стрекозу. Геолог Шатров и летчик Ковалев мчались на вулкан.
Издалека это выглядело красиво, вблизи - страшновато. Клубящийся дым
черным пологом закрыл все небо. Молнии разрезали его от края до края.
Небесный гром сливался с подземным. Пляшущие огоньки оказались огненными
фонтанами. Они вылетали из нового кратера на высоту тридцатиэтажного дома
и рассыпались в небе искрами, словно гаснущие ракеты. Через несколько
секунд сверху со свистом начинали падать раскаленные камни. Некоторые были
еще совсем мягкими, - ударяясь о землю, они превращались в лепешки. На
десятки километров в окрестности шел дождь из теплого пепла. За минуту на
ладони набиралась целая горсть.
Новый кратер открылся на восточном склоне, а ветер дул от моря на запад
и сыпал пепел на гору, поэтому никак нельзя было подойти к кратеру.
Ковалев долго лавировал, стараясь спрятаться от пепла за массивом горы, но
все-таки последние километры пришлось лететь в черном тумане.
За полгода летчик изучил каждую рытвину на вулкане. Еще в пути он
припомнил безопасную нишу на крутом склоне оврага, который Виктор назвал
Солянкой, и сумел найти ее в полутьме. Пепел сюда не залетал, камни падали
мимо. Обезопасив вертолет, Виктор и летчик выбрались из оврага и увидели
невдалеке два кратера. Второй, нижний, прорвался, пока они были в пути. Из
него беспрерывным потоком шла густая лава. Она переливалась через края
кратера, как тесто из квашни, и медленно сползала по склону, освещая скалы
зловещим красноватым светом. Поток лавы был похож на застывающий металл и
несколько ниже кратера действительно начинал застывать. На его поверхности
появилась темно-вишневая корка, и только по трещинам пробегало мерцающее
пламя. Верхний кратер действовал реже. Из него периодически вылетали
грозные фонтаны раскаленных камней, а в промежутках - клубы пепла и пара.
При этом гора гудела и дрожала, а изнутри слышались удары, словно кто-то
могучим молотом бил по раскаленным камням.
- Все правильно, - сказал Виктор. - Скоро прорвется третий кратер, еще
ниже. Так было при всех прежних извержениях. Кратеры возникали один за
другим, а потом из самого нижнего целый год шла лава.
На склоне оврага Виктор разместил большой аппарат с экраном, а
маленькие самопишущие приборы решил поставить ближе к кратеру. Но как туда
добраться? Выше кратера густо падал пепел, ниже могла прорваться лава.
Поколебавшись, Виктор ринулся наверх, летчик за ним.
Несмотря на мороз, здесь было жарко. От теплого пепла уже начал
подтаивать снег. Пепел падал на лицо, засорял глаза, с неба сыпались
камешки. Ковалев догадался прикрыть головы парашютами. Так они и шли,
словно носильщики с тюками на голове. Потом оказалось, что парашюты
прожжены в нескольких местах.
Они вернулись через полчаса, задыхаясь и кашляя от серного газа, но
очень довольные. Четыре самопишущих прибора были установлены, четыре глаза
следили за извержением. Один из них нацелился на подземный поток лавы,
другой - на верхний кратер, третий - на нижний, четвертый - на то место,
где мог прорваться еще один кратер. Расставив приборы в безопасном овраге,
Виктор занял место у главного аппарата, рядом пристроился летчик с полевым
биноклем. Один шарил лучами под землей, другой следил за тем, что
происходит снаружи.
- Новое извержение из первого кратера! - сообщал летчик. - Струя пара и
вулканические бомбы.
- Под кратером - газовый пузырь, - отзывался Виктор. - Теперь уже
прошел... Лава идет... Углубляет русло, вероятно, проплавляет... Под
вторым кратером вихрь, вроде водоворота. Вижу газы... Они скопились перед
лавой. Вот на том обрыве прорвется третий кратер.
Впервые в мире человек наблюдал внутренность вулкана во время
извержения, впервые мог изучать путь лавы под землей. Она прорвалась по
прослойке ископаемого льда. Виктор проследил весь поток лавы от
поверхности до пещеры. Уровень лавы в пещере понизился на несколько
метров. Это было понятно - ведь часть ее уже вытекла через кратеры. Но
сегодня поверхность озера не была гладкой. Вся она вздувалась пузырями, а
у восточной стенки возникла воронка в том месте, где лава стекала к
кратеру.
- Одним глазком заглянуть бы туда! - сказал Виктор летчику. -
Представляешь, что там творится? Высокие отвесные стены освещены красным
светом. Внизу лава, как расплавленный металл, вся в пузырях, бурлит...
Пузыри лопаются с треском, брызги обстреливают свод, падают огненным
дождем... Крутятся горячие вихри. Впрочем, там больше тысячи градусов,
газы светятся. Нам показалось бы, что вся пещера охвачена пламенем.
Да, увидеть такое зрелище не удавалось никому. Даже Виктор со своим
аппаратом не видел, а представлял себе, догадывался, что делается внутри
вулкана. А видел он только темные черточки, пятнышки и тени на светящемся
экране.
Огненное дыхание кратера обжигало лицо, ноги леденели в мокром снегу,
но наблюдатели не замечали ни жары, ни стужи. Наступил Новый год. Виктор
вспомнил об этом, когда ему понадобилось взглянуть на часы, чтобы
записать, что еще один, третий по счету, кратер прорвался в 0 часов 25
минут, на двадцать пятой минуте новорожденного года.
Оба наблюдателя следили за крутым обрывом, к которому под землей
подбиралась лава, и видели рождение кратера во всех подробностях. Земля
вздрогнула, шевельнулась, потом раскрылась, словно створчатая дверь, и
длинный язык огня полыхнул изнутри. Но самое страшное, что все это
происходило безмолвно.
- А где звук? - спросил Ковалев.
- Еще не дошел сю...
Но Виктор не успел договорить. Грянул удар. Раскаленные камни шрапнелью
рассыпались по склонам. Вулкан выстрелил в третий раз.
Полчаса спустя Виктор снова направил аппарат на центральную пещеру.
- Здесь происходят главные события, - сказал он летчику. - Сначала лава
сжимала газы, теперь открылся второй клапан, сжатые газы гонят лаву
наружу. В точности, как в двигателе: один такт - сжатие, поршень
надвигается, второй - расширение газов, поршень отступает.
- У нас наоборот, - заметил летчик. - Сначала всасывание, потом сжатие,
а потом взрыв и выхлоп...
Виктор посмотрел на него внимательно.
- Может быть, и выхлоп, - сказал он с расстановкой. - Очень может быть.
Уровень лавы понижается, газы скоро дойдут до нового канала. Сейчас
давление в пещере около шестисот атмосфер. Представляешь, что будет, когда
газы вырвутся оттуда? Возле нас произойдет главное извержение. Пожалуй,
пора уносить ноги.
Летчик быстро вскочил, словно ожидал этих слов:
- Есть уносить ноги!
Но сначала нужно было снять приборы. Подхватив тюки с парашютами,
смельчаки снова ринулись навстречу ветру, словно нырнули в море пепла.
Первый аппарат, нацеленный на подземное русло лавы, стоял неподалеку,
снять его было нетрудно. Второй, наблюдавший за верхним кратером, пропал,
его расплющило вулканической бомбой. Но третий остался в целости. Виктор
снял его и передал Ковалеву.
За эти минуты ход извержения заметно изменился. Лава пошла медленнее,
зато над верхним кратером взлетали все выше фонтаны бомб, похожие на
букеты огненных цветов. Склон горы дрожал непрерывно. Виктору захотелось
как можно скорее убраться из этих ненадежных мест. Он даже подумал, не
бросить ли четвертый аппарат, обойтись без него. Но как раз этот аппарат
был самым ценным: он запечатлел на пленке всю историю рождения кратера.
Такая съемка производилась впервые в науке. Все сложилось на редкость
удачно. Извержение заметили во-время, приборы успели поставить прежде, чем
прорвался последний кратер. Второго подобного случая можно было ждать
десятки лет, как солнечного затмения. Разрозненные и взволнованные
наблюдения Виктора у экрана главного аппарата не могли заменить
фотодокументов. Драгоценную пленку необходимо было достать. Так нет же, он
не уступит страху. Он знает, как нужен науке четвертый аппарат, и добудет
его!
- Беги к самолету, грузи все приборы! - крикнул Виктор. - А я побежал
за последним...
- Стой, я помогу тебе... - начал летчик.
Но Виктор взял его за плечи и толкнул к оврагу. Ковалев заколебался,
однако подумал, что, прежде чем взлететь, нужно еще вывести вертолет из
ниши, развернуть его, запустить моторы... Пригнувшись, как при обстреле,
Ковалев побежал к вертолету. Стало как будто тише, мелкие камешки не
падали вокруг. Под гору было легко бежать. Уже через минуту Ковалев
прыгнул в овраг, и тут за его спиной грянул громовой раскат.
Падая, летчик перевернулся. Он увидел лопнувшую гору, словно
вывороченную наизнанку. Вулкан выплеснул целое озеро лавы. Стало светлее,
чем днем. Ковалеву показалось, что на фоне раскаленной лавы мелькнула
человеческая фигурка. Вероятно, только показалось...
Услышав рокот моторов над лесом, все работники станции бросились к
лужайке, где обычно садился вертолет. Через несколько минут металлическая
стрекоза повисла в воздухе. Как всегда, спуск происходил очень медленно,
слишком медленно для тех, кто нетерпеливо ожидал рассказа очевидцев.
Но вот колеса стали на землю. Открылась дверца, на снег спрыгнул
молчаливый Ковалев.
Его окружили. Посыпались вопросы:
- Видели? Сняли?
- Сколько всего кратеров?
- Где вас застал последний взрыв?
- Страшно было?
Ковалев молчал.
- А где Шатров? - спросила Тася с тревогой.
Ковалев снял шлем и ответил, опустив голову:
- Остался. Погиб смертью храбрых.
Так говорилось о летчиках, его товарищах, отдавших свою жизнь в боях с
захватчиками.
3
Погиб смертью храбрых!
Крупные, не очень ровные буквы врезаются в черную базальтовую глыбу.
Звонко, безостановочно стучит молоток. Из-под зубила дождем сыплются
искры. Надпись высекает Ковалев. Губы его плотно сжаты, зубы стиснуты. Под
левой скулой прыгает желвачок. Летчик рубит базальт с ожесточением, как
будто эта глыба виновата в смерти Виктора. Но под могильным камнем нет
ничего. Виктор остался там, где сейчас застывает поток лавы, одетой
потемневшей, но еще горячей коркой.
За спиной летчика Спицыны. Катерина Васильевна плачет навзрыд, слезы
струятся по щекам. Ее мужественное лицо сделалось рыхлым и старообразным.
Петр Иванович стоит без шапки и сгорбившись, от этого он кажется совсем
маленьким. Ветер шевелит его седые волосы. На лице у старика горькое
недоумение.
- Зачем? - шепчет он с упреком.
Мы никогда не примиримся с тем, что молодые воины гибнут в битве. Зачем
смертью храбрых погибают храбрые, а не презренные, никому не нужные трусы?
Зачем разбиваются о скалы гордые соколы, а не рожденные ползать ужи? Зачем
орел живет тридцать лет, а ворон, клюющий падаль, - триста?
Поодаль на камне сидит Тася. Она не плачет, это не принято в их суровом
роду, и молча, немигающими глазами следит за рукой Ковалева. Губы ее
шевелятся, девушка твердит наизусть стихи - некогда забытое в журнале
съемок "Послание к Елене". В черных глазах Таси - осуждение. Она с
негодованием думает об этой недостойной Елене, не сумевшей оценить такого
человека, как Виктор, отравившей своим равнодушием последний год его
жизни... В уме у Таси складывается романтическая история: Виктор был в
отчаянии, у него опустились руки, он не берег себя, нарочно шел на
опасность...
Но это неверно. На самом деле с того момента, как началось извержение,
Виктор ни разу не вспомнил о Елене. Он был занят делом, беспокоился об
аппаратах, думал о механизме вулкана, боялся испугаться, подавлял страх.
Он вовсе не хотел умереть, но слишком мало заботился о своей безопасности.
И дорого заплатил за это.
- Был человек - и нет человека, - говорит Спицын упавшим голосом. -
Канул в воду, словно камень.
Камень канул в воду, но по воде бегут круги все дальше и дальше. В
большой аудитории в Москве поднимаются со своих мест студенты, чтобы
почтить память старшего товарища. О гибели Виктора говорят в геологических
институтах, в далеком Ташкенте Сошин рассказывает новым практикантам:
- Прекрасный парень был, честный, скромный, требовательный к себе. Но,
очевидно, не в меру безрассудный... Забыл, что геолог обязан быть
осторожным. У геолога одна-единственная цель - разведать недра. Он должен
беречь себя, чтобы не сорвать работу.
Черноволосый худощавый паренек, совсем не похожий на Виктора, горячо
возражает:
- Есть случаи в жизни, когда рисковать необходимо.
- Нет правил на все случаи жизни, - соглашается Сошин.
В хорошо обставленной московской квартире на широкой тахте лежит Елена
Тартакова. Она уже выплакалась, устала от слез и теперь, ни о чем не
думая, с тяжестью на сердце смотрит на стены, увешанные туркменскими
ковриками, на стулья орехового дерева с резными ножками, на мужа в
полосатой пижаме. Вот он обернулся к ней, поднял на лоб очки, сказал с
укором:
- Как тебе самой не стыдно! Хныкаешь целый час! И о чем, спрашивается?
Глаза красные, опухла, вылиняла, противно смотреть. Почему ты лежишь в
туфлях на диване? Ты порвешь каблуками материю. Опять придется обивать
заново.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг