прочистке вулканической машины. Из практики я знаю, что всякая машина
что-нибудь производит. Для того и строят их, для того и чистят. Прочищать
вулкан, чтобы вертелся на холостом ходу, не расчет. Но неужели такую
махину нельзя приспособить к полезному делу?
- Это не получается... - начал Грибов.
Яковлев остановил его жестом, мягко, но настойчиво:
- Ты думал об этом раньше?
- Лично я не думал, но давно известно...
- Если не думал, не спеши возражать. У меня такое предложение: отложим
этот разговор. Если через два месяца ты придешь ко мне и скажешь, как
сегодня: "Прочистить вулкан можно, но использовать нельзя", мы поместим
твою статью в областной газете под заголовком: "Ученые о науке будущего".
Два месяца ничего не изменят, но мне хочется, чтобы ты подумал.
Грибов был обескуражен. Он так рассчитывал на помощь Яковлева, и вдруг
- двухмесячная отсрочка! Грибов пытался спорить, но Яковлев был тверд.
- Не нужны мне твои скороспелые доводы. Подумай не торопясь, - повторял
он.
В дверях, уже прощаясь, Яковлев задержал Грибова:
- Помнится, ты спрашивал меня, какие у тебя недостатки. Пожалуй, я
скажу на прощание. Ты много и хорошо думаешь о науке, а о людях меньше и
хуже. Ты не забывай: наука для людей, а не люди для науки. Ты у народа,
так сказать, снабженец по ученой части. Только у снабженцев рыба, масло
или шерсть, а у тебя знания, наблюдения, теории. Так помни, что теории
твои должны быть не только красивы, но и нужны позарез, чтобы звонили из
газет, из трестов и справлялись, поступят ли в срок идеи товарища Грибова.
Не забывай потребителя! Бывает такой грех даже у врачей: на что уж
человечная специальность, а иной врач лечит и видит перед собой не
больного, а интересный случай. И ты, боюсь, в эту сторону клонишь.
- По-моему, вы преувеличиваете...
Яковлев охотно согласился:
- Вероятно, преувеличиваю! Потому и говорю тебе. А если бы не
преувеличивал, толковать было бы бесполезно, ты бы не понял. А ты поймешь,
ты умница. Ты уже начал понимать. Думай о людях - и придумаешь. Я в тебя
верю.
Каждый день Грибов твердил себе, что надо вплотную сесть за задание
Яковлева, тщательно все продумать и прийти к ясному выводу. Но ясного
вывода не получалось. Энергии под землей полным-полно, об этом известно
десятки лет, но извлечь ее, использовать, приструнить до сих пор не
удавалось.
Лава чуть не запрудила реку. Может быть, строить из лавы плотины? Но
как направить ее в те места, где плотины нужны?
Спускать лаву в реку и согревать воду? Но зачем? До ближайшего города
сотни километров, для теплой воды далековато. Да и не понадобится там
столько теплой воды, даже если весь город перевести на вулканическое
отопление.
Построить электростанции? В Италии, Исландии и других местах есть
небольшие электростанции, работающие на подземном тепле. Но эти станции не
имеют никакого отношения к прочистке вулканов. Они используют пары,
выделяющиеся из трещин. Это небольшие паровые мельницы, притулившиеся
возле вулкана, подбирающие крохи с его стола. Допустим, мы поставим два
десятка электростанций на склонах Горелой сопки. Что изменится от этого?
Извержение пойдет своим чередом и разрушит их. Расположить еще одну
большую электростанцию в кратере, использовать пары, выходящие из жерла? А
что делать с лавой, что делать с пеплом?
И снова и снова Грибов твердил себе: "Невозможно, бесполезно,
бессмысленно! Ничего не выйдет!" Но он был добросовестным человеком и
скрепя сердце продолжал ненужные, по его мнению, поиски.
Однажды под вечер, когда окна уже посинели и движок завел свою ночную
песнь, кто-то постучал в дверь. Сотрудники станции входили в дом без
спроса, стучать мог только гость. Тася открыла. На пороге стоял незнакомый
человек в заиндевелой шубе, с сосульками на усах и на воротнике. Он
козырнул и представился:
- Кашин Михаил Прокофьевич, инженер. Строю рабочий городок на
Первомайском руднике, в ста десяти километрах отсюда. Решил завернуть по
соседству.
Он снял шубу, и Грибов узнал того инженера, который на заседании в
Петропавловске предложил бомбить вулкан с воздуха.
Гостя пригласили к столу, напоили горячим чаем. Кашин с удовольствием
выпил стаканов шесть. От жары и кипятка его лицо стало совсем красным. Он
разговорился, стал рассказывать о своей работе на Куйбышевстрое, на
Ангарстрое, в Шахтстрое, в Дальстрое. Названия знаменитых строек то и дело
мелькали в его речи.
- А теперь вот заехал на Первомайский, - сказал он под конец. - Пусто у
нас сейчас, материалы завозят не торопясь, рабочих обещают к весне. Живу,
как волк в лесу, сторожу строительную площадку. Семья на материке, в
Ростове, да и незачем везти сюда: дети учатся, жена детям нужна. Сам бы
поехал в отпуск - далеко. Занесло меня невесть куда, на край света...
- А зачем вы сюда приехали? - спросила Тася с вызовом. Она не любила,
когда ее родную Камчатку называли краем света.
Кашин ответил с возмущением, забыв, что только сейчас жаловался:
- Инженер Кашин от трудной жизни не бегает, за чужую спину не прячется.
Куда послали - там работает, что приказано строить - строит. Такая судьба
наша строительная: мы под дождем ставим дома, чтобы люди сидели в тепле,
вычерпываем болотную жижу, чтобы люди с удобством ехали в автобусе.
Кому-нибудь надо ехать, а кому-нибудь и тропки протаптывать. Партия
послала Кашина тропки протаптывать - инженер Кашин от партийных заданий не
отнекивается. - Он сердито посмотрел на Тасю и повернулся к Грибову: - Я,
собственно, по делу. Яковлев просил меня заехать к вам. Он говорит, вы
придумали что-то необыкновенное.
Слушая объяснения Грибова, инженер хмурился:
- Обстановка затруднительная. Какие же у вас предложения?
- Пока ничего определенного, - ответил Грибов. - Видите сами: если мы
прочистим вулкан, пар пойдет у нас наверх, лава будет вытекать сбоку.
Допустим, пар можно направить на паровую турбину, поставить там
электростанцию. А что с лавой делать, я не знаю.
- Действительно, куда ее девать? Ведь это целые каменные реки. Их
убирать следует, иначе они запрут выход, придется пробивать канал заново.
А главное, работать надо при высокой температуре. Внутри, вероятно, около
тысячи градусов. Как там дышать, как не сгореть заживо? О людях не
подумали, Александр Григорьевич.
- Турбины тоже меня смущают. Пепел все засорит, забьет. Бывает, что
пепла больше, чем пара. И пар нечистый: тут и хлористый водород и
сернистый газ, они будут разъедать турбину.
- Все-таки хуже всего температура. Как работать при тысяче градусов?
Это же доменная печь!
- Очевидно, мы согласны с вами, - сказал Грибов. - Давайте напишем
совместное мнение товарищу Яковлеву. Напишем, что вы, как инженер, и я,
как геолог, оба считаем, что практическое использование вулкана
невозможно.
На лице Кашина выразилось недоумение. Он в задумчивости нахмурил брови
и сказал после долгой паузы:
- Прошу извинить меня, товарищ Грибов, вижу, что взял неверный прицел.
Я понял так: посылает меня Яковлев к ученому-теоретику, никогда не
видавшему стройки, чтобы я объяснил ему, вам то-есть, что на практике
получается и что не получается. Оказывается, дело выглядит иначе: оба мы
одной веревочкой связаны. Вам, геологу, и мне, инженеру, дано партийное
поручение - покорить вулкан. Нет, я совместное мнение писать не буду.
Инженер Кашин от партийных поручений не отказывается. Прикажут строить на
океанском дне - буду строить на океанском дне. Прикажут строить на вулкане
- буду строить на вулкане. Давайте понатужимся, разберемся как следует. До
сих пор мы рассуждали, какие есть препятствия, попробуем обсудить, как эти
препятствия преодолеть. На фронте бывало люди из окружения выходили.
Поищем, нет ли здесь выхода. Что нас смущает? Лава. Много этой лавы?
- Порядочно. В сутки - около миллиона кубических метров, четверть
кубического километра за весь период извержения. И на каждый килограмм -
триста калорий.
- Калории пригодятся, найдем, куда их применить. На худой конец устроим
оранжереи. На Везувии растут лимонные рощи, могут и у нас расти. Почва
подходящая. Будем охлаждать лаву водой, получим воду и пар, а где пар, там
и электричество. Видимо, надо предусмотреть резервуары, где лава будет
отдавать тепло.
- Но резервуары эти на один раз. Лава застынет, придется строить новые.
- Верно, неудобство. А нельзя ли эту лаву использовать на что-нибудь?
Нет ли в ней полезных элементов? Что такое лава, какой у нее химический
состав?
- Обыкновенный камень, только расплавленный. Когда остынет, получается
базальт. Если много газов, может быть пористый камень, пемза, например.
- Пемза... базальт! Так чего же лучше? Мы плавим базальт на заводах,
тратим топливо, а здесь даровое литье, природное. Тогда поставим завод
базальтового литья, будем отливать химическую посуду, строительные детали,
наконец, блоки для стен, плиты перекрытий. Разве плохо? Вот уже одно
возражение долой. Что еще у нас?
Эта беседа была первой, и после нее Кашин зачастил на станцию. Он
приходил каждое воскресенье и целый день проводил с Грибовым. Они спорили
о проблеме пепла, проблеме едких газов и кислотоупорных турбин, проблеме
остывания лавы, проблеме строительства при высоких температурах. И как-то
так получалось, что Грибов, автор идеи, все время натыкался на
препятствия, а Кашин, порывшись в памяти, находил выход.
"В Днепропетровске видел я на металлургическом заводе..." - вспоминал
он.
"В прошлом году в журнале "Строительная индустрия" читал я, что в
Мурманске применялись уже..."
"Один инженер говорил мне, что у них в Семипалатинске очень нужны
были..."
Кашин немножко напоминал Петра Ивановича Спицына. Оба они охотно
рассказывали друг другу случаи из жизни. Только все приключения Спицына
происходили в горах, пустынях, тайге, а приключения Кашина - на
строительных площадках, были связаны с жесткими сроками, нехваткой
цемента, неумелыми рабочими, испорченными кранами...
- Помнится, в двадцать девятом году, - говорил он, прихлебывая чай с
вареньем из жимолости, - строил я пятиэтажный дом в Харькове... Работать я
тогда только начинал, бетонировал в первый раз. И решили мы для быстроты
бетонировать по два этажа сразу: первый и второй. Приготовили замесы,
уложили бетон, утрамбовали. Вибраторов в те времена еще не было,
трамбовали мы колонны длинными такими железяками, вроде кочерги;
называлось это "штыковать". В общем, выдержали, как полагается по ОСТу,
двадцать восемь дней, сняли опалубку, и обмер я. Бетон донизу не дошел -
то ли сухой был, то ли штыковали плохо, - и стоят у меня колонны на
честном слове, у иных нижней половины нет совсем. Испугался я. Думаю,
плохо дело, не миновать суда. Шутка ли - два этажа ломать и заново делать!
Конечно, и я виноват: надо было простукивать, через щелки смотреть. Мне
это в голову не пришло. Счастье, учитель у меня был в том же городе.
Поехал к нему. Он говорит - можно починить, только надо брать цемент
высокого качества, бетон пропаривать. Обошлось. По сей день дом стоит.
- Тоже беспокойное у вас дело, - сочувственно замечал Спицын.
- Ничего, - говорил Кашин. - Эти беспокойства зря не пропадают. От них
умнее становишься. Сколько я крови испортил с теми колоннами, но зато на
всю жизнь запомнил, как надо бетон чинить. И пригодилось. В сорок
четвертом году послали меня восстанавливать взорванный немцами завод.
Приехал туда - страшно посмотреть: стальные фермы винтом закручены,
бетонные балки разбиты, сложены пополам... Инженеры говорят, что если
взрывать, дробить и вывозить мусор, на полгода хватит уборки. А я думаю:
хорошо бы использовать все, что осталось, не взрывать, не выбрасывать, а
поднять на место, поставить и починить. Вот тогда и пригодился мой опыт
двадцать девятого года. В общем, завод дал продукцию на два года раньше
правительственного срока...
- Что же вы теперь на стандартные домики перешли? Не скучно? -
спрашивала Тася. Она так и не могла простить Кашину пренебрежения к ее
родной Камчатке.
- А в нашем деле стандартных домиков не бывает, - говорил Кашин
наставительно. - Пускай сто одинаковых домов - они все по-разному
строятся. Пусть планы одинаковые - материалы разные. Пусть материалы
одинаковые - грунты разные. Пусть грунты одинаковые - рабочие разные. И
даже если рабочие те же самые, на первом или на десятом доме они работают
по-разному, приноравливаются, учатся. Я сам четвертый десяток лет учусь...
Кашин, вероятно, мог бы рассказывать ночь напролет, но он сам прерывал
воспоминания и, выпив свою норму - пять стаканов чаю, - говорил Грибову:
- Пойдем, потолкуем о пепле. Ночью мне не спалось, я и составил план...
Со временем у нас образуются огромные отвалы. Но ведь пепел теплый. Мы его
уложим на снег, а снег растает, ручьи побегут вниз и пепел понесут. Верно?
А у подножия запланируем поля, и пепел на них пойдет как удобрение. Кроме
того, можно наладить производство пемзобетона. Это очень ценный материал,
для холодных мест незаменимый.
- Интересно у вас получается, - сказал Грибов однажды. - Можно
подумать, что вы уже строили когда-нибудь электростанцию на вулкане.
- У Маркса написано, - серьезно сказал инженер: - "Прежде чем построить
дом, каждый архитектор строит его в своем уме". Я вижу будущую
вулканическую станцию, знаю, где будет стоять бетонный завод, какие
понадобятся бригады, куда посылать их в первую очередь. Дайте мне проект и
приказ, я завтра начну работы.
И добавил немного погодя:
- Очень мне хочется выстроить эту станцию... не только в уме.
- А как вы думаете, придется?
- Я думаю, придется. Этакая махина работает без пользы, швыряется зря
камнями, лаву плавит. Нельзя терпеть такую бесхозяйственность. Если бы к
Москве поближе, давно бы взяли в оборот наш вулкан.
Пришло лето. Весенние ручьи омыли сопки, вынесли в океан остатки
грязного снега, смешанного с пеплом. Зеленью оделись леса и луга. В густой
молодой траве затерялось вечнозеленое пятно возле горячего источника.
Давно растаял лед на реке и уплыла вниз по течению льдина, чуть не
погубившая Грибова. Через реку теперь приходилось перебираться на лодке.
На лодках люди уезжали со станции, на лодках приезжали.
Однажды в речную гальку уткнулся серый нос некрашеного дощаника, и на
берег вышла молодая женщина в меховой шубке, пожалуй не по сезону теплой и
слишком нарядной для путешествия на лодке. Волоча тяжелый чемодан, женщина
поднялась на откос и спросила:
- Где мне найти товарища Грибова?
- Грибов уехал вчера в Москву. Совсем уехал. Вы с ним разминулись, -
сдержанно ответила Тася, полоскавшая белье в реке. И добавила
подозрительно: - А вы родня ему?
- Нет, меня прислали сюда на работу, - сказала незнакомка.
- В таком случае, я сейчас провожу вас. У нас новый начальник -
Катерина Васильевна Спицына.
Приезжая пошла за Тасей, озираясь с некоторой опаской. Но ничего
страшного она не видела. Бревенчатый дом, похожий на подмосковную дачу,
небольшой цветничок, дорожки, грубая скамейка, сараи. В комнате, куда
провели новую сотрудницу, было чисто: пол выскоблен, койки застелены,
наволочки сверкали, как снежные вершины сопки. Тася распахнула окно. Сразу
за домом начинался лес, и оттуда доносился густой запах смолы.
- Но здесь прелестно! - воскликнула молодая женщина.
- Раньше в этой комнате жили мужчины, - сказала Тася, - но в этом году
их меньше.
Приезжая вздрогнула.
- И Шатров тоже?
- А откуда вы знаете его? - спросила Тася насторожившись.
- Мы учились вместе... в институте. Меня зовут Кравченко, Елена
Андреевна. Шатров не говорил вам обо мне?
- Нет! - отрезала Тася, враждебно глядя на расстроенное лицо Елены.
Нет, Тася ни за что не отдаст приезжей последние стихи Виктора! Эта
красивая москвичка не заслужила стихотворного привета. Такая безжалостная!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг