- Да, да, я знаю! - кричит Елена срывающимся голосом, - вещи надо
беречь! Ты говорил это мне тысячу раз! Все надо беречь: обивку, мебель,
глаза и цвет лица... Я для тебя тоже вещь, ты привел меня сюда, чтобы
хорошо одевать и показывать гостям. Но эта глупая вещь портит другие вещи.
Она не хочет быть украшением, у нее есть душа. А душа - это не фарфор и не
обои, и тебе до нее дела нет!
Тартаков собирает бумаги и уходит в другую комнату. Он ценит
спокойствие, не хочет тратить силы на семейную сцену.
- У тебя плохое настроение. Выпей валерьянки, - говорит он и плотно
затворяет за собой дверь.
Оставшись одна, Елена снова начинает плакать.
- Только он, только Витя любил меня по-настоящему! - шепчет она, и ее
себялюбивые слезы капают на вышитую подушку.
В двух километрах от квартиры Тартакова в полукруглом доме у Калужской
заставы расхаживает по своей комнате профессор Дмитриевский. Напрасно
надрывается будильник, расписание сегодня нарушено. Целый день профессор
думает о Викторе. Ему тяжело, грустно, его томят сомнения - не он ли
виноват, генерал геологической науки, пославший молодого солдата навстречу
смерти. Может быть, он сам должен был бросить работу на год, изучить
подземный рентген и поехать на Камчатку. Теперь поздно думать об этом,
дело сделано, Виктора не воскресишь. Написать в Ташкент, чтобы оттуда
послали работника на смену Виктору? Но нет, второй раз профессор не
возьмет на себя такую ответственность. Самому поехать? Но его не отпустят
в середине учебного года. И все равно, прежде чем он освоит новое дело,
прежде чем он доберется до Камчатки, извержение придет к концу.
И он ходит из угла в угол, заложив руки за спину, думая все о том же.
Наступает вечер, в комнате постепенно темнеет, но Дмитриевский забывает
зажечь свет.
- Что же делать? - спрашивает он себя.
Но вот, повернувшись на каблуках, профессор подходит к телефону,
набирает номер...
- Телеграф? Запишите телеграмму. Срочную:
"Камчатская область. Село Гореловское. Начальнику вулканологической
станции.
Прошу тщательно собрать все материалы, связанные с работой Виктора
Шатрова, и переслать в Московский университет на имя декана Дмитриевского.
Прошу также, не откладывая, сообщить биографические сведения для большой
статьи в "Университетском вестнике" о Шатрове и значении его исследований
для советской вулканологии".
Тася получила эту телеграмму вечером после работы и не поленилась
вернуться на станцию, хотя до нее было шесть километров. Но Грибова не
было дома. Он измерял толщину пепла на ближайших холмах. Спицына увидела
надпись "срочная" и решила вскрыть телеграмму.
- Конечно, нужно собрать все бумаги, даже черновики расчетов, - сказал
Петр Иванович. - Об этом мы Тасеньку попросим. А восковую модель запакуем
и отвезем в Москву. Она должна стоять в Политехническом музее. Это хорошо,
что там интересуются. Значит, работа не останется без внимания, каждую
букву проверят.
- По-настоящему, не проверять, а продолжать надо! - сказал Ковалев. -
Аппараты у нас есть, как они ставятся, я знаю, видел тысячу раз, помогал,
сам ставил. Пожалуй, аппарат я настрою. Но что и как снимать, не знаю.
Какие-то расчеты были у Виктора. А расшифровка - совсем темное дело.
- Он смотрел на пятнышки и сразу диктовал, - вставила Тася. - Этому
надо учиться в институте. Может быть, вы могли бы разобраться все вместе?
Но Спицына не поддержала ее:
- Трудно сейчас разбираться, самое горячее время. Да и Грибов не даст.
У него свой план наблюдений.
- А мы не позволим ему ставить палки в колеса! Он все время мешал
Шатрову, теперь радуется небось! - запальчиво сказал летчик и быстро
обернулся.
Дверь отворилась, в столовую вошел Грибов.
- О чем речь? - спросил он отрывисто. - Телеграмма? Покажите!
Грибову совсем не нужно было измерять пепел - он уходил, чтобы подумать
наедине. В жизни его произошла катастрофа. Именно катастрофа - не ошибка,
не оплошность, а глубокое поражение. Грибов лежал на обеих лопатках и
сознавал это. Погибший Виктор победил его. Был ли Виктор умнее? Нет.
Способнее? Нет. Больше работал? Нет, нет, нет! Не Шатров победил Грибова,
а метод Шатрова победил. Искусный ямщик отстал от самолета.
Жгучий стыд терзал Грибова. Как получилось, что он не оценил Виктора,
он, гордившийся своей проницательностью! Тысячу двести научных работ
взялся он взвесить и просмотрел самую главную, ту, что делалась у него под
носом. Не только просмотрел - ведь он мешал Шатрову, третировал его,
одергивал, высмеивал. Люди скажут: "В трудной борьбе с Грибовым Шатров
сделал свое открытие". Но потом же он поздравил Виктора. Да, поздравил
задним числом, когда только слепой упрямился бы. Эх, если бы Виктор был
жив, Грибов сумел бы исправить положение! Он бы сделал работу Виктора
главной, помогал бы ему ежечасно. Ведь тот был неопытным ученым, знал
теорию недостаточно глубоко. Но исправлять положение поздно. Виктор ушел.
Сколько он совершил бы еще открытий после такого удачного начала...
А что делать теперь Грибову? Бросить свою теорию, сжечь записи и
расчеты, идти за Виктором? Нет, в его работе есть своя ценность.
Круговорот тепла в природе надо понять и описать математически. Но для
предсказания извержения это уже не имеет значения.
Грибов честно старался найти новый, правильный путь, а в голове его еще
всплывали какие-то уточнения, убедительные примеры, доводы, выводы,
относящиеся к прежней работе. Мысленно он начинал отстаивать свою правоту.
И вдруг вспоминал: не нужно, поздно, извержение уже предсказано.
Часа два Грибов бродил по черным от пепла сугробам, под конец замерз и
решил идти домой. Он вернулся на станцию и в сенях услышал нелестное
высказывание о себе.
"Неприятный тип этот Ковалев, - подумал Грибов. - Давно надо было
поставить его на место. Предлагает то, что я хочу предложить, и меня же
хулит..."
Но эти мысли тотчас же подавила привычная педагогическая: как должен
держать себя начальник - обрезать или не заметить? Пожалуй, лучше не
заметить.
Он трижды медленно перечел телеграмму, обдумывая, как распределить
работу.
- Материалы мы отошлем, - сказал он наконец. - Тася упакует бумаги,
Ковалев отвезет их в Петропавловск. Но статью о Шатрове я предлагаю
написать здесь. Я знаю профессора Дмитриевского. Дмитрий Васильевич
добросовестный человек, но очень занятой. Начатая статья может пролежать в
столе у него полгода. Мы сделаем быстрее. Статью я беру на себя. Кроме
того, пока не прислали заместителя Шатрову, нужно кому-то изучить аппараты
и продолжать его работу. Это я тоже беру на себя, поскольку у всех других
определенные обязанности.
- А может быть, лучше мне взяться за это? Я технику знаю и видел, как
Виктор работал, - возразил Ковалев.
- На аппаратах могут самостоятельно работать только геологи! - бросил
Грибов с раздражением. - Что ты будешь снимать? Все равно тебе нужна
нянька.
- Ну, тогда установим сроки, когда мы обсудим статью, - не унимался
Ковалев.
В его прищуренных глазах Грибов увидел глубокое недоверие.
- Допустим, на аппараты десять дней, на статью еще десять, - сказал
Грибов, не повышая голоса, и вышел в лабораторию.
- Десять дней - невелик срок. Посмотрим, как он возьмется за дело, -
сказал летчик за его спиной.
В тот же вечер, разбирая вместе с Тасей папки Виктора, Грибов
неожиданно спросил:
- Скажите, Тася, довольны мной товарищи?
Тася смутилась. Кажется, это был первый вопрос Грибова, не относящийся
к математике. Отвечать честно или щадить Александра Григорьевича?
- С вами трудно, - тихо сказала она. - Вы... отделяете себя. Про вас
говорят: "Его прислали сюда служить, а он держится, как будто станцию
подарили ему".
- Кто говорит? Ковалев?
Тася почувствовала, что перед ней приоткрылась дверка в сердце Грибова.
Можно было сказать "да", ругнуть Ковалева и вступить в союз с Грибовым,
польстив его самолюбию. Но нет, Тася не хочет дружбы, основанной на
слабостях. Она не унизит Грибова, потакая ему.
- Все так думают, - сказала она громко. - И я тоже, если хотите знать!
- Она высоко подняла голову, но не видела ничего, слезы туманили ей глаза.
- Хорошо, - отозвался Грибов сухо. - Можете идти. Мы закончим завтра.
Грибов лежал на спине. Глаза его были широко раскрыты. Он глядел на
синий прямоугольник окна. Начинался рассвет. Из тьмы проступили пазы
бревенчатых стен, тумбочка, спинка кровати. За перегородкой ворочался и
скрежетал зубами во сне Ковалев. Прежде в соседней комнате спал и
Виктор... О нем, ушедшем, и раздумывал Грибов сейчас.
Виктор победил дважды - как специалист и как человек. Виктора
все-любили, а его, оказывается, считают зазнайкой. Как сказала Тася:
"Держится, как будто ему подарили эту станцию"... Несправедливые, слепые
люди! Его считают эгоистом, а для него выше всего работа. Почему они не
заметили? Потому что он не хвастался, не говорил красивых слов? Впрочем,
слова никого не убедят. Доказывать нужно делом. А как? Он выполнит
обещание, через двадцать дней напишет статью, через десять выйдет в поле с
аппаратом. За десять дней изучить подземную съемку - задача не из легких.
Так зачем он теряет время? Скоро утро. Сегодня ему уже не заснуть...
По ночам движок не работал - электричества на станции не было. Грибов
зажег жужжащий фонарь, поставил на стол аппараты - большой с экраном и
один из маленьких, - вынул из-под крышки инструкции, разложил найденные
вечером конспекты Виктора.
- Романтика кончилась! Начинается технология, - сказал он вслух, беря в
руки отвертку.
Он не понимал, что дорогая ему романтика смелой мысли нужна ученому
всегда при обдумывании фактов. И безразлично, как добыты факты: увидены
глазами или записаны прибором.
Вздохнув, Грибов начал отвинчивать первый винт. С непривычки отвертка
соскакивала, винты выскальзывали из пальцев. Перед ним открылся хаос
переплетенных проводов - желтых, красных, белых, коричневых, - множество
радиоламп, прозрачных, посеребренных, матовых, какие-то пластинки,
металлические кубы. Стало страшновато. Как разобраться? Справится ли он?
Грибов уже не верил в себя так, как неделю назад.
Однако разобраться было нужно. "Попробуем по инструкции", - сказал он
себе и начал читать с первой страницы:
"Общие сведения об аппарате ПР-57.
Аппарат ПР-57 предназначен для просвечивания земных недр, подземной и
подводной геологической съемки, для поисков полезных ископаемых - твердых,
жидких и газообразных, для определения состава, структуры и физического
состояния горных пород, находящихся в глубинах.
Аппарат ПР-57 состоит из следующих основных частей: а) блока питания,
б) генератора лучей, в) излучателя с магнитной линзой, г) приемника с
усилителем, д) канала фотозаписи, е) канала изображения..."
"Где же здесь эти каналы и блоки?" - спросил себя Грибов, глядя на
путаницу ламп и проводов.
Развернув приложенную к инструкции схему и с трудом припоминая
давнишние занятия в кружке радиолюбителей, он начал сличать выключатели,
лампы, сопротивления и емкости на схеме и в аппарате.
Постепенно дело пошло на лад. Устройство аппарата уже не казалось таким
таинственным. Грибов отыскивал лампы все быстрее, с удовольствием
постукивал по ним отверткой, говоря про себя:
"Это лампа 6ХС! Точно! Входит в канал изображения. Здесь я присоединяю
его, здесь настраиваю частоту, здесь изменяю направление. Возьмем угол,
для примера двенадцать градусов... установили, включаем...
И вдруг голубая искра озарила аппарат. Что-то зашипело, задымилось.
Запахло горелой резиной. Красноватые огоньки ламп медленно померкли.
Грибов покраснел и закусил губу. Кто знает, что там случилось, в темном
лесу емкостей и сопротивлений?
Он пощелкал выключателем, лампы не загорались. Вывинтил предохранители,
глянул на свет... но нет, проволочки были целы. Дело обстояло сложнее...
Может быть, все разобрать и снова собрать? Но что это даст? Грибов в
растерянности глядел на мертвый аппарат.
- Омметр возьми!
Грибов вздрогнул и обернулся. В дверях стоял Ковалев. Надо же было ему
явиться как раз теперь!
- Почему не спишь? - спросил начальник станции с неудовольствием.
- Я говорю, сопротивление надо измерить, - повторил Ковалев. Подойдя к
столу, он вынул из чемоданчика для инструментов прибор с подвижной
стрелкой, похожий на пенал. - Вот, смотри, как это проверяется.
Он оттеснил Грибова и начал прикасаться проволочками прибора к
различным зажимам. Чувствительная стрелка колыхалась, отмечая
неповрежденные места. Но вот найдена точка, где цепь порвана. Стрелка
лежит неподвижно.
- Ну, вот и все. Пустяки, сгорело сопротивление. - Ковалев показал
маленький цилиндрик, выкрашенный зеленой краской. - После завтрака пойдем
в ангар, у меня там паяльная лампа. Наладим быстренько.
- Я не знал, что ты так разбираешься, - с трудом сказал Грибов.
- У меня на вертолете электрика посложнее. Приходится разбираться.
- Дай теперь я сам проверю.
Грибов ожидал попреков - вот, мол, взялся не за свое дело, портишь,
ломаешь, тебе же говорили... Но: летчик не воспользовался его промахом.
- Конечно, проверяй сам, - сказал он. - Технику изучают руками. Тут
одной головой не обойдешься. Мало запомнить - нужно покрутить, сломать и
исправить. Только не трогай ничего под током. Высокое напряжение - не
игрушка. Ударит - не обрадуешься.
На восьмой день, несколько ранее назначенного срока, Грибов вылетел на
вулкан с аппаратом.
Вокруг Горелой сопки на десятки километров все почернело. Скрытый под
теплым пеплом снег таял, и по склонам бежали ручейки. Ели в лесу стояли
серые, словно после пожара, ветви их ломались под тяжестью пепла. После
взрыва, во время которого погиб Виктор, три боковых кратера слились в
один. На боку горы образовалась как бы рваная рана. Из нее непрерывно шла
густая, вязкая лава. Сползая по склонам, она постепенно застывала,
превращаясь из густого теста в поток горячих, грохочущих камней. А по
ночам над кратером виднелось бледное зарево, очень похожее на ночное
зарево большого города.
Ковалев посадил вертолет в том же овраге и вынес аппарат на тот же
склон, где его устанавливал последний раз Виктор. Летчик ревниво следил за
Грибовым, то и дело поправлял его:
- А Виктор точнее подгонял уровни... Виктор глубже забивал костыли...
Грибов усмехался про себя: "Вот до чего дошел - подражаю Шатрову...
Ничего не поделаешь. Записался в ученики, слушай наставления!"
Он решил начать со съемки пустот - самой простой для подземного
рентгена. Когда экран начал светиться, он направил лучи на вершину горы. К
его удовольствию, на экране появился закругленный конус, повторяющий
знакомые очертания. Только здесь небо получалось черным, а гора -
серебристо-зеленой. Прерывистая черная линия вела от вершины внутрь горы.
Это было жерло, оставшееся от прежних извержений.
- Мы проследим его вглубь, до пещеры, - сказал Грибов, направляя лучи
все ниже и ниже.
Однако вскоре канал потерялся. Напрасно Грибов крутил ручки аппарата,
направляя лучи во все стороны. Не было никакой центральной пещеры, о
которой так много и подробно говорил Виктор.
Неужели Виктор ошибался? Нет, скорее ошибается Грибов - ведь он такой
неопытный съемщик. Однако газы и пустоту он сумел найти. Настройка в
порядке, отчетливо видна черная ниточка жерла. Почему же она обрывается?
"Скорее всего, лава маскирует канал! - догадался Грибов. - Очевидно,
она заполнила всю пещеру, поднялась по каналу, но до вершины не дошла,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг