на шестой этаж! От звезды к звезде я перемещался в зафоне проворнее. Рыжая
дверь с потускневшей латунной планочкой. Моя фамилия! Не снята! Звоню!
Переминаюсь от нетерпения! Ох, знакомая походка. "Кто там?" Отвечаю: "Свои".
Жена открывает, круглолицая, круглоглазая, милая такая! Ахи, охи, вздохи,
слезы, упреки: "Где был, почему не писал, разве можно так?" И тут же
волнение: "В доме шаром покати. Я сейчас в магазин, одна секундочка". Как
будто самое главное на свете: Немедленно накормить до отвала.
Это вариант оптимистический, оптимальный. Сладкие мечты! Есть и другой
вариант: грустный. Те же колонны-лотосы, те же мороженщицы в халатах,
чугунная решетка, мамы с колясочками. "Дети, не допускайте порчи..." Журчит
лифт, перевожу - дух. Звонок... За дверью шаги, непривычные, тяжеловесные.
Открывает незнакомец. Пожалуй, он напоминает меня немного. Комплекция,
проседь, горбатый нос, лоб покатый. У моей жены стойкий вкус. - Вам кого?
Называю жену по имени-отчеству, - Тебя тут спрашивают, Леля. Круглолицая,
круглоглазая. Но ни ахов, ни охов. На лице испуг. Недоумение. И поджатые
губы. Овладела собой. - Зайди, поговорим. Сажусь как гость у собственного
стола. Локоть кладу на плексиглас. Отодвигаю какие-то книги о контрапункте и
полифонии. Сроду не разбирался в музыке.
- Поговорим спокойно, - говорит она - Ты сам виноват. Я не спрашиваю, где
ты был и с кем, это меня не касается. Но Он, - кивок на горбоносого, -
хороший человек и хорошо относится к мальчику. Костя привык считать его
вторым отцом. Незачем вносить сумятицу, склеивать разбитое, заново
травмировать ребенка. Лучше тебе не приходить сюда. Останемся друзьями.
- Ты бы к столу пригласила человека, - говорит Он со снисходительным
добродушием победителя.
Кирпичиной бы его. Не трахну. Интеллигентное воспитание
И выхожу, скрипя зубами, на лестничную клетку, где дети не допускают
порчи.
Если день в космосе был удачен, побеждает радужный вариант. Если я устал
или нездоров, преобладает меланхолический. Но в тот вечер после разговора с
Граве я больше думал о расписании экскурсий. Итак: Галаядро, атом,
подпространство, надпространство.
А поутру, разлепив глаза, опять увидел Граве.
- Вставай скорей, Человек. С тобой хочет говорить председатель Диспута.
Пока Граве ведет меня по никелированным коридорам, лихорадочно собираю
мысли. Такой редкий случай, а вопросник не заготовил. Ладно, положусь на
вдохновение.
Перед дверью нацепил анапод. Интервью надо вести на равных, разговор
человека с человеком. Не отвлекаться на рассматривание. Уходя, сниму анапод,
погляжу, каков есть этот звездный Дятел.
И чуть не брякнул: "Здравствуйте, Артемий Семенович"!
Очень уж похож был (в анаподе). Как вылитый мой учитель. Видимо,
совершенно одинаковые характеры. Потом уж я заметил ванну вместо письменного
стола. Водным был тот космический Дятел.
- Как вам понравилось у нас? - спросил он.
Я ответил в том смысле, что мои сложные впечатления не укладываются в
схему "нравится - не нравится".
- Ну и каков итог? Хотели бы вы жить в нашем сообществе? Не вы лично, а
ваша планета? - И, склонив голову, посмотрел на меня хитровато сбоку. Я
понял, что задан самый главный вопрос.
- Я не уполномочен отвечать за всю планету, - сказал я. - Здесь я как бы
корреспондент. Мое дело набрать впечатления и изложить факты земным
читателям.
- И когда вы собираетесь отбыть на Землю? Я сказал, что считаю себя
студентом-первокурсником. И предложил программу учетверения.
- Едва ли это целесообразно, - сказал Дятел. - В Шаре миллионы жилых
планет. Ни четыре человека, ни четыре тысячи не изучат их досконально. К
тому же у копий одинаковая эрудиция, неизбежен однобокий подход. Для
всестороннего изучения Шара нужны специалисты с разным образованием. Вас,
литератора, пригласили для общего впечатления. И по-моему, оно уже
сложилось. - Помолчал и добавил жестко: - Назначайте дату отбытия.
- Как, уже?
- Ему вовсе не хочется домой, - опять вылез Гилик. - Он предпочитает
тосковать на дистанции.
Я оторопел. Очень уж неожиданно получилось. Составлял экскурсионную
программу, настраивался на долгие годы странствий... А впрочем, домой так
домой. Пусть станут явью бумажные газеты, мороженщицы в ватниках и
троллейбусы, не умеющие перепрыгивать. Пусть зазвенит восторженный вопль
сына:
- Папа, а что ты мне привез такого? Мне уже не терпится. Я даже рвусь
домой. Настраиваюсь на сборы. Что бы захватить, чего не забыть?
- Я готов хоть сейчас. Прошу приготовить мне "Свод знаний".
Я давно присмотрел этот "Свод" - нечто среднее между энциклопедией и
комплектом вузовских учебников, - портативные микрокнижечки, сто один том
убористым шрифтом. Все там систематизировано: основные знания звездожителей,
открытия, факты, схемы машин. Так у меня и было задумано: после первых
восторгов встречи сяду я за стол, тот самый с плексигласом, водружу машинку
- орудие производства и, заправив первую страничку, начну переводить строка
за строкой.
Впрочем, первые строчки я знаю наизусть: "Том посвящен общему обзору
мира. Сначала перечисляется все существующее. Факты. Факты добыты чувствами,
а также чувствительными приборами. Оценены разумом, а также вычислительными
машинами.
Выводы разума излагаются словами, а также графиками, формулами и другими
системами знаков.
Следует учитывать возможные ошибки чувств, разума и слова..."
И сразу напрашивается (я бы статью написал об этом) сравнение с Библией.
Там "В начале было слово", здесь слово на четвертом месте. Закономерное
различие между религией и звездным материализмом.
Впрочем, возможно, практичнее начать со второго тома. Он называется
"Бескачественные количества", проще сказать "Математика". Пожалуй, есть даже
смысл пропустить первые разделы, излагающие арифметику, среднюю и высшую
математику, науки, известные на Земле. Приступлю сразу к разделу второму.
Там уже каждая формула будет откровением. С утра переведу абзац, и сразу в
Академию наук, в Институт математики. Там соберутся знатоки, прочтут вслух,
начнут толковать, кто как понимает...
Блаженная перспектива!
Дятел переложил голову с правого плеча на левое, поглядел на меня правым
глазом.
- Вы считаете это целесообразным? - спросил он. - Хотите давать решебник
вместо учебника? У вас это практикуется в школах?
И Граве предал меня тут же:
- Вспомни, Человек, как ты сдавал астродипломатию. Ты же сам говорил: "Я
ошибся, дал им слишком много хлеба, отучил доставать и догадываться, думать
отучил". В "Своде знаний" решения всех земных задач на тысячу лет вперед.
- Нет, мы не дадим вам "Свода знаний", - резюмировал Дятел.
Сговорились они, что ли? Может, и сговорились. - Тогда дайте хотя бы...
(Что бы попросить существенного?) Дайте мне с собой УММПП, "Если-машину",
как ее называли на курсах. Мы на Земле будем рассуждать самостоятельно, а
выводы проверять на "Если-машине", как студенты-астродипломаты.
Вот это я правильно придумал. "Если-машина" - вещь полезная, может быть,
самая полезная из всех, что я видел на Шаре. Великолепный способ наглядного
предостережения в делах вселенских и домашних. Скажем, сидим мы за ужином в
доме, сын нудит, как обычно: "Папа, почему у нас нет "Волги", папа, запишись
на "Волгу". А я включаю УММПП, надеваю ему зажимы на лоб: "Что ты видишь,
Костя?"
- Я вижу, папа, ты весь забинтованный, лежишь в больнице. Доктор говорит,
что у тебя замедленная реакция. Что такое замедленная реакция, папа?
- И ты еще хочешь записываться на "Волгу", Костя?
Или, скажем, в газете дискуссия о выращивании человека из мышечной
клетки. Одни считают это величайшим достижением, другие ворчат:
"Антигуманно, неэстетично!" Обращаются ко мне. Я включаю УММПП...
Приятная роль у обладателя "Если-машины" - консультант по любым вопросам.
- Он хочет быть пророком в своем отечестве, - язвит Гилик. А Дятел
(вредный этот космический Дятел, совсем непохож на моего ироничного, но
доброжелательного учителя) тянет свое: - Вы полагаете, что это
целесообразно? - Но мне же не поверят! - кричу я. - Мне просто не поверят,
если я явлюсь с пустыми руками. - А зачем нужно, чтобы вам верили? Опять
вступает Граве: - Еще раз вспомни, Человек, свой экзамен по астродишюматии.
Ты сам говорил: "Этим огнеупорным рано вступать в Содружество Звезд; они еще
не научились рассуждать, доверяются чужому разуму, ищут пророков и слепо
следуют за ними". Мы не собирались превращать тебя в пророка, нам,
звездожителям, нужны товарищи, а не приверженцы. Нарочно пригласили в Шар не
политика, не ученого, а литератора - глаза и язык планеты, профессионального
рассказчика. И нарочно приглашали фантаста, чтобы раз навсегда снять вопрос
"было или не было?". Пусть твои читатели не доверяют тебе, пусть считают все
выдумкой, пусть даже не обсуждают: было или не было? Нравится или не
нравится? - вот что важно. Рвутся ли они в такое будущее? Согласны ли заботы
наши делить, не только открытия, но и заботы? Хочется ли им ломать голову
над переустройством природы, проектировать солнца, планеты, климаты, океаны,
сочинять сто тысяч географий ежегодно, или же они довольны
одной-единственной географией, склонны лелеять каждый островок, каждую
протоку, закат на Финском заливе, Невку Большую, Невку Малую, рощицы, пруды,
болота, кочки? Переделывать или беречь? Или и беречь и переделывать? Пусть
обсудят, поспорят. Споры возбудить - вот твоя задача. - А ему так хотелось
быть пророком, - подковыривает Гилик. Я подумал, что сувенирчики
какие-нибудь я все равно прихвачу. Гилика хорошо бы "забыть" в кармане в
наказание за его ехидство.
Но Дятел как бы услышал мои мысли. Вероятно, в самом деле слышал.
Сапиенсы это умеют.
- Мы попросим помочь нам выдержать принцип. Вам придется надеть земную
одежду, тщательно проверить карманы. Впрочем, при перемещении в зафон все
лишнее устранится автоматически.
- Может быть, вы и память сотрете? - зло сказал я.
- Наоборот, зафиксируем насколько возможно. Вот записи придется оставить
тут. Кроме тех, что в земном блокноте. Записи перечитай, запомни как
следует...
- А что мне записи? - обозлился я. - Меня позвали сюда, чтобы вынести
впечатление. Впечатление сложилось: черствый вы народ, господа звездожители.
Пригласили в гости, теперь гоните. Ну и пожалуйста. Часу не хочу быть у вас.
Отправляйте немедленно.
- Немедленно? Ты говоришь обдуманно? - Обдуманно. Нечего мне делать у
таких хозяев. Отправляйте. И тут оказалось, что и они готовы к отправке. В
моей комнате меня уже ждет земная одежда: костюм с голубой ниткой и драповое
пальто, еще сохранившее в себе ленинградскую сырость. Переодевшись, я
демонстративно вывернул карманы. Душу отводил. Все равно операторы исключили
бы при перезаписи любой сувенир, даже если бы я проглотил его.
Знакомые, сто раз исхоженные коридоры ведут меня к межзвездному перрону.
Направо, налево, еще раз налево и опять направо. Вот и платформа с рядами
раздвижных дверей, похожая на переговорную Телефона - Телеграфа. Из той
синей двери я столько раз отправлялся на Оо, из той крайней - на Эароп к
восьминулевым...
- Прощай, Человек, - говорит Граве. - Привык я к тебе, скучать буду. И
волноваться. Как ты там уцелеешь на своей Земле без страховочной записи?
Прощай! А может, и встретимся. Ведь я куратор твоей спиральной ветви. Может,
и окажусь на Земле.
- Будь последовательнее, Человек, - важно говорит и Гилик, протягивая
по-земному лапку.
Двери кабины сдвигаются, и исчезают за ними навеки пятнистый скелет и
металлический чертенок на его плече, хвостиком обхвативший свою талию.
Зажигается табло с надписью: "Набирайте на диске место назначения. Не
ошибайтесь в буквах".
Набрал. Остается нажать клавишу. Вздохнул тяжело. Нажал. Знакомое
испытание. В кромешной тьме нечто хватает тебя за руки и ноги, начинает
выкручивать. Суставы выворачивает, шею выламывает, глаза выдавливает.
Терплю, столько раз терпел, в последний раз терплю. Вот уже назад крутит.
Еще немножечко!
И обалдевший, потерявший дыхание от боли, с вытаращенными глазами...
Сижу на мокром камне в пустынном осеннем парке. Сумерки. Ветер несет
облака, разорванные на клочья, горстями сыплет брызги в лицо. Уныло гудят,
качаясь, голые стволы осин. Почерневшие листья плавают в пруду. Затоптана в
грязь мокрая мочалка сгнившей травы. Осень. Ленинград.
Словно и не было приглашения в зенит. Было ли?
Путешествие завершилось, и книга моя закончена, в сущности. Но очень мне
хочется описать во всех деталях возвращение, описывая, пережить все
треволнения первых часов на Земле.
Сначала ведущим чувством было умиление. Все вызывало умиление:
пронзительная свежесть сырого воздуха, запах почвы, бурые пальцы корней,
чистота осиновой коры, умытой дождем. Я вел себя несолидно. По-есенински
обнимал встречные березки и, кажется, прыгал на одной ноге, приговаривая:
"Зем-ля, зем-ля, земля!" И умилился облаявшей меня дворняге - настоящему
земному псу, сварливому, со свалявшейся в космы мокрой шерстью.
Неизменности я радовался больше всего. Дым Отечества сладок, если он
пахнет, как в детстве. Странника огорчают перемены, он хочет, чтобы жизнь
поджидала его. Пусть на прежнем месте будет прошлое.
Умилительное вчера! Те же серые от дождя заборы вдоль заколоченных дачек.
Те же голенастые краны во втором ряду за дачками. Такие же струи в колеях и
кюветах, и так же дождь шелестит, и так же скрежещет трамвай. На кольце,
кажется, та же кондукторша в пустом прицепе с сумкой и ремнями
крест-накрест, как у санитарки - боевой подруги. Прекрасный подлинный земной
человек! Надень анапод, сними анапод, все едино - останется человеком.
Расцеловать бы ее, первого встреченного человека, да боюсь, не оценит
порыва, расшумится, милицию вызовет. Не хочется тратить время на протокол о
причинах целования кондуктора при исполнении служебных обязанностей.
- А деньги будем платить, гражданин?
- Ах да, деньги! Я и забыл, что на Земле полагается платить деньги. Да
есть ли у меня? - Лезу в карман, нащупал кошелек. Прекрасно! Мелочь есть и
еще четыре трешки. Откуда же столько? Помнится, я почти все деньги оставил в
гостинице на билет. Может быть, сапиенсы наделали мне атомных копий? Это
хорошо бы - атомные копии - доказательство, все точечки одинаковы, все
ворсинки и потертости сходны. Нет, не копии! Даже номера различны. Видимо,
Граве привез деньги, сунул мне на дорогу в кошелек. Ну что ж, спасибо за
заботу, дружище. Могу ехать прямо на вокзал.
Вокзальная сутолока. Журчат тележки носильщиков, бегут женщины с узлами,
волокут детишек. И я бегу, поддаваясь темпу, хотя времени предостаточно.
Душная полутьма купе, номер четный, верхняя полка, что может быть лучше?
Поднял, как полагается, не разучился, расстелил наматрасник, подоткнул
суровую вагонную простыню, лег, потянулся, лопатки расправил. И вспомнилось,
как мечтал об этом мгновении давным-давно, когда брел под дождем в пустынный
парк за непонятно-подозрительным Граве. Долог оказался путь от того парка до
вокзала через созвездие Геркулеса.
Пожалуй, это были лучшие минуты того дня. Я ощущал себя победителем...
Ждал, добивался и достиг! Странствовал и вернулся! Видел невиданное!
Молодец! Такое еще никому из людей не довелось пережить. Соседи даже не
подозревают, что рядом с ними галактический посланник. На боковой полке мать
ребенка укладывает, расправляет одеяльце. У столика убивают время картами.
Слышится: "без червей", "без мальчиков", "без дам..."
А что, если свесить голову и брякнуть: "А я, товарищи, из космоса
сегодня!"
Не поверят. Знают, что прибывают из космоса не на верхней полке в жестком
плацкартном.
Спал я беспокойно. Проснулся в два часа ночи, еще раз в три, в половине
четвертого и больше не засыпал. Умиление прошло, испарилось горделивое
торжество, все вытеснило волнение. Как-то меня встретят, по варианту
радостному или ледяному? Родные откроют дверь или этот заместитель,
напоминающий меня? Не ждут того, кто не просил ждать. И сколько ждать?
Вчера, покупая билет, я узнал число - 11 ноября. Но какого года? Спешил на
поезд, газеты не рассматривал, у соседей спросить постеснялся. Сколько я
прожил в Шаре: год, два или три?
И волнение съедает встречу с Москвой, все пленительные детали, которые
столько раз смаковал мысленно. Все на месте - и канал у Химок, и
Останкинская игла, вонзившаяся в тучи, подземные переходы, пахнущие сырой
штукатуркой, кабель, прыгающий на стене тоннеля. Все есть, и ничто не
радует. Воспринимается как километровые столбы, как стрелки на часах. От
башни двадцать пять минут до дому, от вокзала - пятнадцать, от
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг