Беглец, успевший дойти только до края сцены, сразу застыл на месте.
- Что ж вы, Николай Петрович, испугались. Долгие годы страдаете
сердечной недостаточностью, а тут испугались моей минутной недостаточной
сердечности. Ну да ладно. Я заставлю вас две-три минуты поплясать гопак -
и вы навсегда забудете, что такое сердечная боль! Слышите, навсегда!
Виталик! - обратился он к "протестанту", который сосредоточенно
импровизировал за роялем. - Отвлекись, пожалуйста, на пару минут и сыграй
для Николая Петровича гопак. Итак, исцелительный гопак для Николая
Петровича!
Николай Петрович начал танцевать не сразу. Вначале под музыку двигались
только его руки, потом постепенно начали подключаться плечи и туловище.
Как только он несколько раз притопнул каблуками, Вася воскликнул:
- Да вы уже не Николай Петрович, вы Николаша! Вам двадцать лет, а в
зале сидит ваша невеста Нюра и смотрит на ваш танец! Побольше огня!
Услышав эти слова, танцор будто родился заново. Он затанцевал настолько
легко и профессионально, что сразу покорил весь зрительный зал. Даже
Кукушкин долго не мог прийти в себя от сознания того, что обладает такой
могучей внушающей силой.
Николай Петрович танцевал более пяти минут. Неизвестно, сколько бы еще
продолжался этот художественный номер, если бы Вася его не остановил.
- Достаточно! - Он подошел к нему и показал, как нужно снять с себя
перенапряжение. - А сейчас три раза глубоко-глубоко вдохните и выдохните.
Повторяйте за мной!
Николай Петрович повторил за ним расслабляющие упражнения и, тяжело
дыша, рассмеялся.
- Ну как, не болит сердце? - спросил его Вася.
- Ни капельки! Мне даже кажется, что я его совершенно не чувствую.
Понимаете, у меня такое впечатление, будто его у меня вообще нет!
Николай Петрович уходил в зал пританцовывая. Его счастливая улыбка ни у
кого не оставляла сомнений в том, что на свете действительно бывают
чудеса, поэтому весь зал скандировал: "Мо-ло-дец!"
Оставшиеся зрители, с которыми Вася еще намеревался проводить опыты,
попали на сцену просто из любопытства. Но Один появился здесь отнюдь не
случайно. Это был вредный и завистливый мужчина, у которого наверняка был
спрятан за пазухой не один камень. И мысли у него были вроде бы
доброжелательные, и внешне смахивал на древнего философа, но при каждом
прикосновении его взгляда Кукушкин вздрагивал. Васе, конечно, ничего не
стоило сразу же отправить его обратно в зал. Но нет, Кукушкин так просто
не сдается!
"Этот человек считает, что общество его не достойно. Этот человек не
верит никому и ни во что. Этот человек не верит никому и ни во что. Этот
человек сам ничего не делает и другим не дает", - подумал Кукушкин, хотя
из его запутанных мыслей почти ничего не понял.
- Зачем вы вышли на сцену? - спросил Вася удивленно.
- А вам не кажется, что ответ на этот вопрос зритель слышать не должен,
- тихо ответил "философ", самодовольно улыбаясь. - Может, встретимся один
на один и побеседуем?
- Хорошо, - согласился Вася только из вежливости, инстинктивно
чувствуя, что этого типа ему нужно опасаться.
- В таком случае, я вас сам найду, когда сочту это нужным, - сказал тот
и, кивнув головой, ушел в зал.
Кукушкин не стал заострять на нем свое внимание и приступил к
коллективному внушению. Он обратился к оставшимся на сцене:
- Ваши взгляды обращены только к моей персоне! Вы слышите и видите
только меня. Если кто-то случайно посмотрит в другую сторону, он все равно
увидит мое изображение. Вы беспрекословно подчинены моему желанию. Я
желаю, чтобы вы все сейчас уснули! Я посчитаю до трех - и вы уснете с
открытыми глазами. Один, два и три! Вы спите приятным гипнотическим
сном...
У них была великолепная внушаемость. Они привыкли и любили подчиняться.
Они понимали, что сейчас над ними будут смеяться, но ничего обидного и
оскорбительного в этом не видели. Напротив, им хотелось, чтобы кто-то
"великий" уделял им внимание.
- Вы оркестр! - Вася подходил к спящим и называл инструменты, на
которых они должны "играть": - Вы играете на скрипке. А вы - на пианино.
Вы - тромбон! А вы - на ударной установке, берите в руки палочки...
"Оркестр" играл, а зрители получали истинное удовольствие. Когда Вася
поставил перед "оркестром" "дирижера" и тот замахал рукой, будто топором,
показалось, что потолок сейчас рухнет от хохота. Смеялись до слез, до
изнеможения. Это был тот случай, когда от смеха не мудрено было и умереть.
Оставив на время в покое "оркестр", Кукушкин вернулся к "бухгалтеру",
которая "подсчитывала на счетах" свои грехи. Зал постепенно начал утихать.
- Ну что, Оксана Егоровна, - Вася поднес к ее лицу микрофон, - вы уже
подсчитали, во сколько копеечек влетела государству ваша махинация?
- Да, подсчитала, - ответила она против своей воли.
- Тогда сообщите и нам, если не хотите, чтобы у вас на лбу выросла
громадная шишка!
В голове у женщины уже немного развеялся "гипнотический наркоз", и она,
тяжело вздохнув, сказала:
- Наш директор на вопрос, почему в магазинах не хватает мяса, отвечал
так: если бараны пошли учиться, свиньи в люди вышли, а коровы замуж
повыходили, откуда же взяться мясу...
- Вы нам зубы не заговаривайте! - прервал ее Кукушкин. - Ближе к делу!
- Наши забойные цеха обслуживали в первую очередь приезжих из других
областей, а потом уже остальных... Наши женщины снабжали их не только
балыками и копченостями. Уходя в декрет, давали и другую продукцию...
Вася понял, что она пытается симулировать шизофреническое состояние, и
перешел в наступление:
- Ваш сон глубокий! Вы слышите только мой голос и подчиняетесь только
мне, - сказал он, следя за последовательностью ее мыслей: она отчаянно
сопротивлялась его внушению, но постепенно сдавалась. - Вы сейчас
откровенны и искренни, как на исповеди. Только чистосердечное раскаяние
очистит вашу душу и облегчит вашу участь. Я, конечно, знаю о всех ваших
грехах, но вы должны сами о них рассказать.
Ох как не хотелось Оксане Егоровне раскрывать свои тайны! Но ее губы
были ей неподвластны и сами начали произносить слова признания:
- Я... Я... виновата... Меня соблазнил Кузьма Петрович, начальник
приемного цеха. Это он меня уговорил уничтожить накладные... первый раз...
три года тому назад.
- Сколько вы от него получили в общей сложности? - строго спросил Вася.
- Не помню, наверное, ты-ыщь сорок. Может, ты-ыщь пятьдесят.
- А может, ты-щь шестьдесят, семьдесят, восемьдесят! - передразнил ее
Кукушкин. - Подумаешь, какие пустяки. Вот что, уважаемая Оксана Егоровна,
вы завтра же заберете свою жалобу из городского суда! И благодарите Бога,
что сами не угодили на скамью подсудимых.
- Я обратилась в суд, чтобы защитить свои законные трудовые права... И
свою честь и достоинство... - даже будучи под влиянием внушения, она
пыталась спорить.
- Каких прав и какой чести? Воровать вместе со своим Кузьмой
Петровичем, который вас, как вы говорите, соблазнил?!
- А это недоказуемо! - фыркнула она и попыталась выпрямиться. - Ой,
поставьте меня на место... Никто не видел, как он давал мне деньги,
значит, я у него ничего не брала. В таких случаях наш директор говорит: по
конституции - все наше, только умей взять! Другие вон гноят миллионы, а мы
что ж, не можем честно взять несколько ты-ыщь?! Не в землю же мы их
закопаем, как некоторые бездельники. И не пугайте меня своей шишкой...
Лучше уж иметь шишку на лбу, чем шиш в кармане...
Зал застонал от восторга. Даже Вася не удержался от смеха. Он уже начал
побаиваться, что эта дама может сорвать ему выступление.
- Ничего, я вас доведу до кондиции! - сказал Кукушкин, решив силой
внушения вернуть ее в детский возраст. - Так вот, вы уже не Оксана
Егоровна, а десятилетняя девочка и ходите в школу, в третий класс...
Удивительное дело: здоровенная женщина сразу и с удовольствием
"перенеслась" в детство. "Вот жизнь проклятая, что она сделала из меня!" -
горестно подумала она и стыдливо улыбнулась.
А Кукушкин продолжал доводить ее до "кондиции".
- Ваши мысли и желания сейчас чисты, как родник. Вы доверчивая и хорошо
воспитанная девочка. Вы честная школьница. Сейчас я вам дам лист бумаги и
ручку, и вы честно напишете, что с вами сделал этот паршивец Кузьма
Петрович... Всеволод Львович, дайте, пожалуйста, Оксаночке лист бумаги и
ручку.
Хитроумов хотя и злился на Васю за нарушение сценария, вынужден был
исполнить его просьбу. Уже через несколько секунд "Оксаночка", усевшись
удобно на "воздушном стуле", добросовестно описывала проделки Кузьмы
Петровича. В школьном возрасте она была первой ябедой.
А Вася вернулся к "оркестру".
- Василий Васильевич, время! - напомнил ему Хитроумов из-за кулис,
показывая на часы. - Через полчаса - второе представление.
Выступление длилось около двух часов, но Кукушкину не хотелось
расставаться со своими "подопытными": ему казалось, что таких послушных
зрителей больше не будет. Делать было нечего, и он решил закончить свое
выступление мажорным аккордом.
- Оркестр, громче играть! Композитор, вы уже сочинили песню?
Виталий с мелодией песни справился довольно быстро, а вот со словами
ему пришлось туговато, тем не менее четверостишие кое-как сочинил. Услышав
вопрос гипнотизера, он бодро запел:
Жил-был на свете Васька Кукушкин,
Мысли чужие умел он читать,
Мог он любого сделать послушным.
Будем его мы везде прославлять!
Сначала Кукушкина покоробило от такого панибратства, но когда зрители
начали хлопать в такт песни, Васей тут же овладела старая хроническая
болезнь - тщеславие, и на его лице засияла улыбка...
4
Город был похож на встревоженный муравейник. По словам Хитроумова,
"публика стояла на ушах". Поначалу поползли слушки и слухи,
перепроверялась и пополнялась информация. Первыми засуетились деловые
женщины и торговые работники. Потом подключились к обсуждению уникального
явления служащие, у которых был так называемый ненормированный рабочий
день и твердый месячный оклад. И вряд ли нашелся бы такой экономист,
который смог подсчитать нанесенные государству убытки от потери рабочего
времени.
А Вася Кукушкин, упиваясь лаврами своей славы, даже в мыслях не
допускал, что за его спиной творились чудеса похлеще, чем те, на которые
способен только он. Билет на его представление уже стоил с рук во много
раз дороже своей номинальной стоимости. К этому, как очень
предусмотрительный человек, приложил руку прежде всего его импресарио
Хитроумов. Не остался безучастным и Митрофан Митрофанович. Деловые связи
их бурно разрастались по принципу цепной реакции.
На пятый день Всеволод Львович позволил себе заказать в бюро добрых
услуг для Кукушкина "Чайку", а братьев Скотницких нанял в качестве Васиных
телохранителей. Это была вынужденная мера, так как от поклонниц и
поклонников уже не было спасения.
В тот же день случилось то, чего не смог предвидеть далее Хитроумов.
Возле Дворца культуры со служебной стороны их ожидала толпа в несколько
тысяч человек. "Вот бы с каждого да хотя бы по червонцу!" - подумал
Всеволод Львович, но тут же понял, что выходить из машины без
дополнительной охраны не совсем безопасно. Представив возможные
последствия, он решил подъехать к ближайшему отделению милиции. Это был
первый случай в его жизни, когда он обратился за помощью в органы...
Толпа сначала отступила перед прибывшим нарядом милиции, но никто и не
собирался уходить. Окинув взглядом публику, Вася был поражен: он еще
никогда не видел одновременно такого количества красивых женщин. Все они
жадно смотрели на остановившуюся "Чайку" и ждали его появления.
Вася вышел из кабины и увидел море женских лиц и цветов. "Да, -
улыбнулся он, если бы продать снова все эти цветы, то можно было бы
построить жилой дом или два детских садика для их же детей!"
Не успел Кукушкин сделать и двух шагов, как из толпы послышались
восхищенные крики и в его сторону посыпались сотни букетов. А потом
началось что-то невообразимое. Немногочисленный наряд милиции был в одно
мгновение смят толпой и выброшен на газоны. Некоторые из блюстителей
порядка, получив телесные повреждения, отбежали подальше от греха.
Телохранители даже не пытались остановить возбужденных женщин. Это был тот
случай, когда радость и восторг, слившись воедино, сметали на своем пути
любые преграды. Без всякого сопротивления Скотницкие капитулировали.
Хитроумов наблюдал за происходящим из кабины, боясь даже открыть
боковое окно. Он видел, как Кукушкин взлетал над толпой под ликующие
возгласы. Потом нежные женские руки пронесли его несколько раз до
служебного хода и обратно. Было такое впечатление, что с сегодняшнего дня,
вот с этих минут, ему уже не позволят опуститься на землю.
Вася наслаждался своим триумфом. Но когда с его фрака начали исчезать
пуговицы, ему показалось, что может произойти что-то такое, что "не доведи
господи". После некоторой растерянности он включил свою сообразительность
и начал выбрасывать из карманов все, что в них было. В толпу полетели
расческа и платочки, сигареты и зажигалка, и еще кое-что, что не принято
дарить в качестве сувениров.
После того как публика немного поостыла, началась раздача автографов в
воздухе. В руках у Кукушкина появилось несколько ручек. Он кочевал по
рукам из одного конца толпы в другой, а на его теле уже, наверное, не было
такого места, куда бы не дотронулись женские руки.
В толкотне люди наступали друг другу на ноги, больно бодались локтями.
Кое-где доходило почти до драки. Каждый спешил получить автограф или хотя
бы дотронуться до кумира, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить это
прикосновение. Те, кому это удалось, считались счастливчиками. Кому везло
больше, кому - меньше. Одна довольно молодая дама, к примеру, уже
перестала толкаться, стояла в стороне и любовалась пуговицей, которую ей
удалось оторвать от пиджака Кукушкина. Она долго ее целовала и теперь уже
нисколько не сомневалась, что все несчастья и болезни ее обойдут стороной.
- Боже, - повторяла она шепотом, - я буду хранить ее до конца своих
дней.
- Продайте мне, - умоляла ее другая женщина, по всей вероятности, еще
незамужняя, - продайте, я прошу вас. Я вам заплачу столько, сколько вы
попросите!
Но куда там. В этой толпе не было таких, что могли бы пойти на подобный
грех...
Возле газонов сбились в кучку самые счастливые. Они уже отхватили свои
подарки, умиленно рассматривали их и делились между собой впечатлениями.
- Смотрите, девочки, это его волосы! - женщина уже довольно почтенного
возраста нюхала два крохотных кудрявых волоска и щекотала ими свои губы. -
Ох, они необыкновенные. Они так пахнут, так пахнут! А как они щекочут -
одно обалдение!
- А вы уверены, что это его? - спросила у нее завистливо другая,
которой удалось получить автограф.
- Ну что вы, как вы плохо обо мне думаете! - возмутилась обладательница
уникальных волос. - Я сама помню, что оторвала их у него, хи-хи, с ноги.
Мне, конечно, жаль, что ему было, хи-хи, чуть-чуть больно, но что делать.
А вы знаете, одна такая огромная бабища ущипнула его за... Боже, как она
посмела!
- Волосики - это ерунда! - вмешалась в разговор девица, на лице которой
было столько парфюмерии, что трудно было определить ее возраст. - Вы
только посмотрите, что он мне подарил. Как вы думаете, что это такое? -
она показала маленький целлофановый пакетик, в котором просвечивалось
желтенькое резиновое кольцо.
- Так тебе и надо! - надменно хохотнула обладательница автографа.
- Правильно, а что это такое?! - не поняла девица, зажимая в маленькой
ручке бесценную вещицу.
- Он тебе специально это подарил, чтобы ты не могла рожать таких дур,
как сама, - объяснила женщина с Васиными волосиками.
Молодка решила, что ей ужасно завидуют, и поспешно удалилась, даже не
вступая в дискуссию - вероятно, не хотела портить радость праздника.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг