которые ей ничего не говорили. Катушка ниток, высохший флакон из-под духов,
настолько старый, что даже запах не сохранился. Сумочка со сломанным замком.
И вот наконец на самом дне, подо всем этим хламом, толстая картонная
коробка, перевязанная ленточкой. Еще не зная, что там, она почувствовала,
как сильно забилось сердце. Она не решилась сразу же открыть коробку,
понимая, что обратно пути уже не будет, что пелена, закрывшая ее мозг от
жестокой реальности, будет сорвана и может не хватить человеческих сил,
чтобы справиться с тем, что ждало ее по ту сторону грани. Стиснув зубы, она
дернула ленту. Узел затянулся намертво, и вдруг рука, словно обладавшая
собственной памятью, протянулась к левому ящику стола, достала лежавшие там
ножницы и перерезала ленту. Но и после этого она не спешила открывать
крышку. Возможно, самым разумным в ее положении было бы обратиться к врачу.
Но что, в конце концов, сможет сделать для нее врач? Объяснить то, чего она
сама не понимает? Успокоить? Прописать какое-нибудь пустяковое лекарство,
порошки и микстуры? Разве можно микстурой вернуть пропавшие месяцы? Ей
придется бороться с этим один на один. Никто ей не поможет. "Меня зовут
Веста. Веста. Пока только это. Но будет и все остальное". Она медленно
открыла крышку. В коробке лежали открытки, написанные незнакомым почерком.
Какой-то чужой человек обращался к ней по имени, поздравляя с праздником,
просил о встрече. Его имя ничего не напоминало. Это было не то, совсем не
то... Тогда она перевернула коробку. На самом дне притаились старые,
пожелтевшие фотографии. Она взяла всю стопку и неторопливо, методично,
словно раскладывала пасьянс, начала класть их перед собой одну за другой.
Первое же фото маленькой девочки с гимназическим ранцем за плечами вызвало в
ней болезненный толчок и такое ощущение, словно невидимый киномеханик
запустил наконец проектор. Она бежала в гимназию первый раз в жизни. Было
радостно и немного страшно. Дома ждала мама. После уроков она вернется домой
и обязательно все ей расскажет. Сознание этого придавало уверенность, делало
ее сильнее. Сегодня все было иначе. Сегодня у нее не было уверенности, да и
силы, похоже, поубавились тоже... Веста задумчиво потерла лоб. Образы
прошлого, встававшие перед ее глазами, казались неестественно четкими,
словно она смотрела на экране телевизора сцены из чужой, не имеющей к ней
отношения жизни. Похороны... Гроб отца, укрытый черной материей. Ей не
хватает воздуха, хочется выбежать, крикнуть, но она стоит неподвижно, и ни
одной слезинки в глазах.
"Ты почему не плачешь? Твой папа умер. Разве тебе его не жалко?" Какими
жестокими и глупыми бывают иногда взрослые...
Впервые в жизни на ней самой надето взрослое платье... Это после того как
она сдала вступительные экзамены на курсы переводчиков. Дальше ей не хочется
продолжать. Прошлое, спрятанное в картонной коробке, словно бы и не
принадлежит ей, но кто знает, какая карта выпадет следующей?.. С судьбой,
преподнесенной в готовом и окончательном виде, не поспоришь и ничего не
изменишь. Самое странное то, что она может закрыть эту коробку с
фотографиями, выбросить их, сжечь, наконец. И тогда вместе с кусочками
пожелтевшего картона из ее жизни навсегда исчезнут какие-то части, возможно,
у нее уже никогда не будет случая возродить их вновь, оживить, но, может
быть, так и нужно? Почему бы ей не начать с нуля, с сегодняшнего дня? Но
нет, так нельзя... Человек без прошлого не может быть полноценной личностью,
и, кроме того, она не узнает самого главного: кто и зачем проделал с ней эту
страшную штуку? Кому-то же это понадобилось?.. Что именно? Если бы знать...
Как могли они лишить ее памяти? Кололи наркотики? Зачем? Стоп, остановила
она себя. Нужно идти медленно, шаг за шагом. Только так может она достичь
успеха. Понадобятся терпение и последовательность. Странно, совершенно не
хочется есть, даже мысль о пище вызывает отвращение, а ведь с того момента,
как она ощутила себя стоящей на берегу моря в совершенно промокшем платье,
прошло не меньше шести часов, теперь уже, пожалуй, гораздо больше.
Возможно, они сделали ошибку, оставив ей имя. "Меня зовут Веста, Веста"...
Рука вновь тянется к коробке с фотографиями. Группа девушек у здания
общежития. Здесь она жила... Почему в общежитии, почему не дома? Еще одно
фото. Мама рядом с чужим человеком, властно держащим ее под руку... Вот и
ответ... Отчим. Как его звали? И почему она думает о нем в прошедшем
времени? Нет, не вспомнить... Вместо его лица перед глазами пляшут какие-то
точки, и очень хочется пить, во рту все пересохло.
Она встает, идет на кухню и открывает кран. Долго-долго стоит перед ним
неподвижно и смотрит, как струя коричневой жижи постепенно превращается в
воду. Стакан, второй, третий - ей все мало. Странная ненасытная жадность.
Вода притягивает ее. Ей хочется не только пить, хочется смочить пересохшую
кожу, окунуть в воду лицо, волосы, вдохнуть ее в себя, впитать каждой
клеточкой своего тела. В квартире есть душ... Это было первое, что она
вспомнила сама, без подсказки. И почувствовала радость от своего небольшого
открытия, вот только не понимала, что ее больше радует - первый
самостоятельный шаг или возможность охладить горячую, словно натертую
раскаленным песком кожу.
Пройдя в ванную, она разделась нарочито неторопливо, стараясь унять
поразившую ее дрожь нетерпения. Кожа на ощупь показалась сухой и горячей.
Ощущение было такое, словно она провела рукой по чему-то чужому, не имеющему
к ней ни малейшего отношения. Снова мелькнула мысль о наркотиках, и тут же
она подумала, что это можно проверить, на коже должны были остаться следы,
Но даже такое важное соображение не могло уже сдвинуть ее с места. Больше у
нее не было сил сдерживаться, ее тянула к воде какая-то неодолимая сила.
Слишком сильный напор водяных струй в первый момент слегка оглушил ее. Хотя
вода показалась холодной, почти ледяной, ей так и не пришло в голову
повернуть другой кран. Она стояла под обжигающими холодом струями совершенно
неподвижно, закрыв глаза, и только жадно хватала губами водяные брызги,
словно все еще не могла напиться. Неестественное, никогда раньше не
испытанное наслаждение охватило Весту, пронзило каждую клеточку ее тела и
буквально парализовало ее.
Постепенно и очень медленно к ней возвращалось ощущение собственного
тела. При этом она обнаружила новую, неизвестную ей раньше возможность
мысленно путешествовать внутри себя. Сознание перемещалось от мышцы к мышце.
Она ощутила упругость своих легких, горячий узел солнечного сплетения,
почувствовала толчки теплой крови, разносящей по телу заряд животворной
энергии, и легкое покалывание под правой коленкой, где у нее был широкий
уродливый шрам, оставшийся от гвоздя, на который она упала в детстве. Вот и
еще одно собственное, не подсказанное извне воспоминание. Может быть, память
постепенно проснется? Веста опустила руку, привычным жестом погладила
коленку и, вздрогнув, замерла в неестественном, согнутом положении, ощутив
под пальцами совершенно гладкую поверхность неповрежденной кожи. Справившись
с собой, сдержав первую волну панического ужаса, она бросилась к окну. Шрама
не было. Кожа отсвечивала матовой ровной белизной. Чудовищная мысль о том,
что ее втиснули в чье-то чужое тело, потрясла ее. Но уже секундой позже в
голову пришло более правдоподобное объяснение. Скорее всего ей подменили не
тело - а память. И все эти фотографии, все эти картины детства, умерший
отец, гимназия и сам шрам - все это ей не принадлежит. Воспоминания
насильственно втиснуты в ее сознание чьей-то чужой волей. И в конце концов
она вернулась к тому, с чего начала сегодняшний день. К полному нулю. К
необходимости начинать все заново. Одно она знала твердо. Ее ничто не
остановит и не запугает. Она подошла к столу и уверенно достала коробку с
лупой. Она ЗНАЛА, где должен был лежать нужный ей предмет.
На коже не было следов уколов. Не было ни царапин, ни мельчайших очагов
воспаления. Вообще ничего. Такая кожа бывает, наверно, лишь у мраморных
статуй.
* * *
- Итак, вы утверждаете, что ваши машины не сталкивались? Капитан полиции
Ивестер пододвинул к себе протокол допроса, посмотрел на просвет прозрачную
шариковую ручку, словно проверял, много ли в ней еще осталось пасты,
поудобней устроился на жестком исцарапанном стуле и всем своим видом
изобразил готовность записать мой очередной ответ. Это продолжалось второй
час. Я чувствовал в голове пульсирующую тяжесть. Обычную после бессонной
ночи. Судя по жидкой полоске света, пробившейся сквозь занавешенное окно,
утро уже наступило. Часа четыре мы прождали у обрыва, пока прибыла полиция.
Потом они вызвали плавучий кран, водолазов... И до сих пор у меня перед
глазами стояла картина ночной набережной. Картина казалась слишком вычурной,
неправдоподобной, словно нарисованной плохим художником. Кусок ослепительно
белой под лучами прожекторов набережной, человек восемь усталых, продрогших
людей, ржавая лебедка крана, медленно, со скрипом тянувшая канат, и плотная
непробиваемая темнота окружающего пространства, из которой медленно и
неустанно летели сверкающие брызги дождя.
Машина стала видна еще до того, как лебедка вырвала ее из воды. Она
напоминала какую-то гигантскую хищную рыбу, заглотившую конец каната с
наживкой.
Когда кран приподнял корпус машины над поверхностью моря, из всех щелей
длинными белыми струями полилась вода. Теперь машина, висевшая в перекрестье
прожекторных лучей, походила на хорошо освещенный аквариум. Уровень жидкости
в нем постепенно понижался. Казалось невыносимым увидеть то, что скрывалось
под водой на уровне водительского сиденья... Я отвернулся и, только услышав
удивленные возгласы, вновь посмотрел на машину.
Кран двинул в нашу сторону своей длинной, терявшейся в темноте стрелой и
осторожно опустил машину на набережную. Вода уже не хлестала из нее широкими
струями. Последние темные лужи растекались под колесами, ослепительно
сверкал никель бампера и совершенно целые стекла салона.
Я не сразу понял, что так удивило столпившихся вокруг людей. Преодолев
наконец внутреннее сопротивление, я заглянул внутрь салона. Он был пуст.
Совершенно пуст...
- Вы собираетесь отвечать? - спросил капитан, и я с минуту еще молчал,
пытаясь вспомнить, о чем он меня только что спрашивал. Ах да,
столкновение...
- Нет. Столкновения не было. Крыло и фара повреждены от удара о столб.
Это можно проверить.
- Мы и проверим, не беспокойтесь. Но на "вольво" тоже есть следы удара. У
нее смята левая часть багажника, сорван задний бампер.
- Возможно, зацепилась во время падения с обрыва.
- Возможно. Но куда все-таки девался водитель? Двери салона остались
закрытыми. Если ему удалось выбраться после падения, вряд ли он стал бы
закрывать за собой дверь.
- Логично, - одобрил я. Капитан посмотрел на меня с раздражением.
- Но ведь именно вы остались на набережной, пока ваш сотрудник, как
его... - он заглянул в протокол, - пока Гвельтов ходил звонить, никуда не
отлучались, и вы продолжаете утверждать, что за это время никто, не
замеченный вами, не мог подняться на набережную?
- Фара хорошо освещала эту часть берега. Нет, там никто не поднимался.
- Получается, что "вольво" сама собой, без водителя нырнула в море? Или,
может быть, водитель растворился?
- Ерунда получается.
- Вот именно, ерунда. Может быть, в конце концов для разнообразия вы
расскажете, как все произошло на самом деле? Нет? Ну, тогда я вам расскажу.
Вы случайно в темноте задели стоявшую на набережной машину. От удара она
упала в море.
Я одобрительно посмотрел на капитана. В логике ему не откажешь. Я
дьявольски устал от этой ночи. Если бы у меня так дико не болела голова, я
бы, возможно, нашел выход из этой дурацкой ситуации. Хотя капитана тоже
можно понять: все происшедшее выглядело чудовищно нелепо, Однако в
нагромождении нелепостей и странностей была какая-то своя логика,
ускользающая от меня мысль... Если бы я мог хорошо выспаться и потом на
свежую голову все как следует обдумать, может быть, я бы понял, в чем дело.
Но для этого необходимо сначала избавиться от Ивестера. А судя по началу
нашего знакомства, это будет не просто. Инспектор нам попался въедливый и на
редкость упрямый. Допрашивал он нас с Гвельтовым раздельно по второму разу.
Все искал несоответствия и логические провалы в наших показаниях. Их было
сколько угодно. И к утру он окончательно поверил в то, что имеет дело с
двумя отпетыми авантюристами, а может быть, и с преступниками. Благо
документов у нас с собой не оказалось, и для выяснения наших личностей все
равно пришлось ждать утра. Так что ночь дежурства у Ивестера прошла не
скучно. Пока появилось начальство, пока звонили в институт - прошло еще часа
два, а к этому времени уже пришел ответ на запрос из Бурминского отделения.
И в нем сообщалось, что профессор Мишурин бесследно исчез из санатория
неделю назад, его нет ни дома, ни в институте, его вообще нигде нет.
Объявлен розыск. И хотя сообщение об исчезновении Мишурина запутало все еще
больше - для меня оно коечто и прояснило, потому что хорошо укладывалось в
то смутное подозрение, которое я упорно гнал от себя прочь, твердо решив
заняться им только после нормального восьмичасового сна.
В конце концов, поскольку доказать нашу причастность к исчезновению
профессора из Бурмы было невозможно, Ивестер буквально выдавил из меня
признание в том, что и темноте я мог и не заметить отсутствие водителя. (Это
в несущейсято через весь город машине!)
Водолазы прочесали дно бухты и, разумеется, ничего не нашли. Получалось, что
мы с Гвельтовым угнали у уважаемого человека, доктора наук, его машину и в
хулиганском разгуле сбросили ее с обрыва в море... К сожалению, все это было
не так смешно, как могло показаться вначале. Самым же неприятным и, увы,
непоправимым во всей этой истории было бесследное исчезновение нашего
журнала.
...Я давил на кнопку звонка долго, слишком долго. Я ни на что уже не
надеялся, когда дверь вдруг бесшумно распахнулась. Она стояла на пороге в
спортивных джинсах и легкой голубой блузке. Казалось, одежда не имеет к ней
ни малейшего отношения, так откровенно подчеркивала и передавала она линии
ее тела.
- Входите. Я ждала вас. Очередная нелепость. Час назад я сам еще не знал,
что первым делом брошусь сюда в полной уверенности, что никого не застану в
пустой захламленной квартире, готовый поверить, что и самой встречи не было,
что мне все приснилось, привиделось. Наваждение? Возможно.
Я переступил порог. Прихожая была тщательно убрана. Календарь исчез.
Выцветшее пятно на обоях прикрывала пестрая дорожка. Я не стал задерживать
на ней взгляда, стараясь ничем не выдать своего интереса к исчезнувшему
календарю. Эта женщина обладала сверхъестественным чутьем. Я бы не удивился,
если бы узнал, что она читает мои мысли.
- Я к вам прямо из полиции... - Умней этой фразы я ничего не смог
придумать, чувствовал я себя ужасно, ломило виски, затылок, надо было все же
сначала выспаться. Теперь я даже не знал, как продолжить разговор, что
сказать ей, о чем спросить. - Пропал мой шеф, заведующий нашим отделением,
они почему-то решили, что я имею к этому отношение, в какой-то степени они
правы, потому что ночью... Мне показалось... теперь я даже в этом не уверен.
Мне показалось, ночью я преследовал именно его...
Она взмахнула рукой, как бы отметая эти беспомощные, ненужные сейчас слова.
- Больше я не стану упрекать вас за те пропавшие месяцы. - И замолчала
надолго.
Разговор явно не клеился, я все никак не мог решиться выложить ей свои
смутные подозрения и догадки, вообще не знал, как начать разговор. Все
выглядело слишком нелепо. "Вы меня вчера предупредили - не ходить в
лабораторию, так вот, это предупреждение имело смысл. Не могли бы вы
сказать, какой?" Звучало это страшно глупо. Поэтому я сидел и молчал. Нервно
курил сигарету, стряхивал пепел в предложенную пепельницу, старался не
разглядывать ее слишком откровенно и молчал... Похоже, ее нисколько не
смущало ни мое молчание, ни мои тщательно замаскированные взгляды. Держалась
она сегодня более уверенно. Ну что же, так или иначе придется приступать к
деловому разговору, не в гости же я к ней пришел. Или, может быть, все-таки
в гости? Дурацкая мысль, дурацкое положение.
- Вчера вечером в лаборатории похитили журнал. - Она никак не
прореагировала на мое сообщение.
- Мне иногда кажется, что раньше я курила, но сейчас почему-то совершенно
не
хочется. - Она взяла из пачки сигарету, размяла ее, понюхала и положила
обратно.
Потом провела по лицу каким-то усталым, безнадежным жестом.
- Я знала, что вы сделаете из этого неправильные выводы. А журнал, ну,
подумайте сами, кому нужен ваш журнал, там же ничего не было, кроме записей
о месте и времени отбора проб...
- Так, значит, вы и это знаете?!
- Знаю. Ну и что? - Она посмотрела на меня вызывающе, почти сердито. -
Зачем вы пришли?
- Чтобы узнать, чтобы спросить вас...
- Не лгите. - Она подошла и села рядом со мной. - Не нужна вам эта
копеечная истина, а ту, настоящую, вы все равно не узнаете, во всяком случае
сегодня, а может быть, никогда... И поверьте, это к лучшему. Не дай вам бог
когда-нибудь узнать...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг