Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
передвижениями, они найдут его в любом месте. Тогда рано или поздно
придется столкнуться с ними лицом к лицу. Почему бы не сделать этого
сейчас? По крайней мере, он мог бы подойти к горе поближе и узнать, что
собой представляют таинственные цветные пятна. В конце концов, у него ведь
была всего одна надежда, один-единственный шанс - найти среди чужих
мертвых и враждебных миров жизнь мудрую и сильную, разум, способный понять
и помочь. Что, если он скрывается именно здесь, в двух шагах, за крутыми
склонами пирамиды? Что, если к нему надо всего лишь протянуть руку, а он
вместо этого повернет назад?..
   Свобода выбора скрывает за собой выигрыш или полное поражение - редко
первое, гораздо чаще второе; и тем не менее, кто не рискует - вообще
никогда не выигрывает.
   Он почти чувствовал, почти знал, что за цветными стенами скрывается
что-то враждебное, нечто, готовое использовать его разум и тело в своих
собственных целях, и тем не менее шел к пирамиде.
   На следующее утро Степан окончательно понял, что гора представляет
собой искусственное сооружение, сложенное из гигантских цветных шаров.
   Она возвышалась перед ним во всей своей нелепой очевидности. Абсолютно
правильная геометрическая форма каждого шара не оставляла место сомнениям
в их искусственном происхождении.
   Цвета были подобраны так, что одинаковые оттенки нигде не соприкасались.
   Розовый шар соседствовал с зеленым, желтым, синим, красным. Во втором
ряду его место занимал уже шар другого цвета. Оттенков было множество.
Каждый шар в поперечнике был не меньше шести метров. С расстояния, где
стоял Степан, нельзя было точно определить размеры отдельных шаров, зато
размеры всего сооружения подавляли своим могуществом и отсутствием видимой
целесообразности. Какой-то сумасшедший великан выложил посреди степи эту
пирамиду-игрушку, выложил аккуратно, потратив на эту работу всю жизнь...
   Только в одном ряду Степан насчитал не меньше пятидесяти шаров, сбился
со счета, и сколько бы раз ни повторял попытки, у него все время
получались разные числа.
   Очевидно, мешали яркие контрастные цвета соседних шаров, от которых
рябило в глазах. На самом верху, на четырех шарах основания, покоился один
металлический, ярко сверкавший на солнце шар. От подошвы до него было не
менее трехсот метров.
   Чем ближе подходил Степан к пирамиде, тем больше менялись масштабы
восприятия целого; она ему продолжала нравиться... Он уже не видел краев:
они потерялись в дымке горизонта. Запрокинув голову, он уже не мог
рассмотреть вершину.
   Теперь перед ним была просто стена, сложенная из огромных цветных шаров.
   Если подойти еще ближе, он увидит только один шар. Почему-то
вспомнилась строчка хорошо знакомого стихотворения: "Лицом к лицу - лица
не увидать... Большое видится на расстоянии..." Здесь это так и было. Но
вместе с тем было и еще что-то: какая-то ускользающая от него мысль.
   Целое слагается из частного, но и каждое частное, в свою очередь,
отдельное целое, отдельный мир, внутри которого множество своих
частностей. По этой шкале можно идти без конца, и лишь где-то внизу должен
быть предел. А может быть, предела нет? Может быть, там скрывается переход
меньшего в большее?
   Частицы атома - в Галактику? Он подошел еще ближе. Поверхность
гигантского шара уже не казалась гладкой. Она была изъедена временем:
выступы, выбоины, потертости, кое-где даже трещины. Но всюду, насколько он
мог судить, материал был один и тот же - похожая на пемзу губчатая
каменная порода.
   Он отыскал у подножия небольшой осколок шара, ударил по нему несколько
раз другим камнем и легко превратил в цветной порошок.
   Больше всего поражала одинаковая насыщенность цвета снаружи и в глубине
породы.
   Ни солнце, ни ветер, ни потоки дождей ничего не смогли поделать с этой
каменной радугой.
   Степан постучал по поверхности одного из шаров и услышал глухой
монолитный звук.
   Иначе и не могло быть. Если бы нижние шары были внутри полыми - они не
смогли бы выдержать вес этого гигантского сооружения.
   Лишь один шар вершины отличался от всех остальных, и, наверное, не
только цветом.
   Почему-то Степан все время помнил об этом. Этот шар притягивал его, как
магнит.
   В конце концов Степан попытался подняться по стене вверх. Это удавалось
с трудом. Зато после того, как он протиснулся между шарами в прохладную
глубину пирамиды, подъем пошел гораздо легче. Теперь он мог использовать
соседствующие шары для опоры, упираясь в них спиной, локтями и коленями.
Он карабкался все выше.
   Почувствовав, что силы на исходе, он выбрался на наружную поверхность
пирамиды, уселся в седловине между соседними шарами, глянул вниз и
удивился, как высоко сумел подняться.
   Теперь-то уж до вершины оставалось наверняка меньше, чем до подножия.
   Глупо было бы возвращаться, и, отдохнув, он полез дальше.
   Странные звуки доносились иногда из глубины пирамиды. Рожденные
причудливым эхом, до него доносились чьи-то тяжкие вздохи. Отраженные от
бесчисленных изогнутых поверхностей, они скользили по внутренним
лабиринтам, движимые, возможно, одним-единственным желанием - быть
кем-нибудь услышанными. И вот теперь, достигнув его ушей, звуки умирали.
Но на их место бесконечной чередой шли другие. Чаще всего в них слышалась
горечь разочарования, словно сама пирамида говорила с ним бесчисленными
голосами, жаловавшимися на несправедливость и забвение...
   Может быть, это всего лишь памятник? Ему не догадаться, не решить
загадку.
   Разве лишь на самом верху, в последнем металлическом шаре ему что-то
откроется...
   А далеко на орбите, невидимый для невооруженных глаз Степана, вращался
небольшой космический аппарат, и два существа, внешне совершенно похожие
на людей, с интересом наблюдали за его усилиями.
   - Он все-таки вошел в пирамиду?
   - Конечно. Любопытство всегда было лучшей приманкой для этих существ.
   - Почему они так одинаковы? Почему никогда не делают выводов из прошлых
событий?
   - Их логика страдает каким-то странным изъяном. Они, например, считают,
что добро само собой способно побеждать зло, и надеются получить подарок
от доброго дяди. Иногда всю жизнь, вместо того чтобы заниматься делом, они
ищут доброго дядю.
   - И находят?
   - Этого я не знаю.
   - А ведь он поднимется до самого верха.
   - Да, он упрям и самонадеян. Если ему это удастся - значит, повезло нам.
   - Это будет второй случай за все время.
   - Да. Второй.
   То и дело срываясь, соскальзывая с гладких выпуклых поверхностей,
Степан искал более удобные для подъема места и упрямо лез вверх. Во рту
пересохло, спину ломило от усталости, но в глаза уже били отраженные от
металлической поверхности верхнего шара ослепительные солнечные лучи.
   Еще одно усилие, еще. Рано или поздно кончается любая дорога. Или нам
так лишь кажется? Ведь любой конец - всего лишь новое начало...
   Взобравшись на предпоследний ряд шаров, Степан понял, что может встать
во весь рост. Четыре шара основания соединяла прочная каменная платформа,
на которой покоился самый верхний и самый большой металлический шар.
Теперь Степан стоял прямо перед ним. На шаре не было заметно ни единой
трещины или щели.
   Похоже, подъем не имел никакого смысла. А на что он, собственно,
надеялся?
   На то, что перед ним распахнется дверь и неведомые добрые дяди, те
самые, что ждали здесь его появления многие тысячи лет, с восторгом примут
его в свои объятия?
   Разочарование оказалось слишком сильным. Он сел на каменную платформу,
свесил ноги и постарался привести в порядок скачущие мысли. Во все стороны
отсюда открывалась беспредельная равнина с мелкими озерами, болотами,
речками, зарослями. Он видел все это маленьким и далеким. Предметы
казались условными обозначениями, нанесенными на гигантскую карту.
   Голова кружилась от бессмысленности затеянного им предприятия, от
высоты, от усталости, от того, что все оказалось бесполезным, что в
гладкой несокрушимой металлической поверхности он не сможет найти решения
загадки, ради которого целый день карабкался на эту немыслимую высоту, а
ведь еще предстоял путь вниз.
   Сейчас он не верил даже в то, что у него хватит сил спуститься.
   Поверхность шара у него за спиной казалась теплой, слишком теплой для
простого металла. Но что с того, если он все равно никогда не решит его
загадки, не сумеет заглянуть внутрь? Впрочем, Сейрос учил его другому
зрению, гораздо более зоркому, чем обычное.
   Нужно закрыть глаза, чтобы ничто постороннее не отвлекало,
расслабиться, представить себе поверхность шара так, словно ты сам стал ее
частью, удержать ее в сознании, не отвлекаясь никакими посторонними
мыслями, приблизить, рассмотреть детально со всех сторон... И тогда он
увидел щель.
   Еще не веря себе, он вскочил на ноги, вновь подошел к шару. Да, щель
была именно в том месте, где он увидел ее своим внутренним зрением. Она
шла вверх, на высоту примерно двух метров, изгибалась и снова опускалась
вниз. Теперь он понял.
   Перед ним находилась самая обыкновенная дверь, ведущая внутрь стального
шара. Он надавил на то место, где, по его расчетам, должна была быть
ручка. Дверь легко поддалась его усилиям и ушла внутрь шара. Степан стоял
перед черным квадратом.
   Ни зги не было видно внутри. Постояв неподвижно несколько секунд,
Степан собрался с духом и, стиснув зубы, шагнул внутрь.
   - Если его выпустить, он начнет все сначала?
   - Несомненно. Он слишком упрям и неразумен.
   - Зато силен и упорен.
   - Да, из него получится хороший воин.
   - Не уверен. Возможно, в этом случае нам придется применить полную
реконструкцию личности.
   Сила тяжести уменьшилась. Или это только казалось? Степан уже не мог
доверять своим ощущениям. В полной темноте и тишине исчезло время,
медленно исчезало вслед за ним и нормальное восприятие мира. Начинались
галлюцинации, кошмары.
   - Н-е-е-е-т! - закричал он в равнодушную темноту. - Я не хочу!
   Никто его не услышал. Беспомощное, безвольное тело человека медленно
притягивалось к центру шара, внутреннему фокусу гигантского золотого
Глаза, не ведавшему жалости, сострадания, гуманизма...
   - Ты кто такой? - спросил голос Глаза.
   - Степан.
   - Куда ты полез? Что ты можешь? Ты козявка, ничтожество.
   - Я - человек.
   - Ты забудешь даже свое имя.
   - Нет.
   - Попавший в фокус забывает все. Сейчас ты узнаешь, что такое фокус.
   Сейчас ты почувствуешь.
   Миллионы невидимых раскаленных игл, выброшенных засветившейся
поверхностью шара, летели в одну точку - к центру. Туда, где висел
человек. Впиваясь в его тело, они причиняли короткую нестерпимую боль и
гасли, но на смену им летели новые иглы, и с каждым укусом он вспоминал
поражение, неудачу, несчастье, обиду.
   Он ощущал величие тех, кто причинял ему боль. Свое ничтожество и их
могущество.
   Спасительная темнота забытья заволакивала время от времени сознание
жертвы, но хозяева золотого Глаза располагали временем по своему
усмотрению, их терпение казалось безграничным.
   Иногда в голосе Глаза звучали отеческие интонации. Он наставлял,
поучал, объяснял - и тогда на время пытки прекращались. Вместо раскаленных
игл к фокусу шара начинали поступать совсем другие излучения. Они
наполняли тело Степана сытостью, ощущением благополучия и короткого
дремотного чувства счастья.
   В такие минуты он ощущал себя личинкой, помещенной в прочный и надежный
кокон заботливой маткой, она питала и растила, она заботилась о его
будущем.
   Странные видения время от времени возникали в мозгу Степана. Он видел
гигантские пирамиды, сложенные посреди немых городов. Его глазам являлись
лживые боги и пророки, которым удалось обмануть жителей городов, слишком
занятых собственными повседневными делами. Боги взбирались на вершины,
укреплялись там и застывали в бронзовой неподвижности. А внизу, в тени
пирамид, спокойно кормились их старательные почитатели.
   Но как только Степан хотел что-то изменить в своем положении, едва он
пытался дернуться, вывернуться из проклятого фокуса, как шар оживал, и
Степан сразу же начинал ощущать раскаленную точку фокуса, шарившую внутри
его беззащитного тела, искавшую центры нервных сплетений и разрушавшую
одну за другой кладовые его памяти.
   Один раз он увидел внутреннюю поверхность шара, излучавшую мыльные
пузыри.
   Их радужный слой, все ускоряясь, летел к нему со всех сторон
пространства, обволакивал густой пеной, не давал дышать, забивал рот
сладкой ватой. Он глотал эту пену до тошноты, до рвоты, она переполняла
легкие и желудок, и, когда в очередной раз голос шара спросил его об
имени, он не знал, что ответить.
   Больше он не ощущал себя цельной личностью. Его разъяли, разложили на
отдельные шарики. Каждый шарик, возможно, и имел собственное название, но
единой человеческой сущности они уже не составляли.
   Время относительно. Оно становится таковым, преломившись в призме
человеческого сознания. Но если сознание раздроблено, расчленено на
отдельные части - время тоже теряет свою целостность и как бы распадается
на от дельные крохотные эпизоды, не связанные между co6oi прямой логикой
причинно-следственных связей.
   Человек, потерявший собственное имя, упрямо боролся за жизнь. Память
изменила ему, силы оставляли его израненное тело, и он с трудом соображал,
что, собственно, должен делать, чтобы продлить агонию еще на несколько
часов и предоставить спасателям хотя бы ничтожный шанс отыскать в
пространстве крохотную точку его аварийной капсулы.
   Как он сюда попал? Почему стеклянная защитная сфера капсулы вызывает в
нем вместе с мучительной болью воспоминание о совсем другом месте,
излучавшем всей своей поверхностью только боль и смерть? Этого он не знал,
этого ему не вспомнить, об этом вообще не следовало думать, если он хотел
сохранить хотя бы те крупицы здравого смысла и памяти, которые еще
остались в его распоряжении.
   Капсула неумолимо падала, она падала так уже тысячи лет, и человек
знал, что в конце ее гибельного пути короткая вспышка взрыва принесет ему
забвение и окончание всем его мучениям. Тем не менее он упрямо боролся за
жизнь, и он бы, возможно, справился, находя внутри своего разбитого тела
неожиданные резервы жизненной силы, он бы наверняка справился со
свалившейся на него бедой, если бы... не забыл собственное имя.
   Он не знал, кто он и как очутился в космосе, он падал в искалеченной
спасательной шлюпке, все ближе подходя к поверхности Марса - но он не был
пилотом взорвавшегося корабля, кажется, он был всего лишь одним из его
пассажиров... Но тогда почему с таким упорством встает перед его мысленным
взором управляющая рубка и строгие глаза инспектора, экзамен которому он
так и не сумел сдать? И почему он вспоминает вместе с этим сухую крымскую
степь, что это за странный чужеродный кусочек памяти, сохранившийся
вопреки всему?
   Ему казалось теперь самым важным вспомнить, кто он такой и почему
оказался в шлюпке. Ему казалось, что именно это знание может принести
спасение или, по крайней мере, отделит физическую боль от внутренней,
вычленит ее из сознания, принесет столь необходимую ему сейчас свободу в
воспоминаниях и мыслях.
   Но в памяти упорно вставали эпизоды двух разных жизней, перепутавшиеся,
слившиеся в чудовищный уродливый комок. То он чувствовал себя
абитуриентом, провалившимся на вступительных экзаменах в школе
Космического центра, и вновь переживал горечь расставания с мечтой. То он
видел караван, уходящий в пустыню, археологическую экспедицию, пыль
навсегда исчезнувших цивилизаций. Какое это могло иметь к нему отношение?
Он не знал. Шлюпка продолжала падать, и все меньше кислорода поступало из

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг