осталось в живых не больше двадцати человек. Уцелели, в основном, лучники,
и никто из них не годился для предстоящего боя.
- Если решишь сам принять вызов, тебе придется снять свой волшебный
панцирь. Это должен быть честный бой...
- Я знаю. - Значит, Хенк давно догадался. А ведь я не обмолвился ни
словом о ситрилоне.
- Если ты проиграешь, мы должны будем выполнить все их требования.
- Хорошо. Давай узнаем, что им от нас нужно.
Посланец выглядел весьма внушительно. Особенно для пустынника. Этот
низкорослый народ не обладал большой физической силой. Но, увидев
парламентера вблизи, я понял - бывают исключения.
Парламентер передал предложение вождя племени: они пропустят нас
обратно, если мы выдадим Проранта. Подтвердились мои худшие опасения.
После того, как я вернул Прору человеческий облик, он не раз доказывал
свою лютую ненависть к деймам, и я не собирался жертвовать своим
союзником. Кроме того, я понимал, что если Соглашусь на условия
пустынников, мне не удастся прорваться к храму, да и в глазах наших воинов
я буду выглядеть не лучшим образом. Пришлось предложить поединок.
Парламентер тут же согласился, словно ждал такого предложения. Это меня
насторожило, но отступать было поздно. Оговорили условия. В случае нашей
победы они обязуются пропустить отряд через свои земли и не преследовать
до самого храма Света. Прорант остается с нами. Кроме того, они обязуются
пропустить тех, кто захочет вернуться из храма обратно в поселок.
Парламентер подозрительно легко согласился на все наши требования. Он лишь
с усмешкой осмотрел меня и сплюнул на песок, демонстрируя свое презрение...
Прикидывая свои шансы, я понимал, что они не слишком велики. Этот
человек был тяжелее меня и, несомненно, намного опытнее в рукопашном бою,
в умении владеть мечом и пикой. Кроме того, его прыгающая "лошадь",
покрытая хитиновым панцирем, давала очевидное преимущество перед хрумом.
Я выставил еще одно условие: в случае их победы на поединке они
отпустят наш отряд обратно в поселок.
- Кроме Проранта.
Спорить не приходилось. Я сделал все, что было в моих силах.
Бой назначили на время восхода третьей луны. Хотя сумерки в этой
местности достаточно прозрачны, дополнительный свет луны показался мне
совсем не лишним, а два часа передышки позволяли хоть немного отдохнуть
после нелегкого боя.
Пика, которую выбрал для меня Хенк, оказалась короткой, но зато тяжелой
и хорошо уравновешенной, ее темное полированное древко производило
впечатление надежности, а плоское узкое лезвие из титанового сплава,
найденного в запаснике планетарного комплекса, могло, не сломавшись,
выдержать любой удар. В случае удачи оно способно поразить даже чудовищное
насекомое, которое мой противник использовал вместо лошади. Я заметил, что
между пластинами хитина у него на груди оставались узкие щели, в которые
не смог бы проникнуть обычный толстый наконечник.
Вместо ситрилонового костюма, который я оставил под охраной Лана,
пришлось натянуть негнущийся нагрудник из кожи гивлатоваса. Экипировку
завершил обоюдоострый тяжелый стальной меч, подобранный мной на поле
брани. Я привык к этому оружию и никогда с ним не расставался, хотя он и
был несколько тяжеловат.
До начала поединка оставалось еще полчаса. Я решил использовать это
время для накопления энергии КЖИ, не слишком надеясь на то, что возникнут
условия для ее применения, однако следовало подготовиться к любым
неожиданностям.
Уединения, необходимого для полноценной процедуры, мне не удалось найти
на оставшемся под нашим контролем узком пятачке. Все же я постарался
сосредоточиться и полностью отключиться от окружающего.
Пришло обычное во время КЖИ-процедуры ощущение легкости и прозрачного
видения. Я как бы отстранялся от настоящего. Реальность превращалась в
дымчатую тень.
Такие же легкие, неосязаемые тени недавнего прошлого уже окружали меня.
Я вновь, во всех подробностях видел только что закончившийся бой. В этих
картинах моя личная память не принимала никакого участия. Я рассматривал
битву одновременно с разных сторон и видел детали, недоступные зрению
отдельного человека. Я знал, что среди теней прошлого, нечетких контуров
настоящего, столь же прозрачно и легко, почти неразличимо в мешанине
прочих теней, проступали едва уловимые контуры будущего.
Лишь очень опытный воин мог их различить.
Внимательно всмотревшись в этот пестрый калейдоскоп, я увидел
поверженного бойца... Вот только лица не сумел разглядеть. Как обычно
бывает в таких предсказаниях, ответ можно истолковать двояко. Кто-то из
нас погибнет, это несомненно. Возможно, удалось бы получить и более точный
результат, если бы мне не помешали. Чья-то рука осторожно коснулась моего
локтя.
Я вышел из транса. Окружающие предметы вновь обрели четкость. Я уже не
смотрел на мир уголками глаз, как научил меня когда-то мексиканский
индеец. Рядом стоял Прор. Зная, как остро он реагирует на малейшее
неудовольствие с моей стороны, я все же не удержался от возгласа досады.
Слишком болезненно проходил вынужденный выход из КЖИ-транса. На этот раз
он не обратил на мое восклицание ни малейшего внимания. - Пора собираться,
а мне еще нужно сказать тебе нечто важное. - Я
молча ждал продолжения, и он закончил, слегка понизив голос: - Скоксы не
выносят света, даже самого слабого. Постарайся держаться от него со
стороны луны.
Самое главное в тактике их всадников - точность прыжка. Если скоке
промахнется - у тебя появится шанс. Он не может слишком долго стоять на
месте и двигается только прыжками.
Я поблагодарил Прора и неторопливо направился к своему хруму. Эти
ласковые, выносливые животные плохо приспособлены для боя. Хотя они не
знают страха и точно выполняют все команды во время схватки,
неповоротливость и медлительность сделали невозможной их использование в
кавалерии. К сожалению, выбора у меня не было. Пеший воин не может
противостоять всаднику в одиночном поединке.
Я тщательно проверил упряжь, еще раз осмотрел оружие, опустил шип на
шлеме, пристегнул к левому локтю небольшой круглый щит и под одобрительные
возгласы ваших воинов направил хрума к воткнутому в землю копью с флажком,
обозначавшему место, с которого я должен был стартовать после сигнала.
В ста метрах от меня, у такого же копья, уже высилась массивная фигура
моего противника. Даже выглянувшая из-за облаков луна не позволила мне
рассмотреть его лица. Зато я сразу же заметил, что пустынники, взявшие на
себя труд по разметке площадки для поединка, поставили меня так, чтобы
луна не мешала их всаднику.
Правда, это не имело особого значения, поскольку, показавшись на
мгновение, она тут же скрылась за огромным облаком. Облако вызвало вопли
восторга в лагере наших противников. Они расценили это как хорошее
предзнаменование. Ночное зрение пустынников обеспечивало им значительное
преимущество. Стало так темно, что невозможно было рассмотреть ничего на
расстоянии вытянутой руки. Это показалось мне странным. Слишком уж
своевременно появилось облако...
Сосредоточившись, я произнес некое имя... Налетел порыв ветра, но туча,
изрядно потрепанная ветром, так и не сдвинулась с места. Стало ясно: тут
не обошлось без магии. Часть небосклона все же очистилась, уступив моим
усилиям. Я снова видел своего противника.
Пропела труба. Не теряя ни секунды, скоке огромными прыжками понесся ко
мне. Я не двигался, выставив копье и посильнее прижав его к бедру, я ждал.
Третий прыжок, четвертый... Теперь пора. Я послал хрума вперед,
одновременно направляя его вправо и разворачивая. Пятый, последний прыжок
скокса. Луна, все еще скрытая облаком, находилась сейчас за моей спиной.
Пока это не имело значения, но позже могло пригодиться. Поднятый мною
ветер крепчал. Скокс снова прыгнул. От направленного в грудь копья я легко
уклонился. Но реакция моего противника оказалась не хуже моей. Его меч
сверкнул над головой слишком быстро... Я едва успел заслониться щитом.
Удар сокрушительной силы бросил меня на спину хрума. Однако щит отбил
меч в сторону, я не получил серьезных ран. Скокс снова прыгнул и унес
пустынника метров на пять в сторону. Пока тот разворачивал животное,
готовя его к обратному прыжку, я успел выпрямиться и вновь направить на
него острие своего копья.
При первом столкновении наконечник лишь скользнул по хитиновому панцирю
скокса. И вот он снова рядом. Я заставил себя сосредоточиться только на
груди животного, не отвлекаясь ни на что другое.
Копье вошло в грудь скокса почти на полметра. Древко тут же вырвалось у
меня из рук. Скокс рванулся в сторону, и это спасло меня от очередного
удара меча.
Мой противник успел выпрыгнуть из седла, прежде чем обезумевшее от боли
животное рухнуло.
По правилам поединка я имел право атаковать верхом, но не
воспользовался этим и уже через секунду, обнажив свой меч, стоял напротив
пустынника. Этот рыцарский поступок вызвал крики восторга в нашем лагере,
хотя, скорее, он был продиктован холодной логикой. Я понимал, что в
быстроте реакции - мое главное преимущество, а неповоротливый хрум сводил
его на нет.
Сила, в которой мой противник значительно превосходил меня, имела бы
мало значения в поединке на легких рапирах. Но как только я извлек из
ножен свой тяжеленный меч, я понял, что поступил опрометчиво, оставив
хрума. Щит, расколовшийся после первого удара, мне пришлось бросить. Копье
осталось в груди скокса. Единственным моим оружием стал теперь только этот
меч, но он показался мне слишком тяжелым, в несколько раз тяжелее
обычного, и я вновь заподозрил неладное. Не простым воином был мой
противник, совсем не простым.
Проверить это предположение не составляло особого труда. Если я
ошибался, сила КЖИ никак не проявит себя.
Едва я произнес нужное заклинание, как меч попросту потерял вес. Он
словно бы превратился в невесомую рапиру. Но теперь я знал, с каким
грозным противником имею дело, и удвоил осторожность.
Мне очень сильно мешало кольцо. Контроль над ним отвлекал внимание и
требовал постоянного усилия воли. Порой трудно было определить, кто из нас
управляет поединком.
Последовал удар слева. Направленный двумя руками меч моего врага со
свистом приближался. Я понял, что отразить его не успею. Можно лишь
уклониться.
Это я и сделал. Пустыннику не удалось достаточно быстро погасить
инерцию удара.
Его повело вслед за мечом вперед. Он раскрылся, и я получил возможность
ударить сверху в левое плечо. Времени для замаха не было, мой удар не мог
Причинить серьезного вреда.
Все же это заставило его отступить и поднять меч для защиты...
Напрасно...
Теперь он открыт спереди. Прямой колющий удар в грудь. Это был бы
завершающий удар в поединке на рапирах. Сейчас же меч, ударившись в
пластины панциря, лишь слегка отшатнул моего противника назад. Не теряя ни
секунды, он нанес ответный удар сверху, по моему шлему. У меня не было
времени для защиты.
Я не успевал поднять меч, не успевал и уклониться. Пришлось лишь
пригнуться, максимально ослабив удар.
Сбитый с моей головы шлем покатился по земле. Соскользнувший после
удара по нему меч пустынника обрушился на мое плечо. Левая рука повисла,
как плеть. Зря я не рассмотрел лицо того витязя, что лежал на земле, в
моем видении, оно показалось мне знакомым...
Усилием воли я справился с болью, загнал ее в дальние уголки сознания.
Отпрыгнул назад, и выиграл несколько мгновений, чтобы перевести
дыхание. Я вновь поднял меч одной рукой, по-прежнему не чувствуя его веса,
я держал его легко, как перышко, в вытянутой руке, и, наверное, это очень
удивило моего противника. Во всяком случае он приближался слишком
медленно, слишком осторожно, проигрывая мне такие дорогие мгновения.
С каждой секундой боль отступала все дальше, в глазах прояснялось. И уж
совершенно неожиданно для своего врага я бросился во встречную флеш-атаку,
легко отвел в сторону его меч и ударил в шею, в то место, где застежки
шлема соединялись с панцирем, вложив в этот удар весь вес своего тела.
Шлем с перерубленным подшейником отлетел в сторону, и я узнал лицо
поверженного на землю воина. Я запомнил его в тот момент, когда он плюнул
в землю, демонстрируя свое презрение ко мне и к предстоящему поединку.
Глава 12
В просторном помещении, отделанном резными панелями, стояла роскошная
кровать с балдахином. Пол утопал в коврах, по стенам разместились
светильники с никогда не гаснущими лампами.
Дорогая посуда, разнообразная пища, вино и фрукты, немые прислужницы...
Нет ничего хуже полной неизвестности. Илен не знала, где находится, не
знала, что ее ждет, и лишь догадывалась - за всю эту, предоставленную в ее
распоряжение роскошь придется платить, и платить недешево. Она не могла
простить себе собственной глупости! Молодая женщина металась по своей
роскошной тюрьме и вспоминала, как нелепо попалась, как бездарно позволила
себя провести!
Пять дней ее носило в открытом море после черной бури. Ей не удалось
наладить передатчик. Когда она окончательно простилась с надеждой на
спасение и в отчаянии сидела на краю скалы, из-за ближайшего обломка
вынырнула лодка с четырьмя гребцами. Ей даже в голову не пришло, что на
планете могут быть другие люди. Она сразу решила: это Игорь. Она не знала
точно, сколько людей прилетело на второй шлюпке, и, забыв обо всем,
бросилась к своим "спасителям".
Даже когда не увидела в лодке ни одного знакомого лица, она ничего не
поняла, не приняла никаких мер предосторожности. Гребцы молча причалили, а
затем в воздухе мелькнула сеть... С ней обращались как с неодушевленным
предметом.
Перенесли на борт лодки, напоили каким-то зельем. Проснулась она уже в
этой комнате.
Ей иногда удавалось разобрать за стеной гортанную непонятную речь, на
которой переговаривались между собой прислужницы. Но, войдя к ней, они
умолкали.
Она давно потеряла счет часам, дням, неделям, не знала, когда здесь
наступает ночь. В ее комнате не было окон, только лампы, постоянно льющие
дымчатый свет.
Ей казалось: больше она не вынесет.
Прислужницы, словно выполняя некий ритуал, склонялись в поклоне, меняли
еду и питье на столе, наливали горячую воду в небольшую ванну и молча
исчезали.
Когда, заледенев от ярости и тоски, она начинала беспрестанно
барабанить в дверь, всегда был один результат: дверь открывалась, входили
прислужницы, все повторялось. Лица у этих молодых женщин казались
высеченными из камня, ни проявления досады или неудовольствия, ни шепота,
ни вздоха - ничего.
Однажды она заставила их сменить пищу двести восемьдесят раз подряд и
все эти перемены походили друг на друга как две капли воды. Наконец,
сдавшись, она рухнула на постель и пролежала неподвижно, наверное, целые
сутки. Время остановилось.
Если бы у нее были часы! Часы казались ей порой самым желанным
предметом в мире.
Однажды, когда она лежала, уставившись остановившимся взглядом в
противоположную стену, мертвое лицо одной из фресок ожило. Приподнялись
веки, и в узких прорезях глазниц сверкнули живые человеческие глаза - за
ней наблюдали! Это маленькое открытие показалось ей чрезвычайно важным
хотя бы потому, что не укладывалось в доведенный до кретинизма ритуал
подачи пищи.
Она ничем не выдала себя, вовремя отведя взгляд, но с этой минуты
внимательно следила за всеми барельефами, в изобилии украшавшими стены ее
темницы.
Глаза больше не появлялись. Однажды она попробовала, встав на стул,
дотянуться до фрески, но ей это не удалось. Когда проснулась, стул исчез,
и вместо него появилась скамья, прикрепленная к полу.
Но вот настал день... Без всякого знака с ее стороны двери распахнулись.
Четыре прислужницы внесли и разложили на постели довольно сложный
наряд, ничем не похожий на рыжие бесформенные бурнусы, скрывавшие фигуры
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг