автоматическому секретарю задания произвести предварительный подбор
нескольких подходящих кандидатур, из которых впоследствии он собирался
лично отобрать нужного человека для отправки на Гридос? Или все произошло
позже, когда после посещения с Ржежичем старого космодрома у него
забарахлил кар и он вынужден был вызвать ремонтного киба, а тот, как
обычно, задержался?..
Досадуя на зря потраченное время, Райков вышел и оказался прямо перед
доской объявлений со знакомой фамилией: Гравов.
И почему, собственно, эта фамилия показалась ему знакомой? Ведь он
видел ее всего один раз в подготовленном секретарем списке, наряду с
девятью другими кандидатурами. Конечно, у него хорошая память, но не до
такой же степени... Дело было даже и не в этом, а в том, чтобы понять, где
проходила едва уловимая грань, за которой случайные совпадения
превращались в нечто вполне определенное, в нечто подготовленное заранее.
Как бы там ни было, устав ждать ремонтного робота, Райков открыл дверь и
очутился в зале аттестационной комиссии космофлота в тот самый момент,
когда к концу подходил финальный поединок между двумя кандидатами в
стажеры.
Только сейчас он вспомнил, что его официально приглашали посетить
заключительную церемонию утверждения будущего стажера, но он отказался,
собираясь позже специально заняться подбором нужной кандидатуры.
Тем не менее фактически, вопреки собственному желанию, он стоял сейчас
в этом зале. Председатель аттестационной комиссии поднялся навстречу
важному гостю, и Рай-кову, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей
персоне, пришлось сесть за стол. Поединок тем временем фактически уже
заканчивался.
Роман проигрывал Клестову по всем пунктам. Уже сам факт его участия в
финале был чудом. Чтобы человек с улицы одержал победу над десятком хорошо
подготовленных курсантов космошколы, уже сам этот факт был слишком
невероятен. Но теперь он проигрывал. Бесстрастный автоматический судья
высвечивал на гигантском панно комиссии баллы, означавшие полное поражение.
Он проиграл на сорок десятых в психотесте, он не выдержал соревнования
в игре пилотов, когда за пультом тренажера Клестов на десять секунд раньше
и на сорок баллов лучше произвел посадку на условную планету. Наконец, он
проигрывал ему в спортивной схватке.
Считалось, что победа в спортивном поединке может компенсировать
неудачу в теоретическом и прикладном разделах. Почему это так - никто не
знал.
Окончательное решение компьютера невозможно было предвидеть заранее. Во
всяком случае, оно не вытекало непосредственно из суммы завоеванных баллов.
Играла роль личная карточка кандидата, его биографические данные,
психологическая совместимость с членами будущей команды и многое другое.
Поговаривали, что даже личные связи могли значительно влиять на
безупречное объективное решение компьютера.
Роман в это не верил. В это нельзя было верить, иначе все годы
подготовки теряли смысл. Он не верил и потому боролся до конца, даже когда
дальнейшая борьба казалась бессмысленной.
Клестов смял его в ближнем бою, затем вынудил уйти на дальнюю дистанцию
и, наконец, красивой двойной подсечкой швырнул на ковер. Зал взревел.
Райков потянулся к своему пульту и включился в информационный блок. На
его дисплее поплыли длинные ряды данных из личной карточки кандидата.
- Ничего не понимаю... Этот человек просто не мог дойти до финала.
Такого никогда не было, тут что-то не так, - пробормотал он, ни к кому не
обращаясь.
Поединок между тем, ко всеобщему удивлению, все еще продолжался. По
условиям соревнования он должен продолжаться до тех пор, пока один из
соперников не признает своего поражения или не сможет подняться. Но
странный "человек с улицы"
поднялся вновь, вновь встал в боевую стойку. На лице его противника,
уже считавшего себя победителем, можно было заметить некоторую
растерянность.
Старая традиция отбора кандидатов в стажеры дальних экспедиций
неукоснительно соблюдалась много десятилетий, и, хотя правила давно
устарели, отменять их не было смысла. Редко уходили теперь в космос новые
поисковые экспедиции.
Космофлот едва справлялся с обслуживанием рейсовых линий между
колониями Федерации.
На каждую новую экспедицию требовалось специальное разрешение Совета.
Слишком много материальных ресурсов, а зачастую и жизней, уносило
исследование дальних частей Галактики.
Одно из старых правил разрешало принимать участие в конкурсе всем
желающим. В те далекие времена, когда школ было мало, а новые
исследовательские экспедиции уходили к звездам почти каждый год, это
правиле давало возможность талантливым людям завоевать себе место в одной
из таких экспедиций. Во всяком случае, оно давало им надежду, создавало
видимость справедливости. Сегодня у людей, не прошедших подготовки в
специализированных школах, не было ни малейшего шанса даже близко подойти
к финалу. Тем не менее это случилось.
Роман стоял на самой границе ковра, еще шаг - и он окажется в минусовой
зоне.
Пот заливал лицо, болела коленка, сильно ушибленная во время последней
подсечки.
Клестов действовал методично и безжалостно, он безупречно владел всеми
новейшими приемами защиты и нападения. Роман мог ему противопоставить
только выносливость и необыкновенную гибкость. Но, чтобы выстоять против
специально тренированного бойца, этого было недостаточно. И после того как
он в шестой раз поднялся с ковра, после последней, самой сокрушительной
подсечки, что-то изменилось в манере боя Клестова. Он медлил, и Роман не
мог понять, что это:
растерянность или просто тактический прием, в котором противник пытался
заставить его выйти на выгодную для себя среднюю дистанцию, раскрыться,
потерять бдительность и не суметь уклониться от очередного броска...
Скорее всего, Клестов хотел закончить бой эффектным нокаутом противника.
Наверное, он добивался именно этого, иначе давно бы уже воспользовался
слабостью Романа в те первые, самые трудные мгновения, когда тот только
что поднялся с ковра.
Но вот наконец Клестов вновь прыгнул. Нормальный человек вряд ли сумел
бы заметить движение его ладоней, чертивших в воздухе короткие опасные
траектории ударов. Но мгновения растягивались для Романа во время
поединка, он мог бы растянуть их еще больше. У него оставалось заметное
превосходство в быстроте реакции, однако это ни к чему не вело: Клестов
применял комплексные приемы в легко находил на теле противника уязвимые
болевые точки, известные Роману.
А
уклониться от града ударов полностью было невозможно, Роман едва успевал
уберечь наиболее важные жизненные центры - голову, живот. Конечно, как и
требовали правила спортивного поединка, Клестов наносил удары не в полную
силу, а лишь фиксируя касания к телу противника. Но так было далеко не
всегда. Нарочно или случайно, время от времени он проводил настоящий удар,
и в серии показных касаний они оставались не замеченными судьями.
Роман не мог ответить противнику тем же. Его неловкий удар был бы
мгновенно замечен. Все, что ему оставалось, - это уйти в глухую защиту, а
граница ковра тем временем неумолимо приближалась. И выход за роковую
черту означал бы полное поражение. Еще шаг, еще... Теперь противнику
достаточно одного хорошего броска, вот он пригнулся для последнего удара,
чуть отпрянул назад, чтобы придать в броске своему телу больший размах.
И в это мгновение прозвучал гонг, означавший конец поединка.
Судейский компьютер сообщал этим сигналом, что он закончил все расчеты
и не нуждается в дополнительной информации для определения победителя.
Клестов то ли не слышал гонга, то ля просто не сумел удержаться и
прыгнул уже после сигнала.
Роман отчетливо услышал сигнал, но не расслабился, успел отклониться.
В результате Клестов промахнулся и сам с грохотом вылетел в минусовую
зону. В зале раздался смех, аплодисменты, но все это уже не имело никакого
значения...
Табло над головами зрителей мигнуло, на нем погасли все надписи, и вот
сейчас, сию минуту, должно было появиться окончательное, всеопределяющее
имя победителя, имя человека, отправлявшегося к звездам. Роман знал, что
это будет не его имя, и стоял, побледнев, гордо откинув голову, на краю
ковра, словно ждал приговора.
Компьютер уже начал печатать на экране первые знаки - дату и серию
соревнований, номера документов, когда Райков потянулся к своему терминалу
и нажал красную клавишу с надписью "Дополнительная информация".
Компьютер недовольно загудел, однако главное табло замерцало ровным
голубым светом.
Почти сразу же слева от Райкова вспыхнул терминатор внутренней связи, и
над ним в воздухе повисло увеличенное и подсвеченное снизу лицо
председателя экзаменационной комиссии.
- Игорь Сергеевич, - произнес председатель недовольным и вместе с тем
извиняющимся тоном, - вы же знаете правила: после окончания расчетов в
действия компьютера нельзя вмешиваться.
- Конечно, я помню правила, Марк Семенович, - ответил Райков, улыбаясь
этому странному, возникшему словно из небытия лицу. - Там сказано, что в
действия компьютера запрещено вмешиваться после определения победителя. Но
победитель еще не объявлен. Я просто ввожу небольшую дополнительную
информацию.
Все так же улыбаясь и не отключая канала связи, Райков достал из
нагрудного кармана белую пластиковую карточку с красной полосой с правой
стороны, личный знак руководителя экспедиции, которой не пользовался еще
ни разу.
Начертив на ней несколько слов и еще раз улыбнувшись председателю, он
не спеша опустил ее в узкую щель на терминаторе.
Несколько секунд компьютер задумчиво гудел, пережевывая новую
информацию, и все это время председатель и Райков молча смотрели друг на
друга, ожидая, чем закончится этот новый, неожиданно возникший поединок.
Наконец тихо пропел зуммер, щелкнули контакты реле, и на центральном
панно зажглись слова: "По просьбе одного из членов судейской коллегии
результат соревнований будет объявлен завтра в восемь часов утра".
- Это неправильно, - тихо сказал председатель. - Я буду жаловаться.
- Это правильно, Марк Семенович. Если бы это было неправильно,
компьютер никогда бы со мной не согласился.
"А может, и нет, - тут же подумал Райков. - Может быть, это
действительно неправильно, потому что сейчас я поступил, по меньшей мере,
странно. Я вмешался в судьбу не знакомого мне человека, совершенно не
представляя, что из этого получится..."
Но оказалось, что сама возможность вмешаться, переиначить заранее
предрешенный результат, доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
Слишком уж не любил он однозначных, легко предсказуемых результатов,
слишком сильное чувство протеста вызывали они у него.
Опустив в щель свою личную карточку, отправив ее по невидимым
механическим каналам судейского компьютера, Райков словно бросил на чашу
весов чьей-то судьбы ощутимую гирю, понимая уже с запоздалым сожалением,
что за действия такого рода рано или поздно придется расплачиваться.
Судьба, как правило, никогда не прощает людям попыток вмешательства в ее
слепую волю.
Самое же неприятное заключалось в том, что его поступок был продиктован
чувством протеста, внутренними эмоциями, а вовсе не соображениями разума и
целесообразности.
Райков не знал даже, подойдет ли кандидатура этого юноши для той роли,
которую он предназначил своему стажеру еще там, в кабинете Ридова, когда
решил, что ему необходим собственный независимый наблюдатель на Гридосе.
Глава 5
Визофон в подъезде не работал, на вызов никто не ответил. Странно, что
эти старые дома вообще еще не рассыпались.
В конце концов Райков просто толкнул дверь и вошел в квартиру. Не было
даже запора. Комната напоминала древний музей космонавтики. Длинные ряды
книг на полках. Шесть томов звездной навигации Криллинга. Трехтомный труд
"Эволюция планет", "Космическая психология", "Философия разума",
"Пространство как функция времени" Карла Штатберга. И картины, пейзажи
планет, карты звездного неба.
Еще там были модели старых кораблей, он узнал "Лотос" капитана Вергота,
пропавший в районе Беги. Был там и первый сверхсветовик, пробивший барьер.
- Я не знал, что это так серьезно, - прошептал Райков. - Я не мог этого
знать.
Нужно было поговорить с парнем сразу же после поединка. Но я не мог
знать, насколько это серьезно. По крайней мере, я в нем не ошибся.
Теперь ему оставалось только ждать. Служба информации сообщила, что
личный номер Гравова выключен из сети. Вообще-то это запрещалось, но никто
не соблюдал всех правил, установленных Федерацией. "Лишь бы он вернулся,
не выкинул какой-нибудь глупости. В его годы не так-то легко смириться с
поражением, с потерей такой мечты..."
Райков подошел к рабочему столу Романа. Здесь царил страшный беспорядок.
Наброски расчетов, эскизы неведомых пейзажей. На стене диаграмма не
знакомой ему системы упражнений. "Не очень-то она ему и помогла в
последнем поединке.
По-прежнему неясно, как ему удалось добраться до финала, хотя, если
учесть все это, что же тут удивительного? - Райков снова прошелся взглядом
по полкам с книгами. - парень готовился не один год, готовился даже
слишком серьезно.
Вот почему он попал в финал и вот почему я могу ждать напрасно. Слишком
трудно предвидеть, как поступит в создавшейся ситуации такой человек. Он
может и не вернуться сюда, к старым проблемам, к старым воспоминаниям. Он
может раз и навсегда круто изменить свою жизнь, и тогда я его не увижу. Он
никогда не узнает о том, что произошло: что победа, которой он так жаждал,
все-таки состоялась; что есть другой, не явный путь к цели; что он есть
всегда, почти в любой ситуации..."
Райков пододвинул кресло к полке с книгами, поудобней вытянул ноги и
погрузился в глубокую задумчивость. Время, проведенное в этой комнате, уже
не казалось ему потерянным напрасно, даже если он не дождется прихода
хозяина.
Роман шел по вечерней пустынной улице. Улица текла сквозь него, словно
река.
Исчезло за поворотом здание комиссии космофлота. Один за другим плыли
навстречу кварталы старого города. Скоро должен был показаться парк, за
изношенной оградой которого он недавно простился с учителем и не мог
теперь представить, что это событие произошло именно сегодня. Таким
далеким оно казалось ему сейчас.
Дальше, за парком, оставался единственный поворот, ведущий в прошлое.
Минут пять Роман простоял неподвижно, облокотившись об ограду парка. Он
не думал ни о чем специальном: мысли свободно пробегали сквозь его
открытый глухому отчаянию разум. Им овладело состояние, которое трудно
описать конкретными словами, поскольку боль еще слишком нова и слишком
легко ее растревожить неосторожным усилием мысли.
"Вечер. Скоро восемь часов. Поезда отошли от вокзала дорог, поезда,
увозящие прочь всех достигших пределов мечты, за которой... Ну что там за
ней? Что же дальше? Еще одна цель? Только стоит ли снова? Ведь вокзалы
открыты лишь тем, кто успел при рождении на поезд..." Эти чужие слова,
скользнув по краю сознания, причинили боль.
Лучше думать о сумерках, о вкусе сладкого сока, оставшегося в памяти
вместе с вестибюлем комиссии, в котором стоял автомат.
Вот снова мысль по кругу возвращается к запретной теме: что же все-таки
делать?
Сейчас, сегодня, через пять минут? Не так уж трудно решить. В городе
нет ни единого человека, которого он обязан был бы поставить в известность
о своем решении. Нет ни единой вещи, которой он дорожил настолько, чтобы
ее следовало взять с собой. Разве что дневник наблюдений за собственным
состоянием, который он вел по настоянию учителя с тех пор, как всерьез
стал заниматься системой КЖИ.
Да еще, пожалуй, старые книги, их необходимо вернуть в музейное
хранилище.
Иначе робот-уборщик сочтет их мусором, хламом и, возможно, будет не так
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг