его желание сделать ее незаметнее.
Была и еще одна новость. На берегу нарисованного озера тоже наступил
вечер. Исчезла девушка, исчез Георгий и змей, только ветер гнал по стылой
воде высокую волну. Глеб невольно почувствовал его холодное дыхание, хотя
руки явственно ощущали идущее от самой картины тепло.
"Постарайся понять язык книги". Хотел бы он знать, как это сделать. Он
ведь не кончал университетов по древней письменности...
Глеб перевернул картину, достал лупу и стал внимательно изучать врезанные
в доску письмена.
В Афгане у него был друг, шифровальщик из штаба полка. Он мог часами с
увлечением рассказывать о неожиданных законах, управлявших фонетикой слов.
Кое-что запомнилось из его восторженных объяснений.
Чаще других в русском языке встречались буквы "а", "о" и "е", сочетания
"ас", "из", "без", слова "тоже", "будто", "если", "еще"...
Глеб не сомневался, что буквы на доске вырезали русские люди, пусть очень
давно. Многое изменилось за это время, но язык, основу древней культуры, не
удалось уничтожить никаким посторонним влияниям.
Первой он узнал букву "а". Она осталась почти такой же, разве что внизу
исчезла знакомая черточка. Но это легко понять, в дубовой доске без нее
легче было вырезать затейливо изогнутую букву. Если помнить об этом,
нетрудно узнать и "д", похожую на равнобедренный треугольник... Дальше пошло
все легче, и вдруг, в какой-то момент, он понял, как надо читать эту
книгу...
Закрыть глаза, медленно погладить ладонями шершавую доску, впитать в себя
давно забытые знаки... И сразу в его сознании сложились первые фразы...
"Славься Перун - бог огнекудрый! Он верных ведет по стезе...
Изречено сие кудесниками. Они прочь уходили и назад возвратились... Сюда
и ты придешь, тут же служитель ворота откроет и пустит тебя, и прекрасен сей
Ирий..."
Ирий - наверно, рай, а может быть, город, изображенный на картине...
Дальше шло что-то совсем непонятное, потом попалось гладкое место без всяких
знаков, и вдруг словно электрическим током прошило руку.
"Страх, ты должен принять свой путь. Завтра, после заката, как только
солнце напьется сурьи, придет твой день. Верни сию книгу тому, кто первым
коснулся ее страниц..."
Эти слова предназначались ему - лично ему! Он не усомнился в этом ни на
секунду - хорошо помня, что на доске не было гладких мест. Еще вчера ее
поверхность была сплошь заполнена убористой резной клинописью и вдруг
сейчас...
Ниже была еще одна строчка:
"Сплети волосяной шнурок, повесь ладанку на шею и никогда не расставайся
с ней". И это было написано отнюдь не древним языком!
Теперь не осталось никаких сомнений - книга разговаривала с ним!
Непонятно только, какую ладанку должен он повесить на шею...
Так, значит, завтра после полудня? Вернее, уже сегодня...
Готов ли он принять свою новую судьбу? И что именно он должен будет
сделать завтра? Но молчал телефон, молчала книга. Теперь все зависело только
от него.
2
К вечеру иконка уменьшилась до размеров спичечного коробка. Собственно,
теперь это была уже не икона. Гладкая, с обеих сторон полированная темная
дощечка, на которой даже в лупу нельзя было рассмотреть ничего, кроме
древесных пор. От прежнего на ней осталось разве что отверстие, куда раньше
входил гвоздь.
Глеб встревожился, и ему стало грустно оттого, что больше невозможно было
увидеть девушку на берегу озера. Но, рассматривая дощечку, он вдруг понял,
какой образок имела в виду книга в своем вчерашнем послании. Вот же он,
лежит у него на ладони, оставалось сплести волосяной шнурок...
Интересно, где он возьмет для этого волосы? В современной квартире это
совсем не простая задача... Может, использовать для этого капроновый шнурок?
И вообще, не лучше ли спрятать образок в надежном месте? Ведь каждый может
заметить у него на шее этот странный шнурок.
Но книга предлагала повесить образок на шею на волосяном шнурке, и, пока
он не разберется во всем этом, нужно точно следовать полученным инструкциям.
Не переставая сквозь зубы высказывать все, что он думает по поводу
собственной глупости и нелепых желаний какой-то доски, Глеб тем не менее
приступил к поискам нужного материала.
В конце концов длинные и прочные конские волосы нашлись в старом матрасе.
Положив дощечку на стол, Глеб приступил к осваиванию непривычной работы.
Сплетя первые три ряда жгутиков, он решил проверить, не слишком ли толстым
получается шнурок. Нужно было проверить, войдет ли он в отверстие - ведь оно
тоже уменьшилось вместе с иконой.
В тот момент, когда Глеб нагнулся к столу за дощечкой, в окне что-то
звонко щелкнуло, и знакомый с Афгана звук заставил его рефлекторно броситься
на пол.
Он лежал там неподвижно довольно долго, хорошо понимая, что забраться
обратно в кресло будет для него совсем не просто. С другой стороны, он не
мог ошибиться, это был звук летящей пули, хотя никакого выстрела он не
слышал. Ему не хотелось приподниматься с пола и проверять, так ли это на
самом деле - выстрел мог повториться...
В конце концов, слегка приподнявшись на руках и все время помня о том,
что его голова не должна показаться в раме окна, он нащупал на столе
образок, продел в него шнурок и, надев его на себя, почувствовал
относительную безопасность. Эта вещь только что спасла ему жизнь...
Странно... Напротив его дома не было никаких высоких строений, ни одного
подходящего места для позиции снайпера, разве что крыша углового здания на
противоположной стороне улицы, но чтобы стрелять оттуда, нужна специальная
винтовка с оптическим прицелом.
Если он не ошибся, то пуля, пролетев над его головой, должна была
влепиться в противоположную стену. Повернувшись и все еще не поднимаясь с
пола, он осмотрел стену и увидел аккуратное черное отверстие как раз на
уровне головы сидящего человека.
Стараясь не слишком приподниматься, он пополз на руках к противоположной
стене. Да, пуля была здесь. Красная кирпичная крошка усыпала пол под
отверстием. Сомнений больше не оставалось. Его только что пытались
хладнокровно и расчетливо убить. Для кого-то его икона представляла огромную
ценность. Он почувствовал нарастающий гнев и горечь от собственного
бессилия.
Извиваясь как уж, Глеб вернулся к креслу, не поднимаясь с пола, откатил
его в угол, еще раз мысленно проверил, вышло ли кресло из зоны прицела, и
лишь после этого позволил себе подтянуть к сиденью свою нижнюю безжизненную
половину тела. Вернув способность к передвижению, он почувствовал себя
несколько уверенней.
Может быть, стоит позвонить в милицию?
На секунду он представил, как это будет: усталый лейтенант, неохотно
заполняющий протокол, нелепые казенные вопросы... Что-нибудь вроде: "Вы
уверены, что стреляли именно в вас? У нас довольно часто постреливают, дети
балуются, шальные пули иногда влетают в окна. Бывает, даже машины взрываются
от этих шалостей. На вашем месте я бы не стал подавать официального
заявления..."
В городе давно шла необъявленная война, порой не уступавшая по своей
жестокости Афгану. Глеб почувствовал, как внутри у него все сжимается от
бессильной ярости. Незадолго до попытки убийства официальные чиновники из
ФИСКА перевернули вверх дном всю его квартиру, и он не был уверен в том, что
эти два события не связаны между собой.
Никто ему не поможет, никакая милиция. И с неожиданной ясностью, от
которой мурашки пробежали по коже, он понял: с той самой минуты, как он стал
стражем книга, ему придется рассчитывать только на себя самого.
Он сидел, перебирая в голове все возможные варианты своих действий и в
который уж раз проклиная собственную беспомощность, когда вновь коротко
звякнул звонок у двери, и сразу же она распахнулась, пропуская новых
непрошеных гостей. Сорванный после предыдущего визита замок беспомощно
валялся возле двери.
На этот раз гости были в белых халатах.
Двое дюжих санитаров с носилками и третий, худой, в очках, с бегающими
глазками, врач или что-то в этом роде. Он, казалось, был явно разочарован
тем, что Глеб до сих пор еще жив, похоже, их послали ликвидировать следы
после выстрела и спокойно так вынести труп из подъезда - никто бы и не
заинтересовался, кого там волокут в машину под белой простыней, мало ли что
сейчас происходит...
Однако "врач" тут же взял себя в руки и начал действовать сообразно с
новыми обстоятельствами.
- Глеб Яровцев? Вам придется поехать с нами.
- С какой стати?
- Как инвалиду Афгана, вам должен быть обеспечен постоянный медицинский
уход, нужно пройти осмотр в стационаре. Затем вы получите путевку в
санаторий. У нас сейчас распределяют путевки между инвалидами.
- Я здоров. И никуда не собираюсь ехать.
- Очень жаль, что вы не хотите сотрудничать с нами. К сожалению, я все
равно должен выполнять свои обязанности. Приступайте, - кивнул он санитарам,
и в руках одного из них сразу же оказался шприц, который до этого тот,
очевидно, прятал за спиной.
Их подвело инвалидное кресло. От калеки никто не ожидал серьезного
сопротивления. Но Глеб, не желавший мириться с собственной беспомощностью,
постоянными упражнениями превратил свои оставшиеся живыми мышцы в стальные
пружины. У него и раньше были сильные руки, а сейчас он мог завязать в узел
двухсантиметровый арматурный прут.
Афган научил его не церемониться с мерзавцами. Тот, что шел со шприцем,
наткнувшись на прямой удар, направленный в нижнюю часть живота, беззвучно
сложился пополам и выронил шприц.
Глеб успел его подхватить и свободной рукой резко крутанул колесо своего
кресла, почти в ту же секунду оказавшись рядом со вторым санитаром.
Тот завизжал каким-то поросячьим визгом, когда Глеб вкатил ему в икру
полную дозу той гадости, которой они собирались его попотчевать. Санитар еще
пытался какое-то время сопротивляться, но, скованный стальными руками Глеба,
быстро ослабел под действием лекарства.
Все произошло так стремительно, что третий, изображавший из себя врача,
не успел сориентироваться в обстановке, и Глеб оказался у выходной двери
раньше его.
Теперь "врач" затравленно озирался, время от времени бросая на инвалидное
кресло взгляды, полные ужаса.
- Кто вас послал?
Врач, не отвечая, пятился к окну, и Глеб понимал, что не должен позволить
ему достичь заветной цели. На улице наверняка осталась часть этой банды. У
них могла быть установлена какая-то система сигнализации, и если те,
снаружи, поймут, что здесь произошло, ему не дадут выбраться из дома.
Оба санитара неподвижно лежали на полу, врач тоже не представлял особой
проблемы, если бы не желание Глеба получить от него хоть какую-то
информацию. Он ничего не знал о своих врагах и собирался восполнить этот
пробел.
Между ним и его противником находился письменный стол, на котором, совсем
недавно (неужели это было только вчера?!) Глеб исследовал икону, в верхнем
ящике остался лежать тяжелый душманский кинжал... В искусстве метать такие
кинжалы во взводе не было ему равных.
Стальное лезвие лениво взлетело в воздух и, словно направляемое невидимой
рукой, повернулось рукояткой вперед у самой головы противника.
После такого оглушающего удара человек валился на землю как подкошенный,
но этот почему-то продолжал стоять еще пару секунд с широко открытым ртом,
из которого неожиданно хлынула кровь. Затем он осел, держась за стену, и
только тогда Глеб услышал щелчок от пули, пробившей окно. На этот раз
целились именно во врача, и прицел у них наверняка был оптический, так что
они прекрасно видели все, что здесь происходило.
Глеб не чувствовал ни страха, ни жалости к лежащему на полу подонку,
только холодную ярость и то особое состояние собранности, которое наступало
в Афгане после начала боя.
Зачем они это сделали? Заметают следы или хотят повесить на него
убийство? Как бы там ни было, информации от врача теперь получить не
удастся, и во что бы то ни стало надо отсюда уходить как можно скорее.
Хотя интуитивно он понимал: уйти далеко ему не дадут. Сдаваться он тем не
менее не собирался. Те, кто вел на него охоту, не слишком ценили
человеческую жизнь...
Рыжий детина начал проявлять признаки жизни, но времени на то, чтобы
заняться им всерьез, не оставалось.
Детина уже сидел, и Глебу пришлось вновь уложить его на пол еще одним
ударом. Теперь он действовал методично и быстро, не теряя ни одной секунды.
Подобравшись к окну, Глеб задернул штору, затем достал из второго ящика
стола все свои наличные деньги - слишком мало даже для того, чтобы нанять
такси на приличное расстояние...
Документы, сверток со сменой белья, кинжал - единственное пока оружий...
Уложив все это в спортивную сумку, он решился наконец обыскать своих
противников - в его положении пренебрегать трофеями не приходилось.
"Врач" не подавал никаких признаков жизни. Пуля, влетевшая в окно,
пробила ему грудь навылет, и по характеру раны Глеб понял, что с ним все
кончено.
Под замызганным халатом оказался вполне приличный костюм. В бумажнике не
было никаких документов, зато там оказалась довольно толстая пачка сотенных
долларовых купюр. Теперь у него появился хоть и небольшой, но все же
реальный шанс уйти от погони. Если ему удастся оторваться от преследователей
на несколько часов, разменять деньги, купить билеты...
Все это было слишком проблематично, но выбора у него все равно не
осталось.
В оттопырившемся кармане высокого рыжего громилы, изображавшего санитара,
он обнаружил пистолет системы Макарова и две запасные обоймы.
Секунду Глеб испытывал мучительное колебание:
в случае задержания огнестрельное оружие сразу же сделает его положение
совершенно безнадежным даже в глазах настоящей милиции.
Впрочем, и так оно было безнадежным. Скорее всего, на него повесят
убийство, которого он не совершал. На месте тех, за окном, он бы уже давно
вызвал сюда милицию... Вдруг он вспомнил про носилки, оставшиеся у входа, и
понял, что у подъезда его "гостей" ожидала машина. Это заставило Глеба
отбросить последние сомнения по поводу оружия. Те, кто запросто стреляет в
своих, не дадут ему выйти из дома. Придется прорываться с боем.
Проверив, заряжен ли пистолет, Глеб поставил его на предохранитель и
опустил в карман куртки.
В доме было удивительно тихо. Соседи словно вымерли. Обычно шумная
коммунальная квартира теперь затаилась и не подавала признаков жизни.
Даже когда колеса инвалидного кресла прошуршали по длинному коридору, за
дверями соседей не раздалось ни единого звук"...
Только что в его комнате дважды взламывали дверь, стреляли в окна...
Никого это не касалось, каждый думал лишь о том, чтобы его самого миновала
беда, а дальше хоть трава не расти... "От того и обрушилось на нас все это",
- с горечью подумал Глеб.
Проезжая мимо зеркала в прихожей, он постарался поплотнее застегнуть
ворот рубахи, чтобы скрыть волосяной жгут, но, к своему удивлению, не увидел
ни шнурка, ни самого образка.
Он мог нащупать его, снять с себя, и только тогда дощечка становилась
видимой. Какие еще свойства скрывала в себе эта необычная вещь? Сейчас он не
мог себе позволить раздумывать над новыми загадками, и, вновь повесив
образок на шею, Глеб закрыл за собой коридорную дверь на лестничную
площадку.
Если бы у него был выбор, он бы не стал пользоваться лифтом. Именно там,
у лифтовой двери, его наверняка ждут... Но выбора, все из-за той же
проклятой коляски, не было, и, еще раз проверив пистолет, Глеб снял его с
предохранителя.
Старый лифт скрипел и громыхал как несмазанная телега, преодолевая восемь
этажных пролетов. Кресло занимало почти всю кабину, и у Глеба не оставалось
никакого пространства для маневра - если внизу его попытаются остановить,
придется стрелять.
С той минуты, как он вступил в борьбу за собственную жизнь, ладанка не
подавала никаких признаков жизни, словно отведя его голову от первой пули,
выполнила свой долг до конца. Но где-то в глубине сознания он понимал, что
это не так.
Наконец лифт остановился. В коридоре свет не горел, и только слабые
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг