приглушенного наркозом тела, наполнены полноценной жизненной силой.
Они использовали пропаганду этой теории в неофициальной рекламе и
добились, к немалому удивлению Ращина, значительного увеличения сбыта своей
продукции. Но главной причиной была, конечно же, простая экономия средств.
Обезболивающие препараты стоили дорого, и тратить их на тех, кто все равно
должен был расстаться с жизнью, не имело никакого смысла.
Ращин считал себя человеком мягким и порой даже сочувствовал несчастным,
которых волокли в операционную. Конечно, это были всего лишь изгои,
отобранные на заклание своими сородичами. Или случайные пленники, посмевшие
поднять бунт против своего господина. Жалкие дикари, не достойные сочувствия
избранного.
Но, как бы там ни было, добровольно Ращин никогда не посещал места, куда
так стремились попасть большинство манфреймовских слуг, любивших здесь
развлекаться, когда их господин был занят другими более неотложными делами.
Вот и сейчас, нетерпеливо дожидаясь мастера, Ращин старался не
встречаться с глазами пленников, хотя порой, совершенно непроизвольно, его
взгляд скользил по обнаженному телу женщины, отмечая высокую полную грудь,
веревки, впившиеся в белое беспомощное тело...
Впрочем, предстоящая ей процедура казалась Марку почти милосердной. Ведь
в конце ее, когда за дело принимался скальпель хирурга, жертва, как правило,
уже ничего не чувствовала.
Звон металлических подков по каменному полу заставил Ращина вздрогнуть и
вернул к действительности. Звук шагов Манфрейма невозможно было спутать ни с
чем другим. Почему он так любил металл в своей одежде? Может быть, потому,
что звон маскировал костяной скрежет, исходящий от его тела? Однажды Ращин
слышал этот звук, и от одного только воспоминания мороз прошел по коже
казначея.
Высокий рыцарь в черных доспехах, в металлическом шлеме с кровавым
плюмажем - таким его знали все. Забрало шлема никогда не поднималось, и было
непонятно, откуда брались у него силы не расставаться даже на ночь с этим
бронированным одеянием.
Наконец магистр уютно устроился в кресле и обратил свое внимание на
Ращина.
- Ну, что там у тебя? Опять спешим? - Бумаги тем не менее были уже в
руках Манфрейма. Марк замер, боясь перевести дыхание. Вот наконец печать
магистра на металлическом пальце рыцарской перчатки коснулась одной из них,
выжигая в углу несмываемый знак дракона, и наверху оказался финансовый
отчет.
Марк вытянулся, всем своим видом выражая безграничную преданность.
Наибольшее беспокойство у него вызывало вовсе не общее падение доходов. Дело
в том, что там, среди бесконечных колонок, затерялась одна цифирь... Цифирь,
про которую он постарался напрочь забыть, не думать, не вспоминать ни
разу... Цифирь, за которою его вполне могли привязать к одному из пустующих
столбов в этом зале... Номер его личного счета в Цюрихе...
Догадывался ли магистр об этом счете? Кто знает. У него были свои,
недоступные Марку каналы информации. Возможно, он водит его как рыбу на
крючке, дожидаясь, когда Марк допустит серьезный промах, чтобы припомнить
ему все сразу.
Но, несмотря на постоянную страшную угрозу, начав, он уже не мог
остановиться, как не может остановиться алкоголик, распечатавший бутылку, из
которой собирался отхлебнуть всего один глоток.
- Почему курс гривны падает так медленно?
- Курс гривны? Я, право, не знаю... Такая мелочь...
Он не был готов к этому вопросу, не мог даже предполагать, что шефа
заинтересует состояние валюты варварской страны, годовой оборот которой был
меньше расходов на однодневное содержание замка Манфрейма.
- Мелочей в твоем деле не бывает. Миллионы складываются именно из мелочи.
А, валютой этой займись специально, в будущем она представит для нас
значительный интерес.
Наконец перстень приподнялся и выжег в углу документа извивающегося
дракона.
Отпустив Ращина, магистр продолжил наблюдение над вивисекцией.
Темная энергия, которая рождалась вместе с нечеловеческими муками тех,
кто лежал на столе, текла к нему обильным потоком.
Иногда Манфрейм приподнимал руку и указывал на отдельный, только что
извлеченный из трепещущего тела, дымящийся от крови кусок плоти.
Отмеченный им трансплантат хирурги заботливо укладывали в специальный
золотой контейнер с жидким азотом, стоящий отдельно от остальных.
Эти органы затем становились исходным материалом для любимых
биологических опытов Манфрейма, которым он посвящал свободные от основных
дел часы.
В особом изолированном крыле замка, куда пускали лишь самых доверенных
лиц, расположились его биологические лаборатории, оснащенные самым
современным оборудованием, вывезенным из разных миров и эпох.
Здесь магистр занимался тем, что сращивал порой совершенно несовместимые
части разных тел, выводя на свет неподдающихся описанию уродов.
Здесь он давал полную волю своей темной фантазии и, используя
неограниченные возможности мертвой воды, оживлял созданных им монстров,
порождая на свет создания, которые не могли существовать в природе, здесь он
чувствовал себя почти богом...
Только когда последнее тело исчезло наконец в окошке приемника, Манфрейм
встал и направился к лестнице, ведущей в глубинный этаж хранилища, где
располагалась сокровищница.
Ни одно здание в мире не имело охранной системы такого уровня. Египетские
жрецы могли лишь мечтать о подобной защите для своего лабиринта, Манфрейму
удалось ее осуществить. Ни предупреждающих надписей, ни стражи - ничего
этого здесь не было. Живые существа ненадежны - полагаться можно только на
самого себя.
Каждый, кто становился на первую ступеньку лестницы, сразу же оказывался
в ее конце, только сам Манфрейм мог видеть всю длину этой лестницы.
За последней ступенькой двери охотно открывались, приглашая названного
гостя войти в преисподнюю, и обманчивый блеск золотых миражей было
последнее, что видел он в своей жизни.
Настоящий, невидимый, ход в сокровищницу ответвлялся от середины лестницы
- и это был всего лишь первый уровень защиты. Пройдя его, бессмертный нажал
на потайной камень у поворота. Невидимые древние механизмы повернулись,
опуская решетку на логово Ламия.
Чудовище прорычало что-то нечленораздельное, но так и не поднялось со
своего ложа. За последние триста лет, с тех пор как его кормили в последний
раз, он сильно исхудал, но эти рептилии обладали феноменальной
выносливостью. Еще лет на двести его хватит, потом придется подумать о
замене.
Эта змея с собачьей головой служила Манфрейму уже более тысячи лет и была
невероятно стара.
Наконец Манфрейм оказался перед дверью из берилловой стали трехметровой
толщины. Мигающие, пробегавшие по ее поверхности огни говорили о том, что
сенсорная защита включена и любое постороннее прикосновение будет немедленно
пресечено.
Закончив вводить длинную череду цифровых кодов и сенсорных тестов, он
наконец увидел, как с глухим чмоканьем круглый гигантский поршень двери
начал медленно отступать назад, а затем, повернувшись вокруг своей оси, ушел
в стену.
Проход был свободен, но если бы кто-нибудь посторонний вошел в него в
этот момент, лазерные установки, настроенные его командами, испепелили бы
наглеца в считанные доли секунды,
Наконец Манфрейм оказался внутри первого зада сокровищницы. Дверь за его
спиной закрылась - она всегда закрывалась, отрезая его от внешнего мира, -
так он чувствовал себя в большей безопасности.
Всего здесь расположилось двенадцать залов, вытянувшихся длинной
галереей, но настоящие ценности содержали лишь два последних.
Манфрейм шел мимо сундуков, крышки которых распахивались при его
приближении. Поддавшись призывному блеску драгоценных камней, его руки
невольно тянулись к ним, и он едва сдерживал себя, чтобы не остановиться и
не начать вновь и вновь пересчитывать свои сокровища - иногда на это уходили
годы, и редко когда ему удавалось добраться до последнего, самого главного
зала.
Но сегодня он решил во что бы то ни стало попасть туда, где среди
сокровищ чуди хранилась ониксовая бутыль со смесью драконьей крови и мертвой
воды.
Раз в сто лет грамм этого эликсира поддерживал жизнь в его иссушенном
временем теле, и он чувствовал, что срок очередного приема лекарства
приближался.
Труднее всего Манфрейму давался проход через одиннадцатый зал, где на
километровых полках в ящиках и мешках лежала валюта всех времен и народов.
Серебряные киевские гривны соседствовали с английскими золотыми
соверенами, а новгородские куны - с американскими долларами. У мешков с
долларами Манфрейм все-таки не удержался и, надорвав банковскую упаковку,
пересчитал одну из пачек. Банкнот оказалось ровно сто штук.
В последний зал вел длинный каменный коридор, оснащенный многочисленными
ловушками, и продвигаться приходилось очень осторожно.
После очередного поворота туннеля прямо напротив него оказалось
высеченное в стене изображение Ховалы. Древний дух приоткрыл один из своих
двенадцати каменных глаз, око мгновенно налилось изнутри красным огнем,
полыхнуло вдоль прохода огненной зарницей, но, узнав хозяина, Ховало опустил
каменное веко, преграждая путь смертоносному огню.
А из конца прохода, прямо от бронзовых врат, ему навстречу семенила
древняя старуха.
- Проклятая Мара, опять она здесь! - пробормотал Манфрейм сквозь зубы и
сразу же приступил к оградительному заклятью. Слишком уж опасной была
встреча с Марой даже для него самого. А безобразная старуха, трясясь и
припадая, направилась прямо к Манфрейму.
Ничье колдовство, даже то, каким обладала Мара, не могло провести ее
сквозь установленную Асилами внешнюю защиту замка, и потому Манфрейм
испугался, хотя встречал Мару в подземельях не первый раз и знал, что она с
незапамятных времен обладает родовым правом появляться везде, где ей
вздумается.
- Я не звал тебя... - проговорил он, надеясь, что в его голосе нельзя
заметить растерянности, которую он испытывал.
- Конечно, не звал. Разве ты помнишь о родственниках? Ты думаешь только о
своих богатствах, а защита между тем прорвана в двух местах и волхвы опять
плетут против нас свои подлые козни. Ты обещал, что с ними будет покончено!
- Я сделал все, что в моих силах! С приходом христианства их изгнали из
городов, их капища разрушены, а боги отвергнуты, чего еще ты от меня хочешь?
- Они укрылись в горах и невидимых градах, они по-прежнему сохранили
большую часть своей силы! - В голосе Мары чувствовалась ядовитая ненависть,
и Манфрейму казалось, что шипение этой ненависти вот-вот коснется его
самого. - Ты обещал, что с ними будет покончено! - вновь с угрозой
произнесла Мара, приближаясь вплотную.
- Такие дела не делаются слишком быстро! Мы только начали свою работу.
Вся их сила от веры - и пока русичи верят в старых богов, волхвов невозможно
уничтожить.
- Так сделай так, чтобы они перестали верить, чтобы эти варвары вообще
забыли своих и чужих богов! А если ты этого не сделаешь, я и тебя изведу на
корню. Не забывай об источнике. С каждым годом воды становится все меньше, и
ты даже не знаешь, отчего это происходит.
В конце двенадцатого зала, в святая святых своей сокровищницы, Манфрейм
остановился. Почти никогда он не испытывал страха и лишь сегодня, после
встречи с Марой, убедившись в ее правоте, он испытал настоящий ужас.
Все, к чему он привык, его многочисленное воинство и сама его жизнь
зависели от этого источника.
У стены, освещенная никогда не гаснущими бронзовыми факелами, питавшимися
подземным газом, стояла ваза из белого оникса. Она стояла здесь всегда,
сколько себя помнил Манфрейм, а он помнил себя многие тысячи лет...
Очередная капля драгоценной влаги вспыхивала в воздухе от света факелов и
падала в чашу...
Она возникала ниоткуда, из пустоты. Сантиметром выше ее не было,
сантиметром ниже в воздухе появлялись капли его жизни... Он бился над этой
загадкой многие тысячи лет, но проклятые Асилы надежно хранили свои тайны.
Их кости давно истлели в земле, а тайны остались. И самой главной из них
была именно эта, откуда поступала мертвая вода... Не узнав ее, он навсегда
останется рабом этой жидкости.
Если отойти от чаши на несколько шагов, то начинало казаться, что вода
сочилась из красного сталактита, свисавшего с потолка, но вблизи становилось
ясно, что это всего лишь иллюзия, хотя какое-то отношение к источнику
сталактит, несомненно, имел, узнать бы еще какое...
Но Манфрейм даже близко к источнику подходить боялся и уж тем более не
смел проводить никаких исследований, связанных с таинственным красным
камнем.
Предание гласило, что во Влесовой книге русичей есть упоминание об
источнике влаги, дающей жизнь и смерть, - может быть, там он найдет
разгадку? Но сначала нужно завладеть самой книгой...
Утром в своем почтовом ящике Сухой обнаружил маленький белый конвертик с
символом жизни в левом углу.
В записке кратко сообщалось, что ему надлежит встретить на Казанском
вокзале ламу Таена и организовать его встречу с остальными членами белого
братства.
14
Змиулан был ласков и красив. Его теплая гладкая кожа, покрытая цветным
орнаментом, на ощупь казалась приятной.
Бронислава не могла отделаться от ощущения, что ее сон давно уже перешел
зыбкую грань между навью и явью, но ей никак не удавалось обрести
окончательный контроль над своим сознанием.
Она все время проваливалась в бесконечную воздушную пропасть, в которой
не было никого, кроме нее и Змиулана.
Змиулан, обвив ее обнаженное тело своими могучими кольцами, поддерживал
Брониславу в полете, и его морда усмехалась ей в лицо почти человеческой
улыбкой.
Морда выглядела неуловимо изменчивой: то на ней появлялись длинные рыбьи
усы, а глаза сужались в узкие щели, наполненные янтарным блеском, то сквозь
морду проглядывало лицо очаровательного юноши, и тогда она ощущала на своих
губах его горячие поцелуи.
Наконец, собрав всю волю, ей удалось вырваться из липких, ласковых
объятий Змиулана. Огненный демон какое-то время летел рядом с ней, лениво
шевеля крылами и предоставив ее тело свободному падению вниз. Тогда она
закричала.
Кошмар кончился так же внезапно, как начался. Она лежала посреди смятой
постели в круглой комнате западной башни. В окно светила полная луна и
напротив виднелись голубоватые, в ее свете, зубцы соседней башни
манфреймовского замка.
Возможно, будь Бронислава обычной женщиной, она бы так никогда и не
поняла, что произошло. Но ее сознание умело настраиваться на тончайшие
космические вибрации.
- Кто тебя подослал? - спросила она пустую комнату.
Только тишина, только шелест змеиной чешуи, только жалобный свист,
похожий скорей на всхлипывание.
- Отвечай ты, гадина, или я все расскажу твоему господину!
- Я сам себе господин.
Затем она услышала тихий мужской смех. Огненными искрами он рассыпался по
полу, светлой змейкой скользнул к окну и исчез.
Лишь одна искра, задержавшись возле ее кровати, вдруг упала ей на грудь
холодным огненным глазом.
Бронислава засветила масляный светильник у изголовья. Комната наполнилась
желтоватым слабеньким светом, но глаз не исчез. Теперь он превратился в
дорогой перстень с огромным рубином чистейшей крови. Бронислава знала, что
случалось с женщинами, которым Змиулан приносил такие подарки.
Они беременели, хотя ни один мужчина не прикасался к ним, а потом рожали
чудовищных уродов.
Некоторые навсегда исчезали, и никто ничего не знал об их дальнейшей
судьбе.
Спасения у нее не было. Заледенев от ужаса, дрожащей рукой она коснулась
своей рубашки. Одежда при ней, значит, самого худшего пока не случилось, но
ни одна женщина еще не вырвалась от Змиулана. Если уж он положил на кого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг