- А ведь они скоро прорвутся, им осталось не так уж много! - не в силах
сдержать торжества, произнес Ротанов.
- Сопротивление возрастает с глубиной. Они еще не прошли зону
наибольшей плотности. Теоретически это вообще невозможно. Но кто знает,
при таких мощностях многие физические законы нарушаются и материя ведет
себя иначе... - Эсхин бросил в его сторону быстрый взгляд и продолжил: -
Боюсь, вам меня не понять, Ротанов, вы еще молоды, слишком молоды по
сравнению со мной и потому не поймете... Я устал ждать, устал
балансировать на грани пропасти. Вы многого не знаете, и пока что я не
готов поделиться с вами всей информацией. Достаточно с вас и того, что я
отдам вам эту планету со всеми ее потрохами и проблемами в обмен на
энергию вашего флота. Мне хватило бы пяти минут, чтобы зарядить свои
пустые емкости, и тогда я прощусь с вами и оставлю вам Энну. Что ж вы
молчите? Устроят вашего капитана эти условия? Ведь я прошу не так уж
много...
- Я не уполномочен говорить от имени командира флотилии. В вашем
предложении многое неясно. Мы не собираемся мстить вам или наказывать
здесь кого бы то ни было. Мы не имеем на это права. Но мы должны быть
уверены, что наша помощь вам не будет использована во зло другим
существам. Для чего вам энергия? Что именно собираетесь вы с ней делать?
Кораблей у вас здесь нет, насколько мне известно. - Эсхин молчал. - Думаю,
все это вам придется объяснить, прежде чем соглашение будет достигнуто.
- Вот поэтому мне и нужны вы, чтобы не отвечать на некоторые вопросы.
Узнав, что вы мой заложник, командир флотилии не будет слишком
требователен, а, Ротанов? Он ведь согласится ограничиться той информацией,
которую я ему предоставлю, не так ли? Это будет вполне добротная, хорошо
подобранная информация, ее будет достаточно для любого отчета.
- Вряд ли это пройдет. Так или иначе мы узнаем правду, прежде чем
примем решение о серьезных действиях. Наши принципы...
- О принципах мы поговорим позже, когда ваш флот прорвется сквозь
купол. Это не так-то просто. Я вам уже говорил, шанс прорыва ничтожен.
Исчезающе мал...
- Так ли? - насмешливо спросил Ротанов. - Вряд ли вы разговаривали бы
со мной здесь, если бы всерьез не опасались вот этого, - Ротанов кивнул на
огненную пирамиду, вгрызавшуюся в черный купол сжатого пространства, и оба
они некоторое время вновь молча рассматривали это грандиозное зрелище.
- Будущее покажет, кто из нас прав. - Эсхин наконец отвернулся от
экрана. - И раз уж мне не удалось сделать вас единомышленником, я хочу
иметь хотя бы заложника. В каком качестве вы предпочитаете остаться? В
качестве гостя или в качестве пленника?
- Собственно, мне все равно. Я не стану возражать, если в наш договор
будет включен еще один пункт.
- Какой же?
- Вы освободите Элну.
- Она меня давно не интересует. Пусть отправляется куда хочет.
Какую-то странную грусть подметил Ротанов в этой фразе, а может быть,
не такую уж странную.
- Ей предоставят транспорт и отправят, куда она пожелает.
Ротанов посмотрел на Элну:
- Можно ему верить?
- В этом да. Когда ему выгодно, он умеет держать слово.
- Ты вернешься к бореям? Где тебя искать?
- Я найду тебя, когда придет время. Не беспокойся обо мне и будь
осторожен.
"Стоило проделывать столь трудный путь на остров, чтобы согласиться так
просто вернуться. Впрочем, если ее целью было лишь доставить меня сюда,
тогда конечно..." Тревожные мысли приходили в голову, и где-то в глубине
сознания он понимал, что не последнюю роль играли здесь обида и уязвленное
мужское самолюбие. Слишком легко согласилась она с ним расстаться, слишком
уж легко...
Странные сны снились Ротанову. Странные и беспокойные... Вечерами,
когда бессонница наваливалась на него, как глыба, он ничком валился на
койку в своей роскошной комнате, излишне просторной. Свобода передвижения
сохранялась за ним в известных пределах, он мог подниматься и выходить на
внешнюю обзорную галерею острова, расположенную выше кольца электрических
батарей. Мог скитаться по всем этажам среднего яруса, запущенным и
покинутым много лет назад, и лишь вниз, в действующие жилые и рабочие
помещения базы, путь для него был закрыт. Вначале он считал, что и этого
слишком много, что Эсхин предоставил ему слишком большую свободу, но уже
через несколько дней понял, что его противник неплохо все рассчитал. Шли
дни полного одиночества. Казалось, время остановилось. Информация о
далеком прошлом рэнитской базы могла бы, наверное, заинтересовать земных
археологов. Но он не был археологом, его деятельная натура плохо
переносила бездействие и изоляцию. Кроме охранных роботов, он не видел
больше никого, ни одного живого существа, и по вечерам его грызла глухая
тоска... Не в силах справиться с ней, не в силах заснуть, он доставал свой
заветный алый камень, и, глядя в текучие разводы красноватых огней в его
глубине, вспоминал оставшуюся за барьером времени, растворившуюся в
каких-то неведомых мирах гордую и смелую женщину, что звала его певуче и
странно: "Ролано..." Ее биотоки записаны в этом камне, крохотная частичка
ее сущности. Он сжимал камень, закрывал глаза и старался представить ее
лицо, но вместо этого отчетливо и объемно, словно разорвал некую завесу,
увидел однажды лицо совсем другой женщины - той, что осталась на далекой
Гидре в племени синглитов, столь далеком и странном, что понять его до
конца люди оказались не в состоянии. Может быть, потому он все время видел
между собой и ее лицом сверкающий прозрачный барьер, стеклянную стену - ту
самую, что невозможно разбить, невозможно разрушить и разорвать, несмотря
на всю ее кажущуюся непрочность. Стену непонимания, стену иной,
нечеловеческой сущности... Вот и о ней осталась лишь память, горькая
память... Потом он увидел лицо своей "жены", жрицы племени бореев. Своими
слабыми и беспомощными руками она заслонила его от клыкастой пасти
чудовища. Казалось, все эти образы жили в кристалле красного камня.
Казалось, он копил их специально, чтобы в причудливом сплетении снов
преподнести Ротанову квинтэссенцию собственной памяти. Что-то в них было
общее, во всех этих лицах. Что-то глубинное, тайное, понять этого он не
мог и знал, что, пока не поймет, будет вечно метаться среди пыльных дорог
по чужим мирам, по чужим тропинкам, не находя своей собственной, что ведет
человека к такому простому, казалось бы, счастью. К ощущению дома,
близкого человека. Но так уж устроена жизнь, что сильным людям нередко
достаются трудные дороги, приносящие им удачу, славу, почет, - все, что
угодно, кроме обыкновенного человеческого счастья.
У каждого человека бывают горькие минуты, когда все ему видится в
черном свете, - простые истины кажутся безнадежно запутанными, очевидное -
тайным, истина - ложью. В такие минуты больше всего человеку нужен друг,
но рядом с Ротановым не было друга, разве что этот камень... Из его глубин
всплывало новое лицо, лицо, которое он не помнил, которое когда-то значило
для него немало и которое он давно и основательно забыл. Забыл так прочно,
что даже сейчас, засыпая, не мог вспомнить, кто она, из какого далекого
неведомого мира, и лишь губы почему-то шептали имя родной планеты...
11
Центр пирамиды неумолимо сносило. Ни один прибор не мог уловить
вертикаль в этом смятом, повернутом сразу вокруг нескольких осей
пространстве. Луч лазера искривлялся, закручивался жгутом, уходил в
сторону. Направляющие пеленги локаторов вообще не доходили до впереди
идущих кораблей.
То и дело рвалась связь между идущими рядом кораблями. Ко всему этому
добавились еще и временные разрывы. Иногда капитаны кораблей вдруг
получали еще не отданные приказы, иногда получали их с запозданием в
несколько дней.
Единственным надежным каналом остались энерговоды. Огненные реки
мощностью в сотни тысяч гигаватт, низвергавшиеся от кораблей поддержки к
атакующей десятке центра, прожигали в изуродованном пространстве свой
собственный, независимый от него канал. Если бы не это обстоятельство,
флот давно вынужден был бы прекратить прорыв.
Связисты приспособились с помощью модуляции мощности передавать по
энергетическим каналам самую необходимую информацию, и только в одном они
не могли помочь - в установлении направления атаки флагманскому кораблю.
Перед "Орфеем" не было энергоприемников. Вертикаль ускользала, корабль то
и дело сносило в сторону. Нужен был луч огромной мощности, способный
пробить себе дорогу в пространстве. Время от времени Торсон давал залп
всеми носовыми батареями, и тогда фиолетовый столб пламени, прямой, как
древко копья, уносился перед "Орфеем" в непроглядную черноту
спрессованного пространства.
Торсон сидел в своей адмиральской рубке, связанной с центральной рубкой
корабля прямыми каналами. На его экраны поступала информация со всех
кораблей поддержки. К сожалению, информация то и дело искажалась во
времени, и, хотя в энергетических каналах влияние временных разрывов не
сказывалось так сильно, как на остальных каналах связи, все же и здесь
ошибки постепенно накапливались и линии траекторий на объемном экране,
выводимые компьютером по мере поступления данных, то и дело искривлялись.
Ровный строй пирамиды сминался. То и дело недопустимо растягивались
энерговоды, грозя разрывом. Один из четырех каналов уже был разорван; если
выйдет из строя еще один, "Орфей" не выдержит повышенной гравитации и,
оторвавшись от кораблей поддержки, рухнет внутрь гравитационного купола.
Никто не мог предсказать, куда вынесут их тогда завихрения сжатого
пространства...
Второй канал выдавал всего семьдесят процентов мощности. Положение
становилось угрожающим. Торсон до минимума сократил расстояние между
"Орфеем" и первой линией поддержки, надеясь вновь поймать энергию на
разорванный канал. Но это не помогло. Дальнейшее сближение кораблей в
ненадежном изменчивом пространстве грозило столкновением. То и дело
возникали неожиданные рывки, скачком сближавшие корабли или, наоборот,
разбрасывавшие их в стороны. Понимая, что постепенно он теряет контроль
над движением "Орфея", Торсон вызвал в рубку главного энергетика.
- Когда закончат ремонт преобразователей второго канала? - В минуты
серьезной опасности Торсон всегда разговаривал с подчиненными мягко,
стараясь по возможности разрядить напряженную обстановку.
- Мощность непостоянна. В этом все дело. Энергетические каналы не
приспособлены для передачи информации. У нас все время выбивает фильтры в
преобразователях.
- Так замените их!
- Мы уже дважды меняли пластины во всех четырех каналах. Все резервные
запасы израсходованы. Необходимо немедленно затребовать дополнительные
комплекты решеток с кораблей поддержки!
- Это в такой-то обстановке? Где я вам возьму шлюпку, которая сможет
подойти к кораблю в этой дьявольской мешанине?
- В таком случае максимум через два часа потухнет и третий канал.
Секунды две Торсон раздумывал.
- Хорошо, я попытаюсь. У нас не остается иного выхода. - И, переключив
селектор на связистов, приказал: - Передайте на "Н-15": пусть срочно
подготовят десять ракет с решетками и высылают их одна за другой с разных
направлений в сторону "Орфея".
Он отключился и откинулся на спинку кресла, сомневаясь в том, что хоть
одна из этих десяти ракет достигнет цели.
Через полчаса на пульте запрыгали зеленые огоньки, подтвердившие, что
флот начал беспорядочный обстрел своего флагмана грузовыми ракетами.
Автоматика отказывала, пять ракет подряд бесследно исчезли, едва
оторвавшись от кораблей. Седьмая и восьмая разбились о борт флагмана,
разбросав в пустоте свой бесценный груз, и лишь девятую удалось наконец
состыковать с грузовым ангаром. Не успел Торсон оценить эту дорогостоящую
победу, как с "Н-17" сообщили, что на одной из первых бесследно
исчезнувших в пространстве ракет находился человек.
Ночь смотрела в иллюминаторы корабля. Плотная ночь открытого космоса.
"Н-17" не участвовал в штурме свернутого пространства. Он находился в
самом верхнем слое пирамиды, направленной своим острием к закрытой и
невидимой планете. В задачу этого корабля не входил прорыв. Он не должен
был совершать посадки даже в случае успеха, а лишь оставаться на внешней
орбите вместе с другими кораблями поддержки, обеспечивающими бесперебойное
снабжение энергией группу прорыва, состоявшую из тринадцати кораблей. На
"семнадцатом" находились биологи, физики, математики - научный центр
экспедиции.
Анна не совсем понимала, что должны делать биологи внутри железной
коробки корабля, лишенного права посадки на планету. Она вообще многого не
понимала. Не понимала, почему Торсон так осторожен и медлителен. Почему
прорыв к планете проходит так неудачно. Почему их, несмотря на чудовищные
мощности, затраченные на прорыв, раз за разом выбрасывает наружу. Наконец,
она не понимала уже и того, для чего вообще оказалась здесь. В конце
концов поверхность Черной осталась для нее столь же недоступной, как и
там, на Земле. Столь же далекой, почти нереальной.
Разве что изображение всех ста сорока кораблей на экранах центрального
информатора создавало некое ощущение надежды, некое ощущение пути, еще не
пройденного до конца. И цели, столь же далекой и нереальной, как раньше.
Только теперь во всем этом появился еще и оттенок безысходности. Потому
что с каждым днем, с каждым часом она все больше и больше теряла веру в
себя. Теряла веру в успех экспедиции, в то, что когда-нибудь еще раз хоть
на секунду увидит лицо человека, память о котором позвала ее в эту дальнюю
и нелегкую дорогу.
Знакомые до последней мелочи стены ее маленькой каюты окружали Анну,
знакомые вещи, знакомые кристаллы видеокниг. Ее рабочее кресло у
письменного стола. Она не чувствовала больше желания сесть в него. Даже
работа, всегда дарившая ей забвение и утешение, казалась теперь
бессмысленной. Расслабившись, Анна лежала на узкой койке и старалась
заснуть. Не помогали с детства заученные правила аутогенной тренировки.
Оставалось последнее средство. Она потянулась к коробочке с красной
полосой, лежавшей на столике у изголовья, - нетрин даст ей долгий и
спокойный сон. Забвенье и потом на некоторое время притупление всех
рефлексов и эмоций. Она ненавидела это лекарство и все же была вынуждена
теперь все чаще прибегать к нему. Ей казалось, что ядовитое химическое
соединение разрушает даже память. Делает ее равнодушной, бесчувственной
куклой... Она отшвырнула коробочку, так и не открыв ее, и рывком
приподнялась на койке. Было от чего.
Секунду назад ее рабочее кресло, находившееся прямо у нее перед
глазами, было пустым, а теперь в нем сидел человек... Она совершенно точно
знала, что не спала. И никто не открывал дверь. И не было сигнала входного
инфора. И все же в кресле сидел незнакомец в планетарном скафандре высшей
защиты. Инспекционная служба? Чушь! В таком скафандре никто не станет
разгуливать по кораблю. Черт возьми, не хватало только галлюцинаций!
Кажется, она довела себя до самой последней точки и пора обратиться к
психологу. Пусть будет нетрин, что угодно, только не это! Она потянулась к
коробочке, угловым зрением наблюдая за посетившим ее призраком. Он сидел в
кресле, вытянувшись, опустив плечи, и казался усталым, лица за
непрозрачным светофильтром шлема не было видно, а сквозь лежащие на
подлокотниках руки едва заметно просвечивали стены каюты. Больше она не
сомневалась, что перед ней самая обычная галлюцинация, оставалось принять
таблетку.
- Не спешите, Анна, нам надо поговорить, - сказал призрак и совершенно
домашним жестом попробовал растереть себе шею - впрочем, сквозь воротник
скафандра вряд ли ему это удалось.
- Убирайтесь к дьяволу, не хватало только разговаривающих призраков.
- Я не призрак.
- Да? Кто же вы?
- В прошлом один из звездолетчиков, раньше вас посетивших эту планету.
А ныне, впрочем, этого вы, пожалуй, не поймете.
- Ах, в недавнем прошлом звездолетчик... - Она не скрывала насмешки,
скорее всего адресованной самой себе.
- Вы помните синглитов?
- Как вы сказали?.. - Впервые она растерялась.
- Тогда вам нетрудно будет меня понять. Считайте меня синглитом, если
хотите, хотя это далеко не так, но у меня нет сейчас времени объяснять вам
все. Важно, что я ваш друг, что недавно я был мыслящим существом, хотя и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг