всей красе, почему-то вызывая в памяти белую ночную росу на обимурских
заливных лугах... Рисунки созвездий странно менялись, перетекали один
в другой, и Маргаритана догадалась, почему. Системы светил только
кажутся нам неверными, неправильными, ведь смотрим мы на них с Земли,
а она - далеко не центр Вселенной. Сейчас же Маргаритана ощущала,
что находится именно в той точке, к которой тяготеют звезды. Она
думала еще, как безупречно задумано, что люди видят красоту звезд
именно тогда, когда свободны от суеты дневной, мешающей наслаждаться
созерцанием ночных небес. Никогда прежде такие мысли не приходили
ей в голову, и вот теперь, ощущая себя в этих размышлениях и эти
размышления в себе, она смутно чувствовала, что не только полет в
розовой раковине вызвал их, но и любовь - любовь к тому, кто так
далеко от нее и так близко, что она и сейчас словно бы ощущает его
губы на своих губах.
А потом Маргаритана увидела, что далекие звезды изменили свое
спокойное, плавное скольжение по глади небес и стягаются к тому самому
центру Вселенной, который сейчас являла из себя розовая раковина.
О нет, не все звезды слетались к ней, а лишь некоторые, будто они
принадлежали к особой, совсем особой Галактике или будто бы некая
прихотливая рука выбирала их для украшенья. На ожерелье! Да, звезды,
а они оказались подобиями самосветных раковинок, в точности повторяли
рисунок ее ожерелья, утраченного, как она думала, в обимурских
глубинах. И точно так же недоставало одного звена.
"Ночь подарила тебе звездный убор драгоценный..."
И когда звезды эти вплыли в Раковину Летающую и закружились вокруг
Маргаританы, она уже не удивлялась, увидев, как из их причудливой
игры возник силуэт... неясное видение... а потом и прекрасный образ
женщины, почему-то напоминающий мать Маргаританы, какой она
представляла ее по детским воспоминаниям и фотографиям, и взор или
же голос коснулся самого сердца:
- Здравствуй, дитя мое, Маргаритана!
- А ты кто? Как зовут тебя? - спросила она, безропотно качаясь
на волнах чуда.
- Атенаора Меттер Порфирола - так называли меня на языке той
страны, откуда я путь по воде, по земле, в небесах начинала.
И Маргаритана повторила зачарованно:
- Атенаора Меттер Порфирола...
*
Жизнью своей Порфирола обязана женщине смертной и солнцу.
Звали Гелиодорой ее и была она родом с земли баснословной, что
лежала когда-то средь моря меж Критом, Элладой, Египтом.
Мудрецы Атлантидой ее нарекли - и в веках сберегли это имя, но
уж слишком давно та страна процветала, чтобы хоть слово на
древнем ее языке могло сохраниться доныне, чтобы до ныне
живущих дошла правда об Атлантиде. Что отраженье в словах или
мыслях! Так же не встретится с сутью оно, как день не
встречается с ночью...
С рождения Гелиодора была предназначена Солнцу и только
его, повзрослев, полюбила. Лишь ему она яро служила, ему
поклонялась - и тронула страсть его беспощадное сердце.
Утром однажды, когда божества поцелуи не испепеляют, а
лишь распаляют желанье, этот всевластный любовник на ложе
сошел к сонной деве. Ежели б кто видеть мог это слиянье, ему б
показалось, что лучик касается Гелиодоры... Ей он открыл в миг
любви свое древнее имя. Савитар [23] звали его на наречье
еще боле пра-прежнем, нежели даже язык Атлантиды, Эллады,
Египта. Сей прародитель богов, что круг небес заселили, щедр
был и к кругу земному!..
Минули сроки - и родила Гелиодора... ракушку! Всю золотую,
как солнце, розовую, словно улыбка зари, порфиролу!
Сердце у Гелиодоры взыграло. Она-то мечтала богиню родить
или бога! Слов нет, красива ее порфирола, но что же с ней
делать?! И, чтоб утаить от подруг, от родных, от соседей плод
сей, унесла мать ракушку на берег и скрыла под камнем тяжелым.
Слезами умылась - и в дом свой вернулась, а с последним лучом
заходящего солнца явился к ней Савитар, вечный, единый судья
деяний и явных и тайных, и рек:
- Женщина, видишь теперь, что немудры и великие боги.
Наверное, тучи мой взор застилали, когда я в тебе разглядеть
попытался любовь, силу, разум - и сердце. Знай же: ты породила
богиню, праматерь существ, что хранить станут эту планету,
словно родное дитя. На перекрестье веков будут гибнуть они
молчаливо, без стона, без мести - ведь ты погубить возмечтала
свою порфиролу. Ты обрекла их усилия на пораженье своим
малодушием! Вечно беречь суждено им людей, лишь недобро
получая в награду от смертных. Те же охотно помощь и благо
станут от них принимать. Но неизвестно будет, однако же,
людям, что судьбы их рода сплетены с судьбой дочерей
Порфиролы! Погибель любой из них беды на род человечий
обрушит: землетрясенья, вулканов плевки, пожары или же
наводненья... Не будет знать человек, зло им чинящий, что
судьбину собратьев своих он крушит и ломает - сквозь наслоенья
времен. Лишь тогда вновь на Землю век золотой воротится, когда
двое из смертных, не уговоривших друг с другом, примут бремя
спасенья самой Порфиролы - и всех ее дочерей. Лишь тогда я
заклятье сниму с человечьего рода!
Изрекши пророчество то, Савитар милосердный беспамятства
тьмой Гелиодору окутал - и с нею простился навеки. Простимся
же с нею и мы! Судьба ее дальше сложилась счастливо. Она вышла
замуж, детей народила обычных и, когда Мойры нить жизни ее
оборвали, на берега Ахеронта сошла, так ни о чем и не
вспомнив. Не помнит и ныне, блуждая в лугах асфоделей!.. Но
что ж дальше было?
...Океан круг земной омывает, собою его ограничив.
Посейдон океаном и всеми морями владеет. То глубины качает, то
легкие волны подъемлет, понукая морских коней гиппокамфов, что
влекут золотую его колесницу...
Вот как-то раз Посейдон объезжал просторы свои и владенья,
подъемля трезубец, из меди отлитый Гефестом. Вдруг видит:
камень у моря лежит, а из-под него текут два ручья, словно
слезы струятся из глаз безустанно. Был изумлен Посейдон!
Сошедши на брег, он напряг многомощные плечи и руки, камень
тот разом свернув. И увидел: в песке, увлажненном слезами,
раковина возлежит, подобная цветом заре, ну а формой - бутону.
Знал Посейдон, что даже у юного сына его, у Тритона, который
бурю, ненастье и шторм вызывает на море, такой не бывало!
Поднял ее Посейдон и к устам своим чистым поднес, чтобы
вытрубить гимн морю и солнцу. Но лишь только коснулся ее он
устами, как девой в руках его стала находка!
Многое Понтовладыка видал на просторах сияющих водных, но
не видел столь светлой и нежной красы.
- Кто ты, откройся! - воззвал дивноокий морей колебатель.
- Меня нарекли Порфиролой, - отвечала та, что в объятьях
его возлежала: ее не спускал он на землю, как будто ревнуя.
В эти мгновенья Киприда, что любит любовь, поглядела с
Олимпа на Землю, а Эрос, без промаха бьющий, стрелу,
забавляясь, пустил в Посейдона. И содрогнулись глубины
морские! Другую стрелу с золотым опереньем необоримый мучитель
метнул в сердце самой Порфиролы. И видит она: Посейдон
красотою равен молнилюбивому Зевсу! Тело его источает сиянье.
Звери морские, играя, и рыбы, танцуя в глубинах, ему выражают
покорность. Солнце само в зеркала его - воды с наслажденьем
глядится!
Покуда взорами двое влюбленных менялись, ветры утихли,
гульливые волны уснули... Сон многосладкий владел и самой
Амфитритой, морского царя темнокудрой супругой... ну а царь
Порфиролой владел. И воззвал Посейдон в истомленье любовном:
- Если бы смертным родился, не страшно мне было б, коль
ложе с тобой разделил, спуститься в жилище Аида!
- И я бы того не страшилась, - ему поклялась Порфирола в
плену поцелуев.
О горе! Слова те услышаны были!..
Их уловил обитатель глубин сокровенных, владыка Кокита,
Ахеронта, Леты и Стикса, хозяин бескрайних просторов подземных
- неумолимый и мрачный Аид. Узревши красу Порфиролы,
огненноокий ею пленился - и порешил обладать давшей
неосторожную клятву. И отправил Аид на поверхность своих слуг,
и рабов, и прислужников верных: эриний, ламий, Гекату, лемуров
крылатых - кошмары, что смертных терзают и мучат. Думал Аид
Посейдона навек устрашить - и забыть Порфиролу заставить.
Однако Понтовладыка этих посланцев одним мановеньем низверг,
обратив их большими камнями. И рек Порфироле:
- Милая сердцу, тобой я желал бы владеть от заката до
утра, чтобы от зарождения света до вечера нам не расставаться
бы тоже. Однако, увы, каждого жребий влечет на иные дороги...
Я помогу тебе скрыться от мрачных объятий Аида - ты ж не
забудь меня в странствии вечном своем, ко мне иногда посылай
наших детей - и сама, мое счастье, ко мне нисходи, чтоб вновь
жизнь вдохнуть в мое сердце и тело. Помни: земли берегись. Да
хранят тебя воды - и небо!
Со словами такими, с прощальным своим поцелуем Посейдон
морскою волной обернулся - и, вознесшись в небесные выси, туда
же любимую поднял. Там, в небесах, дочерей родила Порфирола. И
они, словно сонмы любящих глаз, ночами глядят на морского
владыку...
Поскольку дана ей природа двойная, долго жить без воды
Порфирола не в силах. Смертью грозит ей безводье... Не раз и
не два Порфирола спускалась в глубины. И тогда Посейдон образ
богов иных времен и народов из озорства принимал - и страсть
их снова кипела, новые сказки рождая. Но Порфиролу лишь под
водой и на небесах ожидало блаженство. Стоило же на земле
невзначай очутиться или с земными людьми, а не с богами
вступить в разговор, как простирал к ней лапы злые бессмертный
Аид...
- Маргаритана, позволь мне наречь тебя дочерью ныне. Ты же Меттер
меня назови. Много в лоне моем дочерей зачиналось. Окутали землю
лаской, любовью, заботой те, кого я носила, рожала. Не зря древле
их называли словом "косметор" [24]. Не вечны дети мои, средь
Косметоров лишь я бессмертна. Недаром зовут меня Атенаора! Бессмертие
- дар, коим меня одарил мой отец, златокрылое Солнце. А второй дар
- уменье найти средь людей Хранителей Света.
Ведь Аид не оставил замыслов черных. Долго искал он в веках, кто
возродил бы ему умерщвленных эриний и прочие ужасы мрака. И наконец-то
нашел. Сей человек был виновником гибели Археанессы - так меж людей
дочь мою называли в стране, откуда я родом. Смерть ее стала гибелью
этой страны... То злодеяние безмысленно было. Но, повзрослев, человек
на иное злодейство решился, чтобы удачи достигнуть. Удачу Аид даровал,
а взамен упросил возродить своих слуг. О, велика измышления сила!
Вновь лютуют вороги злые мои. И торжествует Аид, полновластный владыка
ушедших от жизни стоцветной. И сейчас сквозь века вновь прорастают
смерти моих дочерей, расцветают страданья мои и мученья. Если б ты
видеть могла, как стягаются вкруг меня чары Аида, как отводит глаза
он Хранителям Света - немного их на земле, но только от них ожидаю
теперь я спасенья.
Всех во Вселенной живущих пламя одно согревает - Любовь. Хранители
Света - те, кто достойны принять на себя бремя охраны Любви. Увы!
Рождаются люди, даже не зная о светоносном своем назначенье, без жажды
его воплотить...
Атенаора Меттер Порфирола умолкла, устремляя говорящий взор свой
на Маргаритану, а та стояла недвижно.
Чего хочет от нее Меттер Порфирола? Что может она, Маргаритана?
Только любить. Только любить... И при воспоминании о любви,
которая благоухала в ее сердце и в то же время жгла его, словно
волшебный жар-цвет, Маргаритана внезапно ощутила, как нерешительность,
страх, неуверенность оставляют ее. Слава богу, наконец-то пришло время
доказать себе, что она достойна награды, которой так щедро одарила
ее судьба, - внезапной, необъяснимой любви Белозерова!
И Маргаритана склонилась пред Порфиролой, словно покорная дочь
перед матерью. Та радостно протянула к ней руки, и вдруг...
Да что же это? Что за тьма, что за мрак? Где Порфирола? Сверкают
перед Маргаританой уголья глаз, со свистом режут воздух крылья, чьи-то
цепкие лапы вцепились в нее... Ужас оледенил горло, забилась в крике
Маргаритана, увидев, как золотисто-розовый отсвет, увлекаемый черными
тенями, стремительно уносится вниз, вниз, в бездну...
*
Белозеров опрокинулся с борта шлюпки, но сразу на глубину не
пошел, а поплавал некоторое время у поверхности, проверяя снаряжение.
При том, что он всю жизнь занимался подводными исследованиями,
Белозеров не любил погружаться с аквалангом, тем более в одиночку.
Даже в ту пору, когда самозабвенно искал Розовую Раковину, он без
радости путешествовал по дну морскому, словно уже тогда догадывался,
что раковина та - не совсем раковина.
Наконец, высунув руку из-под воды и прощально махнув сидевшему
на веслах своему коллеге и приятелю Валере Смирнову, Белозеров начал
опускаться, медленно шевеля ластами. Обычно он погружался на пару
с Валерой, однако у того сегодня крепко прихватило поясницу. Валера
буквально скрипел от боли, но счел своим долгом хотя бы проводить
Белозерова, коли не мог плыть с ним. А спускаться надо было именно
сегодня: то, что показывала последняя пленка, оказалось слишком уж
невероятным, чтобы можно было терпеливо ожидать выздоровления Валеры
и удобного случая.
К мягко колышущейся, зеркальной снизу поверхности воды всплывали
серебряные пузырьки. Когда Белозеров только начинал работать под
водой, он не мог без некоторого испуга смотреть на эти остатки своего
дыхания, уж слишком охотно оставляли они своего "владельца", слишком
легки были и невозвратимы, слишком непрочной была их природа! И
Белозеров почему-то вспомнил виденный сегодня ночью сон, в котором,
подобно этим легчайшим, стремительным пузырькам, от него отдалялся
очень красивый и яркий воздушный змей. Он поднимался быстро-быстро,
на глазах уменьшаясь, и не передать словами ужаса, владевшего тогда
Белозеровым, ибо он знал: с этим летучим существом от него уходит
жизнь. И вот он исчез, а голубое небо превратилось в серое сосущее
отверстие, и в последнем усилии жизни, с последней попыткой
удержаться, не быть втянутым в это жерло, Белозеров закричал. Он звал
кого-то, он произносил чье-то имя, и знал, что пока зовет - жив,
потому что та, кого он звал, уже спешила к нему. Он не слышал во сне
своего голоса, не слышал этого имени, но пробудился, ощущая его на
губах, словно поцелуй. Он знал, чье это было имя...
Белозеров неожиданно, но мягко опустился в заросли медленно
волнующихся зеленовато-бурых водорослей. Глубина была невелика: метров
шесть, не больше, и Белозеров балансировал на вершине небольшой скалы,
конусом расширявшейся в глубину. Видимость оказалась неважной,
чудилось, что и далеко внизу скала покрыта водорослями.
За всю свою "подводную жизнь" Белозеров не смог преодолеть в себе
яростной брезгливости к неожиданному прикосновению студенистого тела
медузы - и мягким объятиям водорослей. Ему стоило большого труда тут
же не сорваться со скалы, чтобы скорее ощутить всем телом чистую,
свободную воду, но он вспомнил, что видел именно эту скалу сегодня
на пленке: как раз по ее пологому скату сползала камера. Выходило,
что погружался Белозеров изумительно точно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг