Елена Арсеньевна ГРУШКО
ЗИМНИЙ ЕДИНОРОГ
Фантастический рассказ
Медленно, медленно, медленно
Тянется чудное время...
Н. Заболоцкий
Сначала пропала тень.
Сначала пропала тень, но прозрачный шар еще сиял над сугробами. Там
вились царские кудри, кипела многоцветная купена, рдела румянка и звенели
все разом лиловые колокольчики и бубенчики. Казалось, цветы стонут под
гнетом собственной пышности. Распаленный их дыханием воздух трепетал,
заставляя трепетать диковинное дерево, в кроне которого свили гнезда
длиннохвостые папоротники, и звезды, золотые и серебряные звезды римской
ромашки. А под деревом тянулся к розовой свече кипрея, вокруг которой
обвились пчелы, белый чудесный конь с витым, словно драгоценная раковина,
острым рогом во лбу. Тот самый! Тот самый, бело-серебристый, будто ранний
снег, тот самый, что сейчас проскакал по Кедровому распадку, легконогий,
точно бежал во сне. Ворвавшись в ложбину, замедлил скок, оцепенел перед
сверкающим шаром, в котором он - да, он же - резвился на траве, а по ней
стелился дымок цветения...
Белый единорог словно забыл, что по его следу бегут, запаленно дыша,
серые звери.
Они напоминали волков, но это были, конечно, не волки.
Еще третьего дня, когда Гервасий наткнулся на полурастерзанную тушу
белого коня (то есть он так решил для себя: наверное, из Богородского
отбился белый жеребчик да и попал зверю в зубы), он подивился ярости, с
какой было изорвано тело. Даже голова изломана клыками! Мороз и ветер
обуглили кровь, и следы, схожие, пожалуй, с зимним следом рыси, слегка
размазанные, вполовину крупнее летних, были почти заметены. Ведь в эту
пору ветры с Джугджура часто прилетают на Сихотэ-Алинь, носятся
наперегонки по долине Обимура, осыпая тайгу снежной колючей пылью. Обимур
лежит в берегах оцепенелый, словно околдованный...
И все-таки Гервасий прочел следы. Хищник гнал белого коня через
перевал, и в долине, после непонятного топтанья по снегу, настиг его в
прыжке, оседлал, но был сразу сброшен, а конь, через несколько судорожных
скоков, забился в кедрач и пал.
И теперь, вспоминая отпечатки некованых копыт, Гервасий вдруг
подумал: а если и там был не конь, а единорог? Такой же, как этот, что
бьет копытами по сугробам и в то же время резвится в цветах?
Полна диковинами обимурская тайга, но увидеть в ней сказочного
единорога так же немыслимо, как... дерево на Луне. Однако глаза охотника
не лгут. А если единственный оставшийся в мире, последний единорог планеты
появился на пороге смерти перед взором Гервасия?
Мороз перехватывал дыхание. Белый единорог все ближе подходил к
цветущему шару, который медленно колыхался в воздухе, и чуть заметно
подрагивала его тень на сугробах. Тихо светилось звездное небо. Гервасию
почудилось, будто узор ночного полога сменился: вместо Большой Медведицы
летели по небу одно за другим, словно в погоне, созвездия незнакомых
очертаний!.. Гервасий мотнул головой, опустил взор к тайге.
По склону сопки к нему приближался зверь. Он был только похож,
немного похож на рысь, но не вспарывал снег, волоча в прыжках лапы, а
мчался так же легко, как единорог, не сминая сугробов, прихотливыми
скачками, словно веселился в предчувствии удачи или заигрывал с близкой,
оцепенелой добычей. Следом спускались еще трое хищников, а на гребне
маячила вся стая.
Гервасий почувствовал, что иней тает на его усах от жаркого дыхания.
Ветер перебирал вершины деревьев, шуршал черными сморщенными ягодками
элеутерококка, колебал светящийся шар и его тень, такую же синюю, густую,
как тени кедров. А в нем... а в нем был белый единорог...
Гервасий взбросил зауэр.
- Гал-лар!.. Гал-лар-р-д-до!..
Непостижимый рык-стон - и зверь прянул в сторону, крутнулся так, что
выметнул из-под снега вялые листья, и они веером разбросались по снегу.
Гервасий заметил, что на выстрел тотчас явились сойки, простегивая небо
суетливыми стежками.
Зверь опять рванулся, сел на задние лапы, и Гервасий вдруг ощутил,
что у него самого подвело колени... но зверь, вихляясь, снова побежал к
единорогу, а стая стояла недвижно на склоне. И все вдруг смолкло вокруг, и
даже дыхания своего не слышал Гервасий.
Белый единорог повернул голову, повел прозрачным халцедоновым глазом.
Гервасий еле справился со скачущей мушкой, и, когда снова ударил выстрел,
ему почудилось, что он сам ткнул хищника стволом в бок.
Зверя швырнуло в сторону, он сразу лег и протянул лапы, но тут же
взвизгнул, подпрыгнул, перекинулся - и боком, мучительно побежал, взвывая:
- Гал-лар-р-до!..
Он сделал несколько неверных шагов, повалился и уже не поднялся.
Белый единорог неподвижно смотрел на Гервасия, светился рог над его
тихими глазами. Сердце в груди Гервасия наконец-то дрогнуло, словно
отозвалось дрожи морозного воздуха. Невнятно померещилось ему какое-то
всеобщее страдание - тайги, природы, этих сумерек, которые налетели так
неслышно и пали на снега... Звездный свет колол ему глаза и выбивал слезу.
Она застыла, не скатившись с ресниц. И сквозь пелену Гервасий увидел, что
стая уходит за перевал.
Белый единорог понуро побрел следом, нагнал хищников, но они его
словно не заметили. А в перламутровом круге поник воинственный
шпороцветник, белозор погас, словно блуждающий огонь на болоте, померкнул
ракитник - золотой дождь. Цветущий морок исчез. Последнее, что видел
Гервасий, были глаза и слезы травы.
Но сначала пропала тень.
...Гервасия вел четкий след на каменной осыпи. Камень был так гол и
зол, что деревья сторонились его и даже многоглавый мох пятился. Но в
узких следах, рядом с которыми осторожно ступал Гервасий, струилась
северная линнея и нежилась камнеломка.
Он шел по следу и наконец добрался до поляны. Прохладное, нетронутое
лицо той, что оставляла цветущие следы, качнулось на высоком стебле. Сонм
дятлов, кукушек, сорок и синиц не шевельнулся ни единым перышком и, зажав
в горле свои самоцветные песни, тихо провожал Гервасия глазами. Деревья
кругом стояли замерев, закинув кроны и не отрывая от небес слепого
колыхания ветвей, словно бы следили движение звезд...
И тут кашкара - пьяная трава ударила в голову Гервасию. Он затопотал,
забил в ладоши, заорал дурным голосом, пустился в пляс - в скок - в
крик!.. Вопль его оборвал лепестки, поверг во прах летучую красу бабочек -
они лежали, как брошенные при дороге цветы.
Гервасий поднял одну, встряхнул. Пыльца осыпалась с крылышка, и он
увидел свое отражение в его мутно-перламутровой пластинке. Надул щеки и
дунул! По крылышку пробежали трещинки, и лицо Гервасия раскололось в нем
на четыре неровные уродливые личины. А в вышине все шумело и кричало, и
Гервасий наконец-то смог открыть глаза и уставиться в мутное оконце.
Уже разгорались далекие и холодные небесные костры, хоровод планет
рассыпался до следующей ночи с ее призраками. О, сколько ликов ночи видел
Гервасий за свою жизнь - в сугробах, складках сопок, в глуби Обимура,
подлунной выси и в своих снах! Сны были чуждые ему, чужие, словно
сосланные в его душу, и каждый раз он просыпался с привкусом крови во рту
и ощущением причиненного кому-то горя...
Гервасий сполз с нар, оделся и, кинув на плечи тулупчик, толкнул
дверь зимовьюшки.
Тысячи тончайших игл вонзились в глаза. Мороз! Ну и мороз! И солнце
не в силах превозмочь стужу.
Ночью вдруг, с мимолетной оттепелью, ударил дождь, а под утро
воротилась разъяренная зима, и метель-заметюшка заскользила по
остекленелым сугробам, завилась вокруг льдистых стволов, силилась
уцепиться-остановиться, да не смогла, скатилась по распадку на обимурский
лед и усвистела вдаль. А над ледяным чертогом тайги, дробя тишину
оглушительной музыкой, висел шумолет.
Гервасий запрокинул лицо к небу. Вроде и не вышел еще срок, совсем
недавно завезли ему и продукт, и боевой припас. Хмыкнул: ну сколько он там
ест! А патроны не тратит уже который десяток лет, уносит ящики в пещерку,
вырытую в склоне сопки, ставит штабелем. Можно бы не корячиться, кидать
пригоршнями порох, дробь и картечь в снег - тайга велика! - да боязно: а
ну как взойдут по весне?
Тем временем грохот в вышине притихал: шумолет снижался. Неведомый
горлопан заткнулся на полузвуке, когда летательный аппарат коснулся снега,
и Гервасий услышал, как под ним хрустнул наст.
Из кабины вывалились двое в полушубках и, взламывая морозное стекло,
заспешили к зимовью. Одного Гервасий знал: он всегда доставлял припасы,
вот и сейчас торил по-хозяйски тропу, волоча два баула. Это был пилот
шумолета. Другой оказался хлипок, но боек, в курчавой, аккуратно ползущей
по круглому лицу бороденке, которую мигом прихватил иней. На шее новичка
болталась веревка с большой биркой. На бирке был его портретик.
Гость сунул свою бирку к самому лицу Гервасия и зачастил:
- Вас приветствует интерпрограмма "Монстры цивилизации"! Несколько
слов для наших зрителей и слушателей.
Гервасий насупился, и непрошеный гость убрал бирку:
- Известно, что объединенное правительство утвердило ваше право на
нерушимое одиночество. Я вас отвлеку лишь на те несколько минут, которые
потребуются для разгрузки шумолета. Очередная передача программы "Монстры
цивилизации" посвящена закоренелым долгожителям планеты. Мы уже побывали
на плато Туюк-Су и в Новомосковской пустыне, где зарегистрированы случаи
патологического долгожительства. Там мы встречались с вашими соседями по
"Книге рекордов" Полунина: Протеусом Юрсусом и блаженным старцем
Емелианом. Стандартный вопрос: боитесь ли вы смерти?
Гервасий молчал, глядя в тайгу. Позванивали ветви. Он-то знал, что
тайга следит за ним, не давая шагу шагнуть без ее пригляду, не то что
помереть!
Вынул из кармана старую, обсосанную трубку, стиснул сухими губами.
Этот, из "Монстров цивилизации", услужливо вырвал из кармана зажигалку.
Гервасий сделал отстраняющий жест:
- У меня быстрого огня давно не водится. Уголья стерегу, а новый
боюсь зажигать. Как знать, что там успеет зародиться, жизнь прожить и
погибнуть, во вспышке этой?
"Монстр" дернул бровью, но, похоже, был ко многому привычен.
- Хорошо, - сказал он. - Вы знаете, Гервасий, что даже лет сто назад,
когда вы еще только ушли из Богородского и поселились здесь, в тайге,
некоторые чудаки всерьез принимали вас за снежного человека? Я читал в
старых газетах, что вы распугивали их страшным рыком. Скажите, а...
Он не договорил. Гервасий сунул холодную трубку в карман и прямо в
лицо незванцу выдохнул с хрипом:
- Гал-лар-р!.. Галлар-р-до!..
Рыжая косматая шапка пала на глаза гостю. Он ударился спиной об
остекленелую березу, а пилот, который уже возвращался к шумолету, погрозил
Гервасию и украдкой усмехнулся.
Между тем "монстр цивилизации" выбрался из разломанного сугроба.
Гервасий стряхнул с его полушубка снег и тихо сказал:
- Я лил слезу на засохший кедр. Когда она проникла сквозь сухую кору,
дерево застонало. Это ожили жучки-короеды и бросились прочь от меня.
Бородатый гость сморгнул.
- А "галлардо" - это просто звукоподражательное слово, вроде
звериного рычания, или оно что-то означает?
Гервасий покачал головой. О, если б знать! Этот рык, напоминающий
чье-то имя, преследовал его ночами в течение столетий без малого, пока не
сделался естественным для его собственного языка.
- И последний вопрос. Мы задавали его всем вашим, так сказать,
коллегам. Долгожительство, по-вашему, это награда - или кара человеку?
Теперь шатнуло Гервасия. О мука, о мучение! Он еще недавно знал, что
ответить, и сейчас пытался вспомнить, связать рваную нить своих мыслей, но
огрубели пальцы за много десятилетий, тончайшая шелковинка выпадала из
них.
Гость не дождался ответа и попятился к шумолету, сунув Гервасию
небольшой алый диск, клейменный золотыми буквами.
- Интерпрограмма "Монстры цивилизации" прощается с вами и желает
здоровья, счастья и долгих лет жизни! - быстро говорил он. - Примите на
память этот одноразовый радиодиск. С его помощью через несколько минут вы
сможете прослушать наш очередной выпуск!
Он ввалился в шумолет, дверца захлопнулась, и тут же музыкальный
тайфун опрокинул Гервасия. Шумолет, с места взяв предельную скорость и
высоту, мгновенно скрылся из виду.
Когда уши Гервасия вновь смогли различать звуки внешнего мира, а не
только биение собственной крови, он понял, что диск в его руке источает
голос. Давешний бородатый гость вещал оттуда:
- ...Бывшему игумену Новомосковской обители блаженному старцу
Емелиану.
Затем диск испустил густой, словно добрая брага, бас:
- Да уж двести три годочка топчу земелюшку, а Господь все прибрать не
хочет за грехи мои!
- Тот же вопрос, - вновь произнес диск голосом "монстра", - я
повторил и Протеусу Юрсусу, обитающему на леднике Туюк-Су. Но убедился,
что это бессмысленно. Юрсус твердит одно: "Memento pranivelli!" Что это
значит, одному ему известно. И тогда я направился к Гервасию, жителю
обимурской тайги. Его возраст уступает летам старца Емелиана, однако
превосходит лета Протеуса Юрсуса. Гервасию сто пятьдесят один год, но
выглядит он куда моложе, вполне бодр и крепок и даже умудрился перепугать
меня, испустив свой знаменитый - тарзаний, как сказали бы в прошлом веке!
- вопль.
И Гервасий тотчас услышал надтреснутый рык: "Га-лар!..
Гал-лар-р-до!.." - а затем хриплый голос: "Я лил слезу на засохший кедр.
Когда она проникла..."
Диск продолжал сеять его слова, когда их вдруг заглушил кто-то
другой:
- Хелло! Интерпрограмма "Aliens" вызывает "Монстров цивилизации"!
- Хелло! - отозвался "монстр". - Прием.
- Скажите, что означает этот рык Гервасия?
- Этого не знает никто. Видимо, какое-то звериное звукоподражание.
- Очень странно... Как вы знаете, наша программа называется "Aliens".
Тем, кто знаком с творчеством художников-фантастов прошлого столетия,
может быть, вспомнятся блистательные картины "Alien", "Aliens-4", "When I
was nine", "The last Unicorn", самая знаменитая - "Winter Unicorn"* и
другие? Необычайное совпадение! Героя вашей программы зовут Гервасий...
_______________
* "Чужой", "Чужие-4", "Когда мне было 9", "Последний единорог",
"Зимний единорог" (англ.).
- Да, - подтвердил ведущий, и Гервасий вновь услышал свой голос-стон:
"...очнулись от дремы жучки-короеды и бросились прочь от меня!"
Ах, твари!.. Никаких приспособлений для записи Гервасий у них не
видел, однако ж ухитрились украсть его голос, пустили его страдание по
ветру, на потеху всему белому свету!.. Он размахнулся. Взвизгнул
разрезанный диском воздух. Слова "Но ведь Галлар..." разбились вдребезги о
настывший, окаменевший ствол огромного кедра - и исчезли навек.
Гервасий схватился руками за воздух. Ветер и слезы секли его лицо. О,
что он сделал! Все эти годы пытался понять, что же напоминают ему звуки! И
вот когда разгадка была так близка...
Вьюга взвилась рядом с ним, но едва он протянул к ней руки за
утешением, она отпрянула в дальние дали, недотрога. А струны ее, чудилось,
все пели-выпевали: "Гал-лар-до! Галлардо!.." - странные звуки, которые
Гервасий услышал еще тогда, давно... услышал, прежде чем у сияющего
призрака пропала тень.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг