Елена Арсеньевна Грушко - одна из самых загадочных писательниц России.
Родилась она на Дальнем Востоке и к тринадцати годам уже могла охотиться на
таежного зверя, бить рыбу острогой и по нескольку дней жить самостоятельно
в глухих дебрях. В студенческие годы (а училась она сначала в Хабаровском
пединституте, потом во ВГИКе) Елена побывала на Курилах, на БАМе, в Якутии.
Эти впечатления легли в основу первой книги прозы - "Последний снег
апреля". Затем, с книги "Добрыня", вдруг началась полоса фантастики. С 1987
по 1991 год было опубликовано 37 повестей и рассказов. Уже будучи
знаменитой, фантастка обратилась к жанру любовно-авантюрноисторическому, и
здесь тоже преуспела: только в прошлом году под тремя разными псевдонимами
она опубликовала 11 романов, из них 4 - в престижной серии издательства
"Эксмо" - "Золотой лев". Это "Тайное венчание", "Опальная графиня",
"Обретенное счастье", "Звезда королевы". На выходе новые романы - тоже из
истории России.
Любимые увлечения Елены - полеты на воздушном шаре, на дельтаплане,
верховая езда, а также путешествия по затерянным уголкам планеты. Например,
целый месяц она провела на Черепашьих островах; изучала загадочную жизнь
кочевых племен в скальном городе Петра (Иордания); работала на раскопках
древнего Вавилона; и т.п.
Интересно, что, вернувшись из очередного своего путешествия (а побывала
Елена на Большом Барьерном рифе), она опять обратилась к фантастике. Перед
вами отрывок из нового романа "Зеркало Кармы". Его герой, Георгий Мечков, -
не просто путешественник во времени: подобно русскому фольклорному Волхву
Всеславличу, он пребывает враз в трех местах, в трех исторических отрезках,
существует одновременно в трех ипостасях, исполняя свое предназначение:
спасти живое, экосистему планеты. Ягуар - один из его образов.
Юрий М. МЕДВЕДЕВ
Елена ГРУШКО
ПТИЦЕГЛАВЫЕ
Орел-наблюдатель, описывая круги в вышине, без умолку подавал сигналы, и
клекот его становился все пронзительнее, все тревожнее.
"Пожалуй, не уйти", - устало подумала Мадэлейн, припадая спиною к березе,
чувствуя, что, не дав себе хоть минутной передышки, она не вынесет этого
сумасшедшего бега. Хотя, наверное, было бы даже лучше, если бы просто
сердце не выдержало, - умереть на бегу, пока не догнали.
Птицеглавые отстали ненадолго, но они-то уж не потеряют след! То, что
Мадэлейн еще жива и оторвалась от преследования, - обычная их забава:
погонять человека по лесу, пока в нем еще тлеет огонек надежды на спасение,
а потом вдруг окружить со всех сторон и, обессиленного, задыхающегося,
расстрелять в упор. Мадэлейн тряхнула головой, отгоняя внезапное
воспоминание, какой она видела в последний раз Анну: от одежды остались
лишь окровавленные лоскуты, присохшие к ранам, тело сплошь утыкано
стрелами, ноги мучительно согнуты, словно, умирая, она все еще стремилась
убежать от страданий...
Птицеглавые, в отличие от других нелюдей, не подбрасывали тела жертв к
стенам форта, а оставляли там же, где убивали. Мадэлейн иногда думала, что
птицеглавые вовсе не испытывают никаких чувств к людям, даже ненависти,
которой одержимы все одичавшие. Птицеглавые казались ей диковинными, самой
природой созданными орудиями убийства, самозабвенного преследования и
истребления человека. Они были умнее и хладнокровнее всех остальных врагов,
а оттого - опаснее. Пожалуй, радость они испытывали только от самого
преследования и самого убийства. А совершив его, бросались как одержимые на
поиск новой жертвы.
Другие одичавшие откровенно тешились горем и ужасом людей, когда те
обнаруживали у стен форта изуродованные останки своих охотников,
наблюдателей, пастухов, стражников, биологов-всех, кому не посчастливилось
в лесу. Однако люди скоро поняли это, а поскольку целью их было выживание
не только физическое, но и нравственное, то отныне дежурная команда,
получая у коменданта ключи от ворот форта, получала и строжайшую инструкцию
держать себя в руках, не радовать врага. Дежурные выходили вооруженные,
скрыв лица под масками, подбирали трупы и молча, деловито возвращались в
форт. Нелюди поднимали злобный, разочарованный вой и свист и долго еще
метались потом по деревьям, норовя так раскачать ветви, чтобы долететь до
стен форта. Но, во-первых, весь лес поблизости был надежно вырублен, а,
во-вторых, сквозь стены проходил ток, да еще и сверху они были щедро
усыпаны битым стеклом.
...Орел-наблюдатель вдруг заклекотал и резко пал с высоты, напрягая
когти, словно хотел подхватить Мадэлейн, вынести ее из леса, и она поняла,
что погоня совсем близко: диспетчер, наблюдавший за ней из форта и видевший
округу телеобъективами, вживленными в глаза орла, не мог ей сейчас помочь
ничем иным, кроме этих сигналов тревоги.
"Хорошо, хоть орел видит. Они будут знать, как и где меня убивали. Потом
подберут, похоронят. Чтобы среди своих..."
Мадэлейн с трудом отстранилась от спасительного дерева. Запоздало
спохватилась, что забыла оглядеть его крону, прежде чем опереться о ствол:
а вдруг в гуще ветвей свили гнездо одичавшие?.. Обошлось, к счастью.
Мадэлейн прощально оглянулась на кипенье зелени под ветром: черная береза,
ее любимое дерево! Только она да липа не поддались мутации, не меняли свой
первозданный вид. Мадэлейн погладила шершавую кору и побежала дальше, то и
дело переходя на шаг, запаленно вздыхая и снова пускаясь в усталый бег.
Сумка с вживителями тяжело била по ногам, но Мадэлейн и не думала бросить
ее: вживителей в форте было мало, их приходилось беречь. Именно потому
биологи и решались на свои одиночные, смертельно опасные рейды, из которых
возвращался далеко не каждый, что молодняк нормально воспринимал только те
вживители, которые устанавливались на воле, в привычной обстановке, в лесу,
незаметно, - например, во время игры или сна, но отнюдь не в форте, не в
лаборатории - в состоянии страха и одиночества. Конечно, импринтинг - это
было бы самое лучшее, ведь с первого мига жизни крошечные животные начинали
бы обожать людей как своих повелителей и друзей, но в массовых масштабах он
оставался пока невозможным, да и таких животных приходилось особо оберегать
от укуса диких, строго ограничивать контакт. Например, с коровами в этом
смысле проблем не было, а вот если дикий конь укусит твоего коня в бою или
во время погони, от которой зависит твоя жизнь, и тот сразу превратится из
друга - в смертельного врага?.. Поэтому Мадэлейн полагала вживители и
гипнопедию более эффективными средствами для приручения зверей.
Она потому и устала так сегодня, что битых два часа гоняла по полянке с
жеребятами, играя в нечто среднее между чехардой и пятнашками, и за это
время ей удалось поставить шесть вживителей. Ох, как не вовремя появились
эти птицеглавые!
Мадэлейн горько усмехнулась: как будто смерть когда-то приходила
вовремя!..
Там, на поляне, она не смогла сразу же броситься бежать: надо было
собрать пустые футляры, чтобы унести их с собою. Нелюди не все утратили
способность думать и анализировать; особенной, какой-то леденящей
сметливостью отличались именно птицеглавые, и биологи страшно боялись, что,
если хотя бы футляр от вживителя попадется на глаза одичавшим, те смогут
догадаться о назначении вживителей, смогут обнаружить их у молодняка... и
тогда люди будут совсем уж обречены.
Горючее берегли только для движков, подававших энергию к водяным насосам
и ток к ограде форта, да еще для летательных аппаратов. Как же обойтись без
верховых лошадей, боевых слонов и верблюдов, без стражей-собак и
орлов-наблюдателей? Мясо диких животных употреблять в пищу настрого
запрещено, и разве выжить без прирученного скота? Размеры форта не
позволяли строить большие скотофермы, а сооружать их вне форта тоже было
нельзя, хотя бы из-за невозможности обеспечить охрану. Вот и приходилось
биологам снова и снова уходить в лес с вживителями, которые избавляли птиц
и животных от врожденной лютой ненависти к человеку...
Мадэлейн бежала уже из последних сил. Куда там - бежала! Она просто брела
от ствола к стволу, а охотничий свист птицеглавых был уже отчетливо слышен.
Вдруг впереди открылась поляна, а за ней засверкала река. И Мадэлейн
почувствовала, как сразу прибавилось сил.
Еще две-три минуты - и она добежит до воды. Если бы сразу попасть на
глубину... может быть, ей посчастливится утонуть? Ну а если на мелководье
перехватят аквазавры? Она содрогнулась. Уж лучше стрелы птицеглавых!
Она опять вспомнила Анну. О чем та думала перед смертью, кого звала, на
что надеялась?
Мадэлейн тихонько всхлипнула, но тут же подавила слезы. Не до того
сейчас! Значит, так: если у воды заметны следы аквазавров, то она останется
на берегу - ждать птицеглавых. Только бы успеть утопить сумку с
вживителями! Анна успела... Но, если Мадэлейн повезет, она успеет еще и
утонуть сама.
Что ж, так и так погибать. Значит, не обманул сон. Значит, не зря сегодня
снилась Мадэлейн ее смерть.
И в ее измученной голове вдруг закружилось воспоминание об этом сне, где
она была вроде бы даже и не она, однако смерть все же была ее...
закружилось, перемежаясь предобморочным туманом и последними вспышками
страха.
Нет! Еще не время сдаваться! Еще немного, немного!
Мадэлейн оглянулась, склонилась к песку. Ничего, никаких следов. И нет
этой черной тины, похожей на легкие паутинки, - первого признака близости
аквазавров. Ох, кажется, повезло. Теперь скорее, скорее! И она побежала по
мелководью, на ходу отстегивая сумку. Вода была теплой, мягкой. Песчаное
дно поддавалось под ногами. Остро пахло йодом, солью, а между тем это была
река, до моря еще несколько дней пути, и Мадэлейн, повинуясь неистребимой
профессиональной привычке фиксировать самомалейшие изменения в Природе,
даже застонала от невозможности сообщить об этой странности своим.
"Господи, Господи! - взмолилась она, внезапно вспомнив, как бабушка учила
ее любви к Богу. - Господи, помоги мне, спаси меня, и я...и я..."
Мадэлейн невольно усмехнулась, сообразив, что пообещать-то Богу в обмен
на спасение ей решительно нечего. "Спаси меня, и я всегда буду хорошей!" -
сказала бы она, когда ей было лет двенадцать, но то время давно, давно
миновало, в память о детстве и бабушке осталась лишь коса ниже пояса, а
дикого мяса Мадэлейн не ест, и воды сырой не пьет, и в лесу скорее
предпочтет умереть от голода, чем сорвать хоть яблочко-дичок или малинку с
куста, - ведь все отравлено ненавистью к людям. Нечего, нечего пообещать
Богу, нечего ему отдать из ее однообразно-правильной жизни. "Господи, спаси
меня, и я опять буду такой же, опять буду уходить с вживителями в лес,
искать всех этих жеребят, телят, щенят и котят, чтобы они, как их пращуры в
незапамятные времена, верно служили людям, - тем, кто еще остался, пока
остался на Земле, - чтобы помогали людям вернуть утраченную власть над
Природой. Господи, спаси меня!.."
А мелководье все не кончалось, ноги вязли в песке, она почти не
отдалилась от берега. Скорее же!.. Но сумку лучше пока не выбрасывать. Орел
еще кружит в вышине - наверное, проводит Мадэлейн в этот последний,
невозвратный путь, и люди потом смогут найти не только ее тело, но и
сумку... Вода вживителям не повредит, они еще послужат!
Мадэлейн закинула голову, чтобы убедиться, что орел видит ее,-и замерла.
Из чащи взвилась стрела - красная стрела птицеглавых! - и
орел-наблюдатель, забившись на ее острие, начал медленно падать, планируя
на широко раскинутых крыльях.
Так. Последнее, что оставалось ей от людей, от форта, от надежды!..
Орел-наблюдатель убит. Теперь очередь за нею. Мадэлейн завороженно
уставилась на лес, откуда вот-вот должны были появиться птицеглавые. И в
этот миг что-то так рвануло ее за волосы, что она вскрикнула. "Аквазавры?!
Нет! Не было черной тины! Но что это?"
Мысли метались, а неведомая сила волокла на глубину, так сильно натягивая
косу, что Мадэлейн и головы не могла повернуть, принуждена была пятиться,
вскрикивая от боли, покрываясь ледяным потом, потому что позади, кроме
плеска воды, слышался еще и тихий, бессмысленный смешок.
"Нелюди, неужто нелюди? Но откуда, как подобрались? Я не могла не
заметить!"
Пронзительное улюлюканье достигло ее слуха: птицеглавые были совсем
рядом. И от ужаса неизбежной гибели Мадэлейн завизжала так, что в глазах
замелькали радужные круги.
Вдруг что-то резко свистнуло рядом, щеку Мадэлейн на миг обдало жаром,
потом запахло паленым - и она почувствовала себя свободной.
Мадэлейн круто обернулась, ощутив странную легкость головы, и
остолбенела, глядя на существо, стоявшее перед нею, зажав в руке... косу
Мадэлейн - туго заплетенную косу, от которой исходил дымок, словно она была
обожжена... пережжена!
Мадэлейн схватилась за голову, и на затылке волосы ее, теперь короткие и
легкие, обвились меж пальцев. И ужас, который охватил Мадэлейн, был прежде
всего ужасом от того, что кто-то пережег ей косу, таким страшным образом
освободив ("Птицеглавый метил в горло, да промахнулся? Но нет, они же
боятся огня!"), и только потом она ужаснулась при виде создания, которое
глядело на нее... глядело, вытаращив бессмысленные, рыбьи глаза на
округлом, имеющем человеческие черты, но покрытом чешуей лице. У этого
существа было стройное девичье тело, но тоже чешуйчатое,
зеленовато-серебристое. Лысоголовое, рыбьеликое чудище с вздувающимися
жабрами на шее, пахнущее стылой морской глубью, словно утопленница, много
дней пролежавшая на дне!..
Такого Мадэлейн еще не видела. Это была нелюдь, несомненно. Однако не
лесная нелюдь и не речная. О, Боже, так значит, сюда уже подобралось море!
Вот что означал запах соли и йода на берегу лесной реки! Море вошло в реку
и принесло с собою все свои ужасы, все химеры, все свое злодейство и
ненависть к людям. Прибавились новые враги, думала Мадэлейн, не в силах
оторваться от этих водянистых глаз, - а она не сможет сообщить об этом, не
сможет предупредить. И орел-наблюдатель погиб!
Нелюдь булькала белыми, растянутыми рыбьими губами, словно пыталась
что-то сказать, и отвращение, захлестнувшее Мадэлейн, оказалось сильнее
страха и обреченности.
Она размахнулась и ударила нелюдь сумкой по голове с такой силой, что
чудище пошатнулось и плашмя рухнуло в воду, высоко воздев перепончатую руку
с зажатой в ней русой косой. Какую-то долю секунды Мадэлейн медлила, едва
не поддавшись искушению выхватить свою косу, но безумнее сейчас уже ничего
нельзя было бы сделать, и она кинулась прочь, к берегу, холодея от мысли,
что сейчас из волн восстанет еще какая-нибудь неведомая тварь, и уж из
ее-то слизистых лап вырваться будет невозможно...
Она ничего не видела от страха, и поэтому разглядела того, кто бежал ей
навстречу из леса, лишь когда он был уже совсем рядом.
Мадэлейн мотнулась было в сторону, но тут же замерла: это был человек.
Человек, несомненно!
Во-первых, он был одет - пусть только в кожаные штаны и мягкие сапоги,
так что его блестящий от пота, окровавленный торс был обнажен, однако
нелюди-то вообще не выносили вида одежды, норовили и с трупов ее сорвать,
не то что на себя надевать. А главное, в руках у незнакомца был огнестрел.
Нелюди ни за что не осмелились бы дотронуться до этого арбалета с
оптическим прицелом, короткие стрелы которого самовозгорались в полете.
Нелюди, как и всякие звери, панически боялись огня.
Человек! И Мадэлейн кинулась к нему, вцепилась в его руку и, сразу
ослабев от счастья и страха, залилась слезами.
Незнакомец, обхватив Мадэлейн за плечи, повернулся и потянул ее к лесу.
- Нельзя! - пыталась выкрикнуть она, но губы онемели, и ей едва-едва
удалось вымолвить: - Нельзя в лес! Там птицеглавые!
- Бежим, бежим! - твердил он на ходу. - Там стоит какая-то штука, вроде
геликоптера, может быть, удастся взлететь!
Они вбежали в лес и несколько минут слепо ломились сквозь чащобу, но вот
впереди показалась прогалина, где Мадэлейн, к своему изумлению и восторгу,
увидела лежащий на боку ветролов.
- Э! - разочарованно присвистнул незнакомец. - Да он же без пропеллера!
Все, оставь надежду.
Мадэлейн поглядела недоуменно:
- Какой еще пропеллер? Зачем? Помоги-ка!
Она забежала с того боку, на который запрокинулся ветролов, и принялась
толкать его изо всех сил, стараясь перевернуть.
- Надо бы вагой! - пробормотал незнакомец, становясь рядом с ней, и так
мощно толкнул ветролов, что легкое каркасное сооружение чуть не завалилось
на другой бок. - Ух, ничего себе! Да он просто невесомый. Как же эти
жердочки летают?
- Ладно глупости болтать! - раздраженно прикрикнула Мадэлейн. - Влезай,
заводи мотор. Я пока разверну крылья.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг