Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
                             Елена Грушко

                            Моление колесу


    К Острову подошли на двух лодках еще до рассвета и долго стояли  в
белом тумане, пока наконец он не истаял  под  солнцем  и  не  открылся
берег.
    Почти сразу от воды начинался пологий ласковый пригорок. Тихо  там
было, трава еще сверкала росою. Малиновые стрелы иван-чая стремились к
небу. Где-то далеко и высоко вразнобой позванивали медвяные голоса.
    - Кра-со-та... - невольно проронил Сигма, но Гамма так шикнул, что
тот съежился. Из соседней лодки недобро поглядел Бета, Альфа же только
качнул головой и упрятал подбородок в  ворот  свитера.  Знобило  -  от
недосыпа, от сырости речной, от предрассветного холодка,  от  ощущения
какого-то... предчувствия, что ли...  которое  все  четверо  тщательно
таили друг от друга, но от себя-то его укрыть было невозможно, как  ни
старайся!
    Проплыв еще немного вдоль берега, нашли развесистые тальники и под
ветвями, полоскавшими в воде листву, укрыли лодки, надежно их зачалив.
Потом выбрались по кривым стволам на сушу, стряхнули с плеч  древесный
мусор и еще какое-то время стояли, настороженно вглядываясь в  зеленую
бархатную завесу леса.
    Больше они не обменялись ни словом, не решались курить.  Это  было
нелепо вообще-то, потому что все равно  придется  себя  обнаружить,  и
все-таки никто не решался первым сделать шаг вперед,  первым  обронить
слово.
    Начинать пришлось все же Альфе.
    - Интервал пять шагов, максимум внимания! - шепотом скомандовал он
и двинулся вперед. Остальные, строго по порядку, направились  за  ним,
след в след.
    Тишина, тишина...
    И вдруг резкий ветер колыхнул траву. Это была воздушная  волна,  а
вслед за ней из глубины леса внезапно взвился в поднебесье хор поющих,
играющих звуками голосов!
    Они то приближались, то удалялись, то пригибали к земле травы,  то
заставляли  их  вздыматься  и  трепетать  в   унисон   песнопениям   -
нечеловеческим, а может быть,  даже  и  неземным.  Но  в  их  радужных
переливах неожиданно проступили, ошеломляя, очертания слова:
    - Вера!.. Вера!..
    Люди рухнули наземь,  будто  под  обстрелом,  уткнувшись  в  тяжко
пахнущую траву, не смея поднять голов, пока не отгуляло над  ними  это
рассветное многоголосье, совсем не похожее на обычные птичьи распевки.
И даже мгновенный дождь, упавший с неба и стремительно исчезнувший, не
заставил их шевельнуться.
    И только когда вновь улеглась  на  берегу  тишина,  Альфа  решился
разомкнуть спекшиеся губы и выдавить:
    - Вот оно... Началось!

                                * * *

    - Вера!.. Вера!..
    Она с насмешливой укоризной покосилась на зеленых зайцев, которые,
расшалившись, вплетали ее имя в мелодию, и кивком указала ввысь:  вот,
мол, кому молитва предназначена, не забывайтесь, малыши!
    Солнце уже выкатилось в небо, раздвинуло розовый занавес облаков и
во всей красе явилось обожающим взорам.
    Опираясь на плечи лиственниц  и  кедров,  Вера  самозабвенно  пела
вместе со всеми лесными обитателями утреннюю молитву.
    Счастливо звенели рядом птичьи голоса:  чудилось,  каждая  пичужка
исторгает сердце из горла! - а деревья  подтягивали  низко,  протяжно,
даже сурово. Снизу, с земли, вторила трава Кликун  -  та,  что  кличет
человеческим голосом по зорям дважды: "У! У!", и еще ревела и стонала,
думая, что тоже поет, трава Ревяка.
    Хор возносился выше,  выше  -  чудилось,  голоса  сейчас  разобьют
голубой хрустальный купол! - но им не хватило сил, и,  отразившись  от
него, звуки опрокинулись на лес, скользнули по  ветвям,  зазвенели  по
розовой глади Обимура, на которой еще различим был след Юркиной лодки.
    Вера успела увидеть, как сын  оставил  весло,  обернулся,  помахал
стоящим на вершинах деревьев - и скрылся в солнечном мареве.
    Птицы все разом прощально затрепетали  крыльями,  зверье  замахало
лапами и хвостами, а зеленые зайцы подняли такую развеселую возню, что
младшенький, Пашка, не удержался и мягко покатился  вниз,  к  подножию
кедра.
    До Веры донесся его перепуганный вскрик: нет, он не  расшибся  бы,
деревья и травы не допустят такого, но он смертельно испугался  своего
святотатства... Однако Вера тотчас простила его. Пашка совсем  недавно
среди зеленых зайцев, да и молитва окончена -  день  подступает,  ждут
дела.
    Птицы спархивали с вершин, звери спускались степенно, только шалые
бурундуки наперегонки с зелеными зайцами съезжали по скользким длинным
иголкам, а кедры все качали и качали Веру, ревниво не желая отдать  ее
всполошенным нянькам-березам. Ну а те, заполучив ее все-таки,  затеяли
переплетать косы, омывать росой, пока Вера  нетерпеливо  не  спрыгнула
наземь и не убежала от назойливой их суетливости.
    Она спешила к дубу Двуглаву. Еще сквозь сон слышала она нынче  его
стоны: столетние корни мозжат! - но Юрка не велел ей никуда идти,  сам
поднялся до свету и сходил успокоил старика, посулив, что Вера  явится
тотчас после утренней молитвы, а ночью тревожить  ее  не  след...  Как
всегда, при одном воспоминании о сыне сердце Веры наполнилось счастьем
и болью: сын вырос,  уже  не  уследить  было  взором  за  полетом  его
мечтаний! И порою, гладя на него  искоса.  Вера  видела  в  его  ясном
сердце две огненные стрелы: свою, пущенную из глуби речной, из  тишины
лесной, из вышины горной, -  и  стрелу  того,  другого  человека,  без
которого не было бы Юрки, - нацеленную из  мелководья  улиц,  из  рева
бегающих и летающих машин, из  подземелий  городских  домов.  Ох,  как
томилось там когда-то ее сердце, как просило  красоты  и  тишины,  как
надрывался ум, не в силах постичь непостижимое  -  и  в  то  же  время
понятное всем другим людям! В конце концов она ушла и  унесла  в  себе
сына,  однако  же  зная  при  этом,  что  он  вечно  будет  распят  на
перекрестье двух стрел: материнской и отцовской...
    Деревья беспрерывно кланялись ей. Вера еле успевала  отвечать.  Но
можно ль было хотя бы не  кивнуть,  не  глянуть  приветливо!  Обидятся
смертельно, зачахнут! Вот вчера  -  забылась,  не  коснулась  верхушки
травы  Петров  Крест,  желтоцветной,  многомудрой,   и   сегодня   та,
оскорбившись, уже перешла куда-то  в  иное  место,  а  меньше  чем  за
полверсты и не ищи ее, не надейся.
    Ладно, вот приедет вечером Юрка, Вера сразу зашлет  его  послом  к
траве, чтобы замирил их.
    Путь ее лежал сквозь благоуханный дым весеннего  цветения,  сквозь
осеннее полыхание  гроздьев  лимонника,  по  утренней  росе  и  ночным
травам, цветущим огнем: Черной Папороти, Царь-Царю, Льву, Голубю  -  и
ей надо было призадуматься, чтобы вспомнить: а что нынче, какой день и
час по людскому счету?..  Здесь  дремало  Время.  Она  видела,  как  в
Юркином лице, после возвращения из города, с вечера до утра  вершилось
медленное обратное движение часов и дней, словно облака  плыли  против
ветра. Но ветер был  -  неизбежность.  Утром  мальчик  Юрка  неизбежно
уходил - и до вечера, пока он пребывал в Городе, прожитые часы  и  дни
возвращались к нему,  к  юноше  Юрию,  наверстывая  упущенное,  ибо  в
Городе-то Время не дремало и летело по ветру.
    Ох, знала, знала Вера, что  ускачет  на  свои  дальние  дороги  ее
длинноногий,   ускачет    когда-нибудь!    И    чашу    жизни    своей
горько-сладостной будет пить взахлеб, и выпьет её до дна, -  но  и  на
закате останется томим тою же, тою жаждою, которая томит его  ныне,  в
рассветных юности лучах.
    Но вот впереди  призывно  замахала  всеми  своими  листками  трава
Былие, что образом своим напоминает человека и растет  под  дубьем,  а
Двуглав при виде Веры издал болезненный скрип.
    Зеленые зайцы Юркины, всю дорогу путавшиеся в ногах,  смирно  сели
поодаль на  задние  лапки,  сложив  передние  на  пушистых  животиках.
Почтительно затаили дыхание: вот так дуб! Вот так старец!
    Вера низко поклонилась. Дуб кряхтя ответил.
    - Ну что, старый? - спросила Вера. - Неможется тебе? Дай погляжу.
    Дуб тяжело напрягся и, стеная, осторожно вынул из  земли  один  из
своих узловатых корней, протянул Вере. В лицо ей сыро,  стыло  дохнуло
из недр.
    Двуглав длинно,  скрипуче  вздыхал,  сотрясаясь  всем  туловом  от
жалости к себе, а Вера, прижимаясь к нему лицом, тихо  мурлыкала,  что
всему, мол,  свой  черед,  и  надо  терпеть  старость,  как  претерпел
когда-то, во времена достопамятные, юность, а  потом  и  зрелость.  Во
всем разлито блаженство: в рождении и росте, цветении и увядании...
    Зеленые зайцы покачивались зачарованно в такт ее словам.
    Двуглав плаксиво намекнул было, что, чем так маяться, лучше бы  уж
поскорей... того... под топор, но  Вера  укоризненно  спела  ему,  что
слишком он скрипуч, и от роду таким был,  а  ведь  известное  дело:  в
скрипучем дереве мучится человечья  душа,  в  срубивший  такое  дерево
заставляет ее искать себе нового пристанища, а сам  может  поплатиться
жизнью, не то - быть  изувеченным.  Зачем  же  свои  беды  на  другого
навлекать? Уж терпи, Двуглав, а боль - она как пришла, так и уйдет, ее
Вера с собой унесет...
    Мало-помалу полегчало старцу. Вот и листья разгладились, и  желуди
соком налились. Дуб благодарно  повил  Веру  ветвями,  и  они  немного
постояли так, обнявшись, а зеленые зайцы, пострелята, кувыркались у их
ног.
    Вдруг дождь - Юркин дружок, пересмешник,  бродяга  -  засверкал  в
вышине и обрушился на поляну рядом с Верой!
    - А, это ты, - кивнула ему Вера.  -  Где  тебя  носило,  скажи  на
милость? Поляны вовсе  истомились,  берег  мелеет,  гнилушки  до  того
иссохли, что бунтуют ночами!
    Дождь припал к ней, шептал, захлебывался:
    - Люди! Люди на Острове! Ищут... Берегись!
    Вера так и обмерла. Ох, снова... Снова!
    Надо скорее к ним. Успеть проводить до  Юркиного  возвращения.  Он
горяч!.. А может, они с миром на этот раз?
    Однако, глянув в переменчивое лицо дождя, сразу поняла:  нет,  они
не с миром. Ну, тем более надо спешить.
    - Пойду. А ты пока здесь оставайся, - велела  дождю.  Не  доверяла
она ему, болтуну! Еще людям про Юрку  нашепчет,  хоть  и  дружок  ему.
Однако,  вспомнив,  что  им  речений  дождя  все  равно   не   понять,
успокоилась немного.
    - Пошла я. - И, успокоительно махнув остолбеневшим от страха перед
явлением людей зеленым зайцам, невольно усмехнулась: ох и  коротка  же
память!..
    Безмолвие ответило ей. Все чудеса разом притихли, с тревогой глядя
на Веру. Одинокий Волк предостерегающе взвыл ей вослед.
    На обитателях Острова лежал зарок: ни кончиком крыла, ни  краешком
когтя, ни перышком, ни  листиком  людей  не  трогать!  И  Вере  сейчас
приходилось рассчитывать только на себя.

                                * * *

    Сигма шел и думал, сколько ж придется это им бродить  по  Острову?
На ходу он не раз  касался  груди  -  за  пазухой  лежал  "револьвер",
придавал бодрости. Оружие ему выдали вчера вечером, когда окончательно
решено  было,  что  с  группой  "похоронщиков"  пойдет   представитель
районной общественности.
    Судя по тому, что Сигма (ну  и  имечке  ему  присвоили!  С  другой
стороны, скажи спасибо, что не Пси иди Мю какое-нибудь.  Что  же,  все
правильно: эта троица главные, а он, Сигма,  вроде  как  шестерка  при
них) - так вот, судя по тому, что Сигма, лицо в районе  не  последнее,
слыхом не слыхивал про такую  фирму,  как  "Токсхран",  его  и  впрямь
допустили к делу большой важности и секретности. Что ж, в  наше  время
без контроля общественности никуда! А обстановка сложная: ведь десяток
человек исчезло за месяц на Острове - это тебе не кот начихал. И все -
разведгруппы "похоронщиков".
    Разумеется, Сипла  не  знал  точно,  чего  именно  надо  хоронить:
какие-нибудь там радиоактивные отходы, контейнеры с зараженной одеждой
из Чернобыля или ядовитые химические отбросы,  однако  не  сомневался,
что - гадость. Ну и правильно! Надо же их куда-то девать, а  Остров  -
все равно богом забытый, никто тут почти и не живет,  эти  двое  не  в
счет, переедут в Город,  большое  дело!  Так  что  здесь  самое  место
прятать эти поганые альфа-частицы или на что оно там,  это  ядерное...
распадается? Альфа-частицы, бета, гамма... Во,  в  точности  как  этих
мужиков звать! Ну, видать, не зря. А  мужики  серьезные.  Глаза  будто
пеплом повернуты. Форма... вроде джинса, а подстежка как бы из фольга.
И "револьверы"... Одно слово -  "револьверы",  а  при  них  и  счетчик
Гейгера, и не курок, а целый  компьютер,  и  вообще  вид  -  что  твои
бластеры.
    Темный лес нависал над людьми, в лицо бил ураган цветения, жарких,
влажных запахов... голова слегка кружилась.  Сигме  приходилось  то  и
дело одергивать себя, чтобы не налететь на Гамму или  не  отстать.  От
этого дурмана всякая чушь лезла в голову. Например, вдруг  вспомнилось
сто лет как позабытое: в десятом классе учился он, когда его в  апреле
пригласили на "открытие навигации" - речную прогулку  в  замечательной
компании, с девчонкой, с которой  он  давно  мечтал  познакомиться,  с
выпивкой, гитарой, новыми магнитофонными записями... Мечта! И выходной
как раз был,  да  вот  беда:  в  школе  именно  в  этот  день  затеяли
воскресник по озеленению нового бульвара и поставили условие множеству
недовольных: или пожал-те с лопатой,  или  -  комсомольский  билет  на
стол. Страшно теперь и вспоминать, до чего в те годы доходило...  Черт
бы с ним, конечно, с  билетом,  -  а  как  насчет  грядущих  выпускных
экзаменов? И характеристики в  вуз?  И  вообще  -  это  же  всю  жизнь
зачеркнуть одним махом!..
    Разумеется, он пришел на воскресник и весь день молча копал ямы. И
такая ненависть накопилась  в  сердце  -  нет,  почему-то  даже  не  к
бранчливой классной, не к дуре секретарю школьного комитета ВЛКСМ,  не
к зануде функционеру из райкома - а к этим вот  тоненьким  прутикам  с
клейкими, пахучими листочками! Вечером Сигав (тогда его  звали  просто
Вовка) вышел из дому буркнув: "Я недолго, погуляю". Тело еще ломило  -
какие бы там прогулки! - но ненависть просила выхода.
    На бульваре было темно и  пустынно.  Вовка  прошел  его  насквозь,
ощущая себя сказочным Вырвидубом, когда играючи  выдергивал  из  земли
нежно-кудрявые прутики и хрупал их через колено.
    То-то писку было в школе наутро!.. Но никто и  никогда  ничего  не
узнал. Вовка старательно негодовал вместе со всеми.
    ... Сигма внезапно заметил, что стоит на месте - и все его  боевые
товарищи тоже стоят, настороженно вслушиваясь в старческое дребезжанье
дубовых сучьев.  Уж  не  поразили  ли  их  тоже  какие-то  непрощенные
воспоминания?
    Вдруг деревья впереди расступились, и на тропу вышла женщина.
    Она приближалась неспешно, слегка касаясь рукою стволов, и  вокруг
начинали звучать негромкие голоса, как будто она колоколов касалась.
    Наваждение, конечно!
    Наконец женщина  остановилась  неподалеку,  опустив  руки  и  чуть
склонив  к  плечу  голову.  Вокруг  нее  словно  бы  реяло  марево,  и
призрачным казалось ее лицо в зеленоватом - сквозь  кружево  ветвей  -
солнечном свете. И даже какой-то зверек,  похожий  на  зайца,  на  миг
выскочивший было на тропу, но сразу прянувший в кусты, тоже  показался
зеленым!
    "Похоронщики" настороженно молчали.
    Настал черед Сигмы действовать.
    - А, Королева! - кашлянув, проговорил он. - Здравствуй, значит.
    Она молча обвела взглядом всех по очереди, и Сигма, встретившись с
ее спокойными, очень светлыми глазами, вновь, как удар  ветра,  ощутил
сумятицу цветочных вздохов, трепет трав, суету листвы на деревьях...
    - Чего молчишь? - торопливо подал он  голос,  чтобы  развеять  эту

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг