- Папочка... - прошептала дочь, вставая с постели.
Она прошмыгнула к отцу и потрогала его за голову.
- Папочка... - повторила она.
Отец тут же заворочался и, разодрав один глаз, тут же захрипел:
- А-а-а, - он приподнялся на локтях, занеся над бедным созданием руку, -
это ты собачье отродье?!.. А ну... пшла вон, в конуру к Жучке!
Отец шлепнул Алису по раскрасневшейся щеке рукой и, развернувшись на
другой бок, снова заснул.
Отскочив к противоположной стене, Алиса закрылась обеими руками. Как же
больно... больно... больно... Только боль сейчас исходила откуда-то
изнутри, из самого, разваливающегося пополам сердца. Девочка выпрямилась
во весь рост и, подойдя к столу, приподняла полотенце. Крынка парного
коровьего молока и кривой ломоть ржаного хлеба. И больше ничего...
Она взяла хлеб и, прижав его к груди, отошла к противоположному краю
стола, на котором лежал сложенный вчетверо, тетрадный листок. Алиса
откусила хлеб, положила его обратно на стол и, забрав бумагу, развернула
ее. В ровных полях, с вертикальными красными линиями по краям было
написано бабушкиным, каллиграфическим почерком:
"Не в силах больше терпеть, Алиса!
Еду в райцентр... лишать твоих родителей прав... будь хорошей девочкой,
никуда от маяка далеко не уходи!
И возьми в моей шкатулке волосатика - домовенка.
Помнишь?
Я тебе говорила, что он поможет тебе в самую трудную минуту. Меня не будет
два дня: сегодня и завтра...
Потом я тебя заберу и отвезу к себе домой, в Южно-Сахалинск. Дождись меня,
моя девочка!
Твоя любящая бабуля..."
Алиса сложила бумагу в два раза и спрятала ее в карман спортивной
курточки, в которой она практически всегда ложилась спать. Вернее... она
ее никогда не снимала. Подойдя к шкафу, девчушка открыла дверь, и достала
изнутри маленькую, резную шкатулку с вырезанным посередине, на крышке
солнцем с множеством разветвленных лучей. А вот и бабушкин фамильный
оберег, такой теплый и веселый, навевающий внутреннее чувство радости...
Она вышла из домика и направилась к берегу, где гурьбились и дико кричали,
стараясь разделить добычу, чайки. В глазах Алисы все еще стояли слезы от
обиды...
"Не может быть, чтобы мама и папа, они ведь не могут меня не любить, -
думала она, пробираясь по шаткому подвесному мостику, перекинутому через
небольшую расщелину, - ...разве ты, Господи, можешь позволять им поступать
так со мной?!.. Разве я этого заслужила?!.."
Она шла, едва переставляя ноги. Доски настила мостика предательски
поскрипывали при каждом движении. Внизу, в нескольких метрах от подвесного
моста раскинулись уродливо обтесанные постоянными приливами и отливами,
большие, средние и маленькие камни - голыши, среди которых можно было
рассмотреть какой-то наносной морем мусор. Девочка, держалась рукой за
почерневшую от времени веревку - поручень и...
В какую-то секунду что-то под ее весом скрипнуло. Раздался странный треск
и... ее потянуло вместе с настилом в начале немного в сторону, потом вниз
и, наконец...
Мостик неожиданно прогнулся и часть его настила, с шумом обрушилась вниз,
прямо на смертельный ковер из камней. Алисины ноги сами собой
соскользнули, рука по инерции вцепилась в веревку. Но тело, оно продолжало
тянуть в низ. Глаза сами собой закрылись, и бедное дитя неминуемо полетела
на камни.
Над головой кричала чайка. Видимо она пыталась на своем птичьем языке
разбудить потерявшую сознание Алису. Подействовало. Девочка осторожно
открыла глаза и первое, что она увидела - это голубое, странно-спокойное
небо. Надрывно болело правое колено, а сердце подсказывало: "Не бойся,
просто ничего не бойся... Боль сейчас проедет! Ты жива!"
Ребенок приподнялся на локтях и постарался осмотреться по сторонам. Она
лежала на тех самых камнях, на которые, при падении можно было бы легко
разбиться на смерть. Но Алиса почему-то была жива и здорова. Она подняла
голову и посмотрела наверх. Прямо над ней, тяжелыми плетьми болталось то,
что всего несколько минут назад было переправой-мостом через небольшую
пропасть. Видимо произошло непоправимое. Мост рухнул, как раз в тот
момент, когда девочка находилась примерно на его середине. Иначе как
объяснить то, что она сейчас лежала на камнях, на дне каменного мешка
провала? Точно, мост рухнул, утаскивая за собой все-то, что можно было
утащить, в том числе и ее - живого, полного жизни человека. Она посмотрела
направо, а потом налево... Вокруг валялись осколки досок настила моста. Но
как?
"Ничего удивительного, - подумала Алиса, потирая ушибленное колено, - всю
ночь бушевал ураган... В это время года они чередой прокатываются через
бухту, снося все, и вся на своем пути. Словно подметают все старое и более
непригодное к жизни... Вот и мост! Когда его в последний раз
ремонтировали? Разве что при царе горохе?!.."
Алиса встала и... приподнимаясь, вдруг почувствовала, что с ее груди
падает что-то маленькое и теплое. Она посмотрела себе под ноги. О-о-о, это
был старинный бабушкин оберег, который принадлежал домовому этого
дома-маяка. Она присела на корточки и приподняла безделицу.
- Неужели это ты? - прошептала она, переводя дыхание. - Неужели ты спас
меня?
Алиса прижала к груди, зажатый в маленьком кулачке деревянный оберег.
- Неужели ты спас меня от смерти?
Она раскрыла ладонь и впилась глазами в бабушкин подарок. В нем сейчас
было что-то странное. То, что ранее она не замечала. Но что? Она осторожно
покрутила его и...
На одной из граней оберега виднелись капельки нечеловеческой крови. Но это
была ее, Алисина, кровь. Она при падении рассекла колено и, видимо
испачкала безделицу. Но не это больше всего привлекло ее внимание.
Талисман немного потемнел и теперь он стал еще более горячим, чем прежде,
до того, как случился обвал подвесного моста. Дитя убрала оберег в
кармашек и хромая направилась в сторону скал. Над водой шныряли все те же,
безумные чайки. Теперь они отчеканивали странную, скорую птичью речь. Они
взмывали высоко в воздух, замирали там, а потом камнями падали к воде.
Оказавшись у ее покачивающейся поверхности, они снова замирали, делали
совершенно необъяснимый пируэт над водой, а потом вновь и вновь взмывали в
воздух. Алиса прошла несколько метров, пока не увидела одну из птиц,
лежащую и трепещущую крыльями у кромки воды. Она, сообразив, что с птицей
случилось что-то неладное, быстро пошла в ее сторону. Чайка лежала на
боку, вся перемазанная, то ли в крови, то ли в какой-то багровой, липкой
жидкости. Ее крыло оказалось действительно перебитым в районе сустава.
Девочка, аккуратно приблизившись к ней, присела на колени, превозмогая
собственную боль и протянула вперед дрожащие руки.
- Милая моя, - прошептала она, глотая редкие слезы, - как же это с тобой
приключилось? Бедная, несчастная чайка. Давай-ка я отнесу тебя в дом...
Ребенок на секунду задумался, осекся и проговорил:
- ...вернее, нет! В дом я тебя не смогу отнести - лучше в сарай. А то,
ненароком, отец тебя добьет до конца. Он не злой - виной всему эта ужасная
водка...
Так в заботах и хлопотах прошел практически весь день. Только к вечеру
воздушный странник немного успокоился, перестал гортанно кричать. Алиса,
распрощавшись с чайкой, пошла в дом. Уже было пора ложиться спать. На
кухне сидели мать с отцом и еще пара незнакомых бородачей, которые
постоянно курили трубки и изредка выкрикивали какие-то совершенно ужасные
морские ругательства.
- А-а-а, - прошипел отец, скривив рот в пьяной улыбке, - а это, ребята,
наша дочурка - Алиска! Лис, Алис, иди-ка сюда!
Отец поманил дочь указательным пальцем к себе. Девочка только исподлобья
посмотрела на него, затем на мать и гостей, ничего не сказав ответ.
- А ну, иди сюда! - повторил отец, меняя подобие улыбки на маску гнева. -
Живо!
Алиса попятилась к стене, пряча за спиной в руках бабушкин оберег. Видя
собственную родительскую несостоятельность, Дмитрий Николаевич приподнялся
с грубого стула, и пошатнулся в сторону дочери. Он протянул к ней свои
промасленные пальцы, но... тут же был остановлен одним из бородачей:
- Димы-ы-ы-ч-ч-ч, ну на фига козе баян? Не понимаю-ю-у-у... Оставь ты ее
сейчас в покое. Давай-ка, лучше жахнем еще по стопарику, потом, курякнем
и... снова за горькую...
Бородач осекся, сплюнул себе под ноги, перекрестился и поправился:
- Тьфу ты, прости Господи! Не го-о-о-рькую, а сладкую!
Отец отвернулся от Алисы и махнул ей, подсказывая тем самым, чтобы она
убиралась к себе в комнату и ложилась спать. Девочка, не раздумывая,
шагнула в сторону своей спальни. Здесь, как всегда стояла тишина,
утонувшая в полутьме. На стене тикали часы с кукушкой и... нигде не было
ее любимой бабушки Бориславы Нагаевны...
- Бабуля, милая, - буркнула плача Алиса, - приезжай скорее и забирай меня
отсюда. Милая, поскорее...
Девчушка не могла знать, что сегодня тело ее бабушки - лучшей в мире
сказительницы японских мифов, легенд и сказок поместили в...
Южно-Сахалинский морг. Врачи констатировали острую сердечную
недостаточность. Но этого Алиса не могла знать. Именно по незнанию она
продолжала звать к себе самого милого на земле человека. Немного
успокоившись, девчушка легла на кровать, и повернулась на правый бок. Она
прижала бабулин подарок к щеке и вспомнила еще одну сказку...
В давние, давние времена стоял в одной деревне старый храм. И все было бы
ничего, если бы не поселился в том храме оборотень. Стали люди бояться к
храму подходить: то покажется им, что ступени скрипят, а то вроде и
смеется кто-то.
Жуть, да и только...
Вот как-то раз собрались жители деревни в доме у старейшины, думать стали,
как оборотня усмирить. И так прикидывали, и эдак, а ничего решить не
могли. Кто же по собственной воле ночью в храм пойдет?
А в это самое время пришел в деревню торговец снадобьями. Звали его
Тасукэ, был он молод, а потому ничего не боялся.
- Да неужели никто с оборотнем справиться не может? - пожал плечами
Тасукэ. - Ладно, помогу вам - сам в храм пойду.
Дождался он ночи и в храм отправился. А осенью ночи тихие: ни звука
кругом. Сидел Тасукэ в храме, сидел, скучно ему стало, он и зевнул. Да так
громко! Запело эхо на всю округу, все вторит, вторит, остановиться не
может.
Наконец, стихло все. Видит Тасукэ - стоит перед ним оборотень, улыбается.
- Ты кто такой? - спрашивает. - Смельчак, что ли? Один ко мне пришел?
- Конечно, один. А то с кем же? - не понял Тасукэ и снова зевнул.
Оторопел оборотень:
- Так ты что же, меня не боишься?
- Что значит бояться? - не понял Тасукэ.
- Чудак ты, да и только! - захихикал оборотень. - Все люди на свете
чего-нибудь боятся. Вот ты чего боишься?
- Отстань от меня, - рассердился Тасукэ. - Не возьму в толк, о чем ты речь
ведешь.
Примостился оборотень рядом с Тасукэ, и объяснять принялся:
- Понимаешь, - говорит, - ты обязательно чего-нибудь бояться должен. Вот
я, к примеру, оборотень. Меня все боятся, потому в храм не ходят.
- Кто ты? Оборотень? - переспросил Тасукэ. - Никогда бы не поверил!
- Да, я - оборотень, - гордо ответил тот. - Ты тоже меня должен бояться!
- Ну вот еще! - ответил Тасукэ. - Дурак я, что ли тебя бояться. Уж если я
чего и боюсь, то это золотых монет. Как увижу - мурашки по коже.
- Ну, я же говорил, говорил! - обрадовался оборотень. - Все на свете
чего-нибудь боятся.
- Все? - не поверил Тасукэ. - И ты тоже?
- Я? - задумался оборотень. - По правде говоря, боюсь я вареных
баклажанов. Запах у них противный, с ума меня сводит.
Посмотрел оборотень в окошко, заторопился.
- Светает уже, пора мне уходить, - говорит. - Приходи завтра - я тебя
пугать буду!
На следующую ночь Тасукэ снова отправился в храм. Захватил он с собой
большой чан с крышкой и много-много баклажанов принес. Сварил их, крышкой
закрыл и ждать стал, когда оборотень пожалует.
В полночь явился оборотень. Идет, потом обливается. Присмотрелся Тасукэ
получше, видит - несет оборотень большой мешок. Отдышался и говорит:
- Ну, готовься, сейчас я тебя пугать буду!
Вынул он из мешка горсть золотых монет и в Тасукэ швырнул.
- Ну что, страшно тебе? - спрашивает. - Сейчас еще страшнее будет!
Бросился Тасукэ от оборотня, бегает по храму и кричит:
- Ой, боюсь! Ах, боюсь!
Обрадовался оборотень.
- Все чего-нибудь боятся! - кричит.
Бегал Тасукэ по храму до тех пор, пока оборотень весь пол золотом не
услышал. А потом подбежал к чану, да крышку-то и открыл. Вырвался оттуда
пар, и наполнился храм запахом вареных баклажанов. Поморщился оборотень,
задергался весь, а потом опрометью из храма
бросился. Выбежал в сад, да за дерево схватился, глядь - и в гриб
превратился, большой-пребольшой. Обрадовались жители деревни, что от
оборотня избавились. Накупили у Тасукэ в благодарность много-много трав и
снадобий. А потом пошли в храм золотые монеты собирать. Смотрят - а это и
не монеты вовсе, а грибочки. Так ни с чем они и ушли.
А Тасукэ дальше отправился, и везде об оборотне из старого храма
рассказывал. А что же стало с большим грибом? Он, говорят, до сих пор у
храма стоит. Сначала его съесть хотели, да раздумали: может, он ядовитый,
раз оборотнем раньше был?!..
Алиса неожиданно всхлипнула и, покосившись в сторону луча света,
пробивающегося с кухни, прошептала, держа перед собой на ладошке оберег:
- Ты волшебный, я знаю, - перебирали ее слова губы, - Бабуля...
Она вытерла противоположной стороной запястья руки выступившую в уголке
глаза слезу.
- ...она говорила, что можешь помочь мне. Помоги, молю тебя об одном -
помоги, избавь меня от этих ужасных мук. Останови моих родителей! Я больше
так не могу...
В следующее мгновение девочка почувствовала легкое покалывание ладони.
Странный звук, изданный... оберегом, заставил тут же бросить его на пол.
Она вжалась в стену, прикрывшись одеялом, и стала смотреть, что будет
дальше. Но ничего не происходило и девчушка, немного осмелев, откинула
одеяло в сторону и слегка подала тело вперед.
И вдруг...
Спальня озарилась ярким, почти, что призрачным светом. Он исходил
откуда-то снизу. Алиса вытянула шею и... ее взгляд тут же упал на
светящийся оберег. Из его центра исходило то самое странное свечение,
которое несколько мгновений назад заставило ее сердце биться учащеннее.
Девочка приподнялась на руках и опустила ноги на пол.
Но тут...
Резкая вспышка, как в фотоателье отбросила ее на кровать. Что-то зажужжало
и заискрилось. Казалось, комната наполнилась бьющим прохладой в нос,
озоном. Закружилась голова, а по полу поползло легкое, туманное облако.
Девочка нащупала лежащий на стуле молоток и, сжав его в руке, опустила
ноги на пол. Она подошла к светящемуся оберегу и вдруг почувствовала
легкое прикосновение к своему плечу. Кто-то сзади еле слышно прокашлялся.
Обезумевшая Алиса прошептала, как ее учила бабушка:
- К худу или к добру?!..
Тишина. Бедная девчушка теперь слышала, как бьется ее сердце.
- К худу или к добру?!..
За спиной снова послышался кашель, а потом приглушенный голос произнес еле
слышно:
- Ты звала меня, мое милое создание?
- А-а-а... - говорила, заикаясь, Алиса, - кто вы?!..
- Я?
Послышалось хихиканье, переходящее на писк.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг