Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   - А почему же физиологи так долго  не  замечали  совершенно  очевидного
факта? Ведь и в работах Павлова, насколько  я  помню,  отсутствует  термин
"обратная афферентация".
   - Да. Правда, у Павлова есть понятие "подкрепления" условного  рефлекса
безусловным, но он неоднократно заявлял, что в  основе  его  работы  лежит
рефлекторная теория  Декарта.  Только  за  последнее  десятилетие  русские
ученые дополнили в  этом  смысле  учение  Павлова.  Почему  так  долго  не
замечали наличия обратной афферентации, спрашиваете вы? Отчасти, вероятно,
играл роль авторитет Декарта. Ведь его рефлекторная теория целые  столетия
лежала в основе физиологических  опытов  ученых  всех  стран  и  приносила
громадную пользу. А потом - вы же знаете, что это были  за  опыты.  Прежде
всего - вивисекция. Ну, а как может выбирать  наиболее  полезные  действия
животное, привязанное к операционному столу?  В  таких  условиях  механизм
обратной афферентации действовал  на  холостом  ходу.  Поэтому  его  и  не
заметили. А заметили теперь, когда начала развиваться кибернетика. Почему?
Да  потому  что  это  древнейшее  устройство,  проверенное   природой   на
протяжении  сотен  миллионов  лет,  широко  используется  в  автоматически
регулирующихся системах. Без обратной афферентации, без анализа полезности
действия никакой автоматической регуляции, конечно, не может быть...
   - Значит, у "дуги рефлекса" не три звена, а четыре?
   - Даже пять, если хотите. По  Декарту  рефлекс  заканчивается  ответным
действием. А на деле существует еще афферентный синтез и вывод из  него  -
подкрепление  прежнего  действия  или  новое  действие,  признанное  более
полезным.
   -  И  в  этом  существует  аналогия  между  человеком   я   электронным
устройством?
   - Конечно.
   - Вы извините, что я так настойчиво допытываюсь у  вас,  но  я,  должно
быть,  здорово  отупел  за  эти  годы.  В  чем  же   состоит,   по-вашему,
принципиальная разница между человеком и... ну, скажем, между вами и вашим
Сократом?
   - Если ставить вопрос так конкретно, на него довольно легко ответить. А
вот  в  чем  разница  между  человеком  и  самым  совершенным  электронным
устройством, какое возможно в принципе - не сейчас, а вообще, -  на  такой
вопрос, мой мальчик, я затрудняюсь ответить. Пока  что  у  кибернетических
роботов, даже у Сократа, нет сознания, хотя, глядя на Сократа, этому  иной
раз не веришь. Но всегда ли будет так, вот вопрос!
   - Вы считаете, что в принципе возможно создать  устройство,  обладающее
сознанием?
   - Почему бы и нет? - Шамфор усмехнулся. - Как это сделать, я  не  знаю.
Но если речь  идет  о  принципиальной  возможности...  Вы  материалист?  -
неожиданно спросил он.
   - Д-да... конечно... - неуверенно ответил Альбер.
   - Ну-с, так что же такое сознание с  материалистической  точки  зрения,
которую  я  вполне  разделяю?  Результат  деятельности  мозга,   то   есть
высокоразвитой материи. Оно материально? Нет, потому что оно не существует
вне человека. Нет человека или, точнее, нет тех участков головного  мозга,
в результате деятельности которых возникает сознание, -  нет  и  сознания.
Может ли быть, что в этот миг, когда мы с вами шагаем  под  теплым  ночным
дождем по улицам Парижа, где-нибудь  на  бесконечно  далекой  планете  под
голубым, желтым или красным сиянием неизвестной нам звезды  материя  дошла
до такого уровня развития, что в  ней  начало  зарождаться  сознание?  Да,
вполне может быть. Теперь - может ли человек искусственным  путем  создать
материю, настолько усложненную, что она будет способна порождать сознание?
Да, в принципе может...
   - Неужели вы так думаете? - воскликнул  Альбер,  остановившись  посреди
тротуара.
   - А неужели вы совершенно не так думаете, выйдя из лаборатории Лорана и
шагая по направлению к моей лаборатории?  -  Шамфор  усмехнулся.  -  Разве
Мишель или Поль не мыслят?
   - Ну, профессор Лоран все же  идет  по  путям,  указанным  природой,  -
возразил Альбер. - У Мишеля и Поля такой же мозг, как у нас с вами. А  вот
электронное устройство, как бы оно ни  было  сложно,  не  может  полностью
моделировать мозг.
   - Сейчас - да. Даже существование Сократа не опровергает этого  тезиса.
Но стоит ли сейчас,  когда  наши  знания  о  принципах  работы  мозга  так
несовершенны, настаивать на принципиальном несходстве машины и  мозга?  Мы
ведь можем лишь предполагать, основываясь на некоторых фактах,  что  такое
несходство существует. Но положительно  утверждать  или  отрицать  это  мы
сможем только тогда, когда изучим принципы работы мозга и поймем их  суть.
Пока мы нашли много сходного между машиной и мозгом и,  кто  знает,  может
быть, впоследствии найдем еще больше.
   - Значит, вы думаете, что впоследствии  кибернетические  машины  смогут
все делать, всему обучиться?
   - Всему? А кто вообще может обучиться всему  и  делать  все?  Разве  не
существует природного программирования для всех существ, в том числе и для
человека? Существуют же довольно четкие ограничения. Сколько ни учи самого
способного и старательного человека, он не сможет  летать  в  воздухе  или
жить под водой без искусственных приспособлений.  Как  ни  воздействуй  на
кошку, а она не родит ни собаки,  ни  крысы  -  только  котенка.  Исходные
возможности заложены в  механизме  наследственности,  в  истории  вида,  и
особенных неожиданностей в этом смысле не бывает... - Шамфор  поглядел  на
Альбера и засмеялся. - Мой мальчик, хватит с вас на сегодня!  Что  это  за
жизнь - ходить из лаборатории  в  лабораторию,  да  еще  по  пути  слушать
рассуждения! В вашем-то возрасте!
   - Но мне это очень интересно! - запротестовал Альбер.
   - Ну, еще бы! Но во всем нужна мера. Хватит, говорю вам. Идите  обратно
да по дороге вдохните как следует этот запах дождя, и бензина,  и  молодой
листвы, и духов - запах Парижа! Поглядите на эти  огни,  расплывающиеся  в
лужах, на Сену с ее черно-золотой рябью, на девушек в  прозрачных  цветных
плащах. Это - жизнь! Если этого не будет, все наши лаборатории ни черта не
стоят!
   Альбер широко улыбнулся. Ему вдруг стало хорошо и легко. В самом  деле,
он молод и полон сил, и черное ночное небо над его головой полыхает  рыжим
отсветом огней любимого города - красавца  Парижа,  и  впереди  так  много
всего...
   - Благодарю вас от всей души! - горячо сказал  он  Шамфору.  -  За  все
необычайное, что вы сказали мне! И за то, что вы сами же  вернули  меня  к
красоте реального мира...
   - Вы романтик, дорогой мой, - сказал Шамфор.  -  Впрочем,  не  будь  вы
романтиком, лаборатория Лорана привела бы вас в ужас...
   - ...Да, Луиза сказала мне. - Пейронель не глядел  на  Раймона.  -  Она
привыкла говорить мне все...
   Раймон кашлянул. Он не знал, что ответить. Пейронель надолго  замолчал.
Он, фыркая, подпиливал обломившийся ноготь.
   - Видите ли, я старый чудак, - заговорил он наконец. - Я так смотрю  на
эти вещи: если уж ты выбрал себе жену  или  мужа,  то  не  бросай  их,  по
крайней мере, в беде. Подожди, пока человек выкарабкается...
   - Луиза думает так же... - смущенно сказал Раймон.
   - Я знаю. А вы? - Пейронель впервые  поглядел  на  него.  -  Какого  вы
мнения по этому поводу?
   - При всех условиях воля Луизы для меня закон. - Раймон  вовсе  не  был
уверен, что именно так надо отвечать.
   Пейронель засопел  и  стал  разглядывать  свой  ноготь.  Вошла  Катрин,
доложила, что все уже собрались на совещание. Пейронель, кряхтя, поднялся.
   - Неудачно вы пришли... ну-ну, я понимаю,  что  вам  трудно  вырваться.
Поговорим в другой раз, ничего...
   Он подошел к Раймону, взял его за плечи, повернул лицом к свету; Раймон
увидел прямо перед собой выпуклые глаза с  желтоватыми  белками  в  густой
сети кровянистых жилок. Глаза были печальными и мудрыми -  Раймон  никогда
не видел в них такого выражения. Ему стало не по себе.
   - А вы-то любите ее? - Пейронель  продолжал  глядеть  Раймону  прямо  в
глаза. - Ну, по совести?
   - По совести... не знаю! - выпалил вдруг Раймон.
   Он сейчас же испугался своей откровенности.  Но  Пейронель  вздохнул  с
облегчением, и лицо его немного прояснилось.
   - Ну, вы, по крайней мере, не врете, - сказал он.


   Профессор Лоран осторожно  приподнял  край  бинта  на  лбу  Франсуа,  у
границы волос.
   - Приживление, кажется, идет нормально, - сказал он.  -  Можно  снимать
бинты. Дальше обойдемся  одним  Бисти-3.  Глаза  пока  не  разбинтовывать.
Раньше надо будет задернуть темные шторы.
   Он опустился в кресло, тяжело дыша. Мишель взял его за руку.
   - Раньше я сделаю вам укол, - произнес он с неудовольствием. - Вы никак
не можете оправиться после операции. Еще бы,  три  часа  на  ногах,  такая
напряженная работа в вашем состоянии.
   - Мишель, ты начинаешь ворчать, как старая  нянька,  -  слабым  голосом
сказал профессор Лоран. - Дюкло сделает мне укол, а ты займись Франсуа.
   Сквозь  плотно  задернутые  темно-зеленые   шторы   струился   неясный,
сумеречный свет. На глазах Франсуа еще белела повязка, но лицо и шея  были
разбинтованы.
   - Франсуа, попробуй говорить, - сказал профессор Лоран. - Как  ты  себя
чувствуешь?
   Горло Франсуа напряженно задвигалось, губы открылись.
   - Хо-ро-шо, -  сказал  он  запинаясь.  -  Хо-ро-шо.  Я  рад,  что  могу
го-во-рить.
   Голос у него был чуть глуховатый, приятного низкого тембра.
   - Пока довольно, молчи, - сказал профессор Лоран. - Сейчас мы проверим,
как у тебя с глазами. Мишель, сними повязку. Видишь  что-нибудь,  Франсуа?
Глаза не болят?
   - Вижу все, - медленно проговорил Франсуа. - Так же, как раньше.  Глаза
не болят.
   - Дюкло, включите за моей ширмой лампу. Теперь как, Франсуа? Почему  ты
жмуришься?
   - Ни-чего, я уже привык. Все  хорошо.  Спа-сибо.  Я  очень  рад!  -  Он
улыбнулся.
   - Тебе не больно улыбаться?
   - Немного больно.
   - Не двигай мускулами лица. Старайся сегодня больше  не  разговаривать.
Будешь лежать до завтра. Глаза мы тебе опять завяжем. Завтра все будет уже
в порядке.
   - Я хочу посмотреть свое лицо, - сказал Франсуа. - Пожалуйста.
   - Лучше бы завтра... Впрочем, дайте ему зеркало, Дюкло.
   Франсуа долго рассматривал свое лицо в  тусклом  свете  лампочки  из-за
ширмы. Лицо  было  смуглое,  с  крупными,  правильными,  чуть  грубоватыми
чертами.
   - Это хорошее  лицо.  Спасибо.  -  Он  отдал  зеркало  Альберу  и  лег,
подставив голову ловким рукам Мишеля.
   Профессор Лоран тяжело опустился в кресло. Он задыхался.
   - Что с вами? - Альбер тревожно глядел на него.
   - Ничего. Теперь уже скоро,  -  тихо  сказал  профессор  Лоран,  силясь
улыбнуться. - Через неделю можно будет демонстрировать Мишеля  и  Франсуа.
Потом я лягу в клинику... если вы обещаете... - Он вдруг замолчал и  начал
неловко сползать набок, полулежа в кресле.
   - Мишель! - вскрикнул Альбер.
   Мишель быстро подошел, взглянул на профессора и кинулся за шприцем.
   Профессор  Лоран  вскоре  открыл  глаза,  но  был  слишком  слаб,  чтоб
говорить. Мишель и Альбер перенесли его на кушетку, укрыли пледом.  Альбер
отдернул темные шторы, в окно  хлынул  веселый  солнечный  свет,  и  стало
страшно смотреть  на  лицо  профессора  Лорана  -  синее,  осунувшееся,  с
запавшими глазами.
   - Что с ним, Мишель? - шепотом спросил Альбер, подойдя к  столику,  где
Мишель снова кипятил шприц.
   По белому,  безжизненно  правильному  лицу  Мишеля  скользнула  горькая
гримаса.
   - Я ведь предупреждал профессора.  -  Мишель  покачал  головой.  -  Эта
операция была ему не по силам. Он не должен был...
   - Что же теперь делать? - прервал его Альбер.  -  Вы  сможете  хотя  бы
вывести его из этого состояния?
   - Постараюсь, - сказал Мишель, наполняя шприц.
   - А может, вызвать врача? - спросил Альбер. - Профессора  можно  снести
вниз, там его и осмотрят.
   -  Запрещаю,  -  тихо,  но  внятно  проговорил   профессор   Лоран.   -
Категорически запрещаю, слышите?
   Альбер в отчаянии развел руками. Мишель,  держа  шприц,  неодобрительно
глядел на профессора.
   - Вы напрасно  отказываетесь,  -  сказал  он.  -  Возможно,  существуют
другие, более эффективные методы лечения,  которых  я  не  знаю.  Наконец,
консилиум...
   - Консилиум? С тобой? - бледно усмехнулся профессор Лоран.
   Альбер с изумлением увидел,  что  Мишель  вздрогнул  и  прикусил  губы.
Похоже было, что слова профессора задели  его.  Однако  Мишель  ничего  не
сказал. Он молча проделал вливание и ушел к своему столику.
   Профессору Лорану стало немного лучше, но он был все еще очень бледен и
еле шевелился. Альбер подложил ему под голову  вторую  подушку,  отодвинул
белые шторы, и воздух, свежий и чистый  после  утреннего  сильного  дождя,
свободно входил в комнату.
   - Обморок - это смерть в миниатюре, - тихо проговорил профессор  Лоран.
- Наверное, поэтому так трудно  снова  приходить  в  сознание.  Нестерпимо
режет глаза даже слабый свет, и тело кажется таким тяжелым, словно на тебя
могильную плиту  навалили.  Любопытно  все  же...  -  Он  вдруг  замолчал,
прислушался, глаза у него стали тревожными. - Дюкло, мы  совсем  забыли  о
Поле и Пьере. Разве они еще не просыпались?
   Поль и Пьер, обнявшись, лежали на кушетке. Глаза их  были  закрыты,  но
поза казалась слишком напряженной для спящих. Альбер осторожно тронул Поля
за плечо, тот слегка вздрогнул, но не открыл глаза.
   - Поль, что с тобой? - тихо спросил Альбер. - Ты плохо себя чувствуешь?
   Поль высвободил руку из-под головы Пьера и сел. Лицо его  было  покрыто
красными пятнами.
   - Вы не  смеете  нас  трогать,  -  своим  скрипучим,  странным  голосом
проговорил он. - Нас с Пьером. Мы не хотим, чтоб нас трогали. Он не  хочет
другое лицо. Оставьте нас в покое, мы ничего не хотим, только не  трогайте
нас. Мы хотим быть вместе, мы с Пьером!
   У Альбера защемило сердце: вот ведь несчастное существо этот  Поль!  Он
сказал, стараясь придать своему тону как можно больше убедительности:
   - Напрасно ты так волнуешься, Поль. Никто не будет трогать ни тебя,  ни
Пьера, поверь мне. Профессор не хочет тебя переделывать. Да он и не может,
он болен, он скоро уедет лечиться.
   - Он не болен, - возразил Поль, - он переделывал Франсуа.
   - Он очень устал, когда переделывал Франсуа, и заболел. Ты  же  знаешь,
что он и раньше был болен. А теперь ему совсем плохо.
   - Не надо было трогать Франсуа, - сказал Поль.
   - Франсуа сам хотел, чтоб его переделали. Он очень рад. Он теперь будет
говорить, и у него красивое, хорошее лицо. Завтра он будет совсем здоров.
   - Пьер не хочет говорить, и  ему  не  надо  красивого  лица,  -  упрямо
повторил Поль. - Правда, Пьер, ты не хочешь, чтоб тебя трогали?
   Пьер сидел на кушетке, растопырив темные неуклюжие руки, кивал  головой
и одобрительно мычал.
   - Никто вас не собирается трогать, - сказал Альбер.
   - А Мишель? - спросил Поль.
   И Альбер  удивился  тому,  какая  ярость  сверкнула  в  его  мутноватых
маленьких глазах.
   - Мишель тоже не будет вас  трогать.  Да  он  и  не  умеет  сам  делать
операции.
   - Мишель все умеет, - недоверчиво проскрипел Поль.  -  Мишель  меня  не
любит. Но я не дам себя переделывать и Пьера тоже не дам.
   - Хорошо, хорошо, - уже нетерпеливо сказал Альбер. - Какой ты  упрямый,
Поль! И почему ты мне не веришь, разве я тебя когда-нибудь обманул?
   - Я никому не верю, - сказал Поль, опустив  голову.  -  Меня  никто  не
любит, только один Пьер. Вот ему я верю, а больше никому...
   - Как хочешь. - Альбер пожал плечами. -  Только  я  никого  никогда  не
обманывал, ты это запомни. Я не люблю врать.



Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг