- А почему же физиологи так долго не замечали совершенно очевидного
факта? Ведь и в работах Павлова, насколько я помню, отсутствует термин
"обратная афферентация".
- Да. Правда, у Павлова есть понятие "подкрепления" условного рефлекса
безусловным, но он неоднократно заявлял, что в основе его работы лежит
рефлекторная теория Декарта. Только за последнее десятилетие русские
ученые дополнили в этом смысле учение Павлова. Почему так долго не
замечали наличия обратной афферентации, спрашиваете вы? Отчасти, вероятно,
играл роль авторитет Декарта. Ведь его рефлекторная теория целые столетия
лежала в основе физиологических опытов ученых всех стран и приносила
громадную пользу. А потом - вы же знаете, что это были за опыты. Прежде
всего - вивисекция. Ну, а как может выбирать наиболее полезные действия
животное, привязанное к операционному столу? В таких условиях механизм
обратной афферентации действовал на холостом ходу. Поэтому его и не
заметили. А заметили теперь, когда начала развиваться кибернетика. Почему?
Да потому что это древнейшее устройство, проверенное природой на
протяжении сотен миллионов лет, широко используется в автоматически
регулирующихся системах. Без обратной афферентации, без анализа полезности
действия никакой автоматической регуляции, конечно, не может быть...
- Значит, у "дуги рефлекса" не три звена, а четыре?
- Даже пять, если хотите. По Декарту рефлекс заканчивается ответным
действием. А на деле существует еще афферентный синтез и вывод из него -
подкрепление прежнего действия или новое действие, признанное более
полезным.
- И в этом существует аналогия между человеком я электронным
устройством?
- Конечно.
- Вы извините, что я так настойчиво допытываюсь у вас, но я, должно
быть, здорово отупел за эти годы. В чем же состоит, по-вашему,
принципиальная разница между человеком и... ну, скажем, между вами и вашим
Сократом?
- Если ставить вопрос так конкретно, на него довольно легко ответить. А
вот в чем разница между человеком и самым совершенным электронным
устройством, какое возможно в принципе - не сейчас, а вообще, - на такой
вопрос, мой мальчик, я затрудняюсь ответить. Пока что у кибернетических
роботов, даже у Сократа, нет сознания, хотя, глядя на Сократа, этому иной
раз не веришь. Но всегда ли будет так, вот вопрос!
- Вы считаете, что в принципе возможно создать устройство, обладающее
сознанием?
- Почему бы и нет? - Шамфор усмехнулся. - Как это сделать, я не знаю.
Но если речь идет о принципиальной возможности... Вы материалист? -
неожиданно спросил он.
- Д-да... конечно... - неуверенно ответил Альбер.
- Ну-с, так что же такое сознание с материалистической точки зрения,
которую я вполне разделяю? Результат деятельности мозга, то есть
высокоразвитой материи. Оно материально? Нет, потому что оно не существует
вне человека. Нет человека или, точнее, нет тех участков головного мозга,
в результате деятельности которых возникает сознание, - нет и сознания.
Может ли быть, что в этот миг, когда мы с вами шагаем под теплым ночным
дождем по улицам Парижа, где-нибудь на бесконечно далекой планете под
голубым, желтым или красным сиянием неизвестной нам звезды материя дошла
до такого уровня развития, что в ней начало зарождаться сознание? Да,
вполне может быть. Теперь - может ли человек искусственным путем создать
материю, настолько усложненную, что она будет способна порождать сознание?
Да, в принципе может...
- Неужели вы так думаете? - воскликнул Альбер, остановившись посреди
тротуара.
- А неужели вы совершенно не так думаете, выйдя из лаборатории Лорана и
шагая по направлению к моей лаборатории? - Шамфор усмехнулся. - Разве
Мишель или Поль не мыслят?
- Ну, профессор Лоран все же идет по путям, указанным природой, -
возразил Альбер. - У Мишеля и Поля такой же мозг, как у нас с вами. А вот
электронное устройство, как бы оно ни было сложно, не может полностью
моделировать мозг.
- Сейчас - да. Даже существование Сократа не опровергает этого тезиса.
Но стоит ли сейчас, когда наши знания о принципах работы мозга так
несовершенны, настаивать на принципиальном несходстве машины и мозга? Мы
ведь можем лишь предполагать, основываясь на некоторых фактах, что такое
несходство существует. Но положительно утверждать или отрицать это мы
сможем только тогда, когда изучим принципы работы мозга и поймем их суть.
Пока мы нашли много сходного между машиной и мозгом и, кто знает, может
быть, впоследствии найдем еще больше.
- Значит, вы думаете, что впоследствии кибернетические машины смогут
все делать, всему обучиться?
- Всему? А кто вообще может обучиться всему и делать все? Разве не
существует природного программирования для всех существ, в том числе и для
человека? Существуют же довольно четкие ограничения. Сколько ни учи самого
способного и старательного человека, он не сможет летать в воздухе или
жить под водой без искусственных приспособлений. Как ни воздействуй на
кошку, а она не родит ни собаки, ни крысы - только котенка. Исходные
возможности заложены в механизме наследственности, в истории вида, и
особенных неожиданностей в этом смысле не бывает... - Шамфор поглядел на
Альбера и засмеялся. - Мой мальчик, хватит с вас на сегодня! Что это за
жизнь - ходить из лаборатории в лабораторию, да еще по пути слушать
рассуждения! В вашем-то возрасте!
- Но мне это очень интересно! - запротестовал Альбер.
- Ну, еще бы! Но во всем нужна мера. Хватит, говорю вам. Идите обратно
да по дороге вдохните как следует этот запах дождя, и бензина, и молодой
листвы, и духов - запах Парижа! Поглядите на эти огни, расплывающиеся в
лужах, на Сену с ее черно-золотой рябью, на девушек в прозрачных цветных
плащах. Это - жизнь! Если этого не будет, все наши лаборатории ни черта не
стоят!
Альбер широко улыбнулся. Ему вдруг стало хорошо и легко. В самом деле,
он молод и полон сил, и черное ночное небо над его головой полыхает рыжим
отсветом огней любимого города - красавца Парижа, и впереди так много
всего...
- Благодарю вас от всей души! - горячо сказал он Шамфору. - За все
необычайное, что вы сказали мне! И за то, что вы сами же вернули меня к
красоте реального мира...
- Вы романтик, дорогой мой, - сказал Шамфор. - Впрочем, не будь вы
романтиком, лаборатория Лорана привела бы вас в ужас...
- ...Да, Луиза сказала мне. - Пейронель не глядел на Раймона. - Она
привыкла говорить мне все...
Раймон кашлянул. Он не знал, что ответить. Пейронель надолго замолчал.
Он, фыркая, подпиливал обломившийся ноготь.
- Видите ли, я старый чудак, - заговорил он наконец. - Я так смотрю на
эти вещи: если уж ты выбрал себе жену или мужа, то не бросай их, по
крайней мере, в беде. Подожди, пока человек выкарабкается...
- Луиза думает так же... - смущенно сказал Раймон.
- Я знаю. А вы? - Пейронель впервые поглядел на него. - Какого вы
мнения по этому поводу?
- При всех условиях воля Луизы для меня закон. - Раймон вовсе не был
уверен, что именно так надо отвечать.
Пейронель засопел и стал разглядывать свой ноготь. Вошла Катрин,
доложила, что все уже собрались на совещание. Пейронель, кряхтя, поднялся.
- Неудачно вы пришли... ну-ну, я понимаю, что вам трудно вырваться.
Поговорим в другой раз, ничего...
Он подошел к Раймону, взял его за плечи, повернул лицом к свету; Раймон
увидел прямо перед собой выпуклые глаза с желтоватыми белками в густой
сети кровянистых жилок. Глаза были печальными и мудрыми - Раймон никогда
не видел в них такого выражения. Ему стало не по себе.
- А вы-то любите ее? - Пейронель продолжал глядеть Раймону прямо в
глаза. - Ну, по совести?
- По совести... не знаю! - выпалил вдруг Раймон.
Он сейчас же испугался своей откровенности. Но Пейронель вздохнул с
облегчением, и лицо его немного прояснилось.
- Ну, вы, по крайней мере, не врете, - сказал он.
Профессор Лоран осторожно приподнял край бинта на лбу Франсуа, у
границы волос.
- Приживление, кажется, идет нормально, - сказал он. - Можно снимать
бинты. Дальше обойдемся одним Бисти-3. Глаза пока не разбинтовывать.
Раньше надо будет задернуть темные шторы.
Он опустился в кресло, тяжело дыша. Мишель взял его за руку.
- Раньше я сделаю вам укол, - произнес он с неудовольствием. - Вы никак
не можете оправиться после операции. Еще бы, три часа на ногах, такая
напряженная работа в вашем состоянии.
- Мишель, ты начинаешь ворчать, как старая нянька, - слабым голосом
сказал профессор Лоран. - Дюкло сделает мне укол, а ты займись Франсуа.
Сквозь плотно задернутые темно-зеленые шторы струился неясный,
сумеречный свет. На глазах Франсуа еще белела повязка, но лицо и шея были
разбинтованы.
- Франсуа, попробуй говорить, - сказал профессор Лоран. - Как ты себя
чувствуешь?
Горло Франсуа напряженно задвигалось, губы открылись.
- Хо-ро-шо, - сказал он запинаясь. - Хо-ро-шо. Я рад, что могу
го-во-рить.
Голос у него был чуть глуховатый, приятного низкого тембра.
- Пока довольно, молчи, - сказал профессор Лоран. - Сейчас мы проверим,
как у тебя с глазами. Мишель, сними повязку. Видишь что-нибудь, Франсуа?
Глаза не болят?
- Вижу все, - медленно проговорил Франсуа. - Так же, как раньше. Глаза
не болят.
- Дюкло, включите за моей ширмой лампу. Теперь как, Франсуа? Почему ты
жмуришься?
- Ни-чего, я уже привык. Все хорошо. Спа-сибо. Я очень рад! - Он
улыбнулся.
- Тебе не больно улыбаться?
- Немного больно.
- Не двигай мускулами лица. Старайся сегодня больше не разговаривать.
Будешь лежать до завтра. Глаза мы тебе опять завяжем. Завтра все будет уже
в порядке.
- Я хочу посмотреть свое лицо, - сказал Франсуа. - Пожалуйста.
- Лучше бы завтра... Впрочем, дайте ему зеркало, Дюкло.
Франсуа долго рассматривал свое лицо в тусклом свете лампочки из-за
ширмы. Лицо было смуглое, с крупными, правильными, чуть грубоватыми
чертами.
- Это хорошее лицо. Спасибо. - Он отдал зеркало Альберу и лег,
подставив голову ловким рукам Мишеля.
Профессор Лоран тяжело опустился в кресло. Он задыхался.
- Что с вами? - Альбер тревожно глядел на него.
- Ничего. Теперь уже скоро, - тихо сказал профессор Лоран, силясь
улыбнуться. - Через неделю можно будет демонстрировать Мишеля и Франсуа.
Потом я лягу в клинику... если вы обещаете... - Он вдруг замолчал и начал
неловко сползать набок, полулежа в кресле.
- Мишель! - вскрикнул Альбер.
Мишель быстро подошел, взглянул на профессора и кинулся за шприцем.
Профессор Лоран вскоре открыл глаза, но был слишком слаб, чтоб
говорить. Мишель и Альбер перенесли его на кушетку, укрыли пледом. Альбер
отдернул темные шторы, в окно хлынул веселый солнечный свет, и стало
страшно смотреть на лицо профессора Лорана - синее, осунувшееся, с
запавшими глазами.
- Что с ним, Мишель? - шепотом спросил Альбер, подойдя к столику, где
Мишель снова кипятил шприц.
По белому, безжизненно правильному лицу Мишеля скользнула горькая
гримаса.
- Я ведь предупреждал профессора. - Мишель покачал головой. - Эта
операция была ему не по силам. Он не должен был...
- Что же теперь делать? - прервал его Альбер. - Вы сможете хотя бы
вывести его из этого состояния?
- Постараюсь, - сказал Мишель, наполняя шприц.
- А может, вызвать врача? - спросил Альбер. - Профессора можно снести
вниз, там его и осмотрят.
- Запрещаю, - тихо, но внятно проговорил профессор Лоран. -
Категорически запрещаю, слышите?
Альбер в отчаянии развел руками. Мишель, держа шприц, неодобрительно
глядел на профессора.
- Вы напрасно отказываетесь, - сказал он. - Возможно, существуют
другие, более эффективные методы лечения, которых я не знаю. Наконец,
консилиум...
- Консилиум? С тобой? - бледно усмехнулся профессор Лоран.
Альбер с изумлением увидел, что Мишель вздрогнул и прикусил губы.
Похоже было, что слова профессора задели его. Однако Мишель ничего не
сказал. Он молча проделал вливание и ушел к своему столику.
Профессору Лорану стало немного лучше, но он был все еще очень бледен и
еле шевелился. Альбер подложил ему под голову вторую подушку, отодвинул
белые шторы, и воздух, свежий и чистый после утреннего сильного дождя,
свободно входил в комнату.
- Обморок - это смерть в миниатюре, - тихо проговорил профессор Лоран.
- Наверное, поэтому так трудно снова приходить в сознание. Нестерпимо
режет глаза даже слабый свет, и тело кажется таким тяжелым, словно на тебя
могильную плиту навалили. Любопытно все же... - Он вдруг замолчал,
прислушался, глаза у него стали тревожными. - Дюкло, мы совсем забыли о
Поле и Пьере. Разве они еще не просыпались?
Поль и Пьер, обнявшись, лежали на кушетке. Глаза их были закрыты, но
поза казалась слишком напряженной для спящих. Альбер осторожно тронул Поля
за плечо, тот слегка вздрогнул, но не открыл глаза.
- Поль, что с тобой? - тихо спросил Альбер. - Ты плохо себя чувствуешь?
Поль высвободил руку из-под головы Пьера и сел. Лицо его было покрыто
красными пятнами.
- Вы не смеете нас трогать, - своим скрипучим, странным голосом
проговорил он. - Нас с Пьером. Мы не хотим, чтоб нас трогали. Он не хочет
другое лицо. Оставьте нас в покое, мы ничего не хотим, только не трогайте
нас. Мы хотим быть вместе, мы с Пьером!
У Альбера защемило сердце: вот ведь несчастное существо этот Поль! Он
сказал, стараясь придать своему тону как можно больше убедительности:
- Напрасно ты так волнуешься, Поль. Никто не будет трогать ни тебя, ни
Пьера, поверь мне. Профессор не хочет тебя переделывать. Да он и не может,
он болен, он скоро уедет лечиться.
- Он не болен, - возразил Поль, - он переделывал Франсуа.
- Он очень устал, когда переделывал Франсуа, и заболел. Ты же знаешь,
что он и раньше был болен. А теперь ему совсем плохо.
- Не надо было трогать Франсуа, - сказал Поль.
- Франсуа сам хотел, чтоб его переделали. Он очень рад. Он теперь будет
говорить, и у него красивое, хорошее лицо. Завтра он будет совсем здоров.
- Пьер не хочет говорить, и ему не надо красивого лица, - упрямо
повторил Поль. - Правда, Пьер, ты не хочешь, чтоб тебя трогали?
Пьер сидел на кушетке, растопырив темные неуклюжие руки, кивал головой
и одобрительно мычал.
- Никто вас не собирается трогать, - сказал Альбер.
- А Мишель? - спросил Поль.
И Альбер удивился тому, какая ярость сверкнула в его мутноватых
маленьких глазах.
- Мишель тоже не будет вас трогать. Да он и не умеет сам делать
операции.
- Мишель все умеет, - недоверчиво проскрипел Поль. - Мишель меня не
любит. Но я не дам себя переделывать и Пьера тоже не дам.
- Хорошо, хорошо, - уже нетерпеливо сказал Альбер. - Какой ты упрямый,
Поль! И почему ты мне не веришь, разве я тебя когда-нибудь обманул?
- Я никому не верю, - сказал Поль, опустив голову. - Меня никто не
любит, только один Пьер. Вот ему я верю, а больше никому...
- Как хочешь. - Альбер пожал плечами. - Только я никого никогда не
обманывал, ты это запомни. Я не люблю врать.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг