материалами по этому вопросу. Их, кстати, не очень-то много, не утонешь в
бездне информации. Кое о чем беседовал и с телепатами. Правда, не с теми,
кто у тебя был, но тоже люди вполне компетентные. У меня сложилось такое
впечатление, что твой путь недостаточно надежен...
- Да какой же это "мой путь"? - спросил я, начиная все больше
нервничать:
вот уж и Володя в открытую говорит, что затея пустая!
- Ну да, вот именно, это даже и не путь вообще, и не твой, в частности,
а просто случайность. У тебя оказались эти способности, а у большинства их
нет. На это нельзя полагаться. Ты вот обиделся на этого рыженького Сергея,
а он правильно сказал, что такой эксперимент не удастся воссоздать в
массовой серии... ну, в цикле.
- Я совсем не потому на него обиделся, - несколько разозлившись,
возразил я.
- И вообще: к чему ты мне все это излагаешь? Я что, просил-умолял тебя
насчет этих самых циклов, демонстраций и прочего? Ты же сам все это
затеял, а я рад-радешенек буду, если меня оставят в покое!
Говорил я это не на сто процентов искренне. Но так примерно на
семьдесят-восемьдесят. Однако Володя меня тут же срезал. Это он умеет.
- Ты, может быть, и вправду мечтаешь, чтобы тебя оставили в покое, это
на тебя похоже. Ну, а Барс? А Мурчик? А другие звери и птицы?
Я попробовал отшутиться - что, мол, они только по недостатку информации
жаждут контакта с людьми, а им бы всячески сторониться такого опасного
соседа, - но несколько сконфузился. Володя это, конечно, заметил и
немедленно добавил, что опять я проявляю какой-то детский наивный эгоизм и
что даже трудно понять, как это ученый может...
- Да какой я ученый! - жалобно взвыл я, и вот тут уж искренне: ученый я
пока лишь по названию, и неизвестно еще, что из меня получится.
- Ладно, пошли дальше! - уже более уверенно заговорил Володя. - В чем
состоит цель наших с тобой усилий? В том, чтобы наладить контакт с
животными, верно? Цель серьезная, принципиально важная. Кустарными
способами тут работать невозможно. Гипнотизеров не так уж много, а этим
делом большинство из них не захочет и не сможет заниматься: все они
заняты, и далеко не каждый любит и понимает животных и способен наладить с
ними контакт. Тем более, что речь идет не просто о гипнозе, а о
гипнотическом внушении на базе телепатического контакта, - а это еще
больше ограничивает круг возможных участников. Если же к этому добавить,
что даже у тебя с Барсом контакт, в сущности, ненадежен, - ты ведь пока не
знаешь, как все это получится в других условиях, - то выходит...
- Выходит, дело это надо бросить, - уныло сказал я. - А я что говорил?
- Совсем не то выходит. Что у тебя за характер, Игорь! Отключи временно
свою звуковую сигнализацию и не ной, как шакал осенью.
У нас в Зоопарке шакалы действительно здорово завывают осенью по
вечерам.
Хором, и так жалобно: "Ах, ах-ах-ах!" Я кисло ухмыльнулся, но решил
молчать.
И Володя объяснил, что, взвесив все эти обстоятельства, он стал искать
более надежный и общедоступный путь к контакту. А путь этот, как он
считает, - применение некоторых нейрохимических препаратов, стимулирующих
телепатические и гипнотизерские способности. Например, псилоцибина,
мескалина, ЛСД... Не надо ужасаться, ЛСД принимают для этой цели в
микродозах, от них галлюцинаций никаких не бывает и вообще сохраняется
полный контроль сознания... А зато психический потенциал подопытного
увеличивается в этом смысле весьма существенно.
Временный перерыв и перемена декораций. Лирический дивертисмент и
цирковые номера. Пришла мама под окно и принесла Барса. Мы с Леней (это
мой сосед по палате, я уже о нем говорил) уговорили дежурную сестру не
сердиться и не мешать нам. Впрочем, она заядлая кошатница, и я правильно
рассчитал, что при виде Барса она растает. Мы с Барсом крепко обнялись, он
долго наговаривал мне что-то на ухо и попеременно то обнюхивал, то целовал
меня. А потом, слегка откинув голову, с явным удовольствием сказал:
- Мам-ма! Мурра!
И это - без всякого внушения... во всяком случае, без сознательного,
четкого внушения, потому что, наверное, я об этом все же думал. Я ведь не
был уверен, что способности Барса действительно вернулись, что миновали
последствия психического шока, хотя мама и сказала недавно, что он с ней
разговаривает. Да, я еще не говорил о том, что это за шок был, но скоро
расскажу об этом - в следующей главе.
Какой восторг вызвали эти два слова, объяснять не к чему: для Лени и
для нашей медсестры Полины Семеновны это было потрясающее переживание. А
дальше они и вовсе начали ойкать от восхищения. Барс поднялся на задние
лапы и, гнусавя, произнес:
- Мама мало мяса дала!
Говорил он последние два слова не так четко, как Мурчик, получалось
нечто вроде "ммяха ндала-а!", но разобрать все же можно было. И Полина
Семеновна даже на ногах не устояла, чуть было не села с размаху на мою
койку (тут бы я взвыл, как волк, - нога еще болит основательно!), потом
как-то дотянулась до табурета и шлепнулась на него без сил. Леня только
гудел:
- Ох! Ох! Не могу!..
Да и мама до слез смеялась, стоя в раме настежь распахнутого окна, на
фоне больших старых тополей и залитой солнцем зеленой лужайки: она ведь ни
разу еще не видела Барса вместе со мной и обо всех его фокусах знала лишь
понаслышке.
Да, надо добавить, что хоть Ольга и обругала меня за тот дурацкий опыт
гипноза, а все же какое-то действие он возымел. Может, и не сам гипноз, а
весь разговор. Ведь это я впервые с Ольгой так говорил, в открытую. А
может, она испугалась, когда я ей представил, как выглядела мама во время
болезни.
В общем, Ольга нашла приходящую домработницу, и маме стало куда легче.
А сейчас они все на даче. И домработница эта с ними уехала, а мама пока
живет у меня. Конечно, ей бы надо в санаторий, но это придется
организовать позднее, когда я выздоровлю, а то она меня не бросит, да и
Барса одного оставлять жалко, хоть Ксения Павловна и не даст ему пропасть
с голоду.
Ну вот, показал я им всякие фокусы. Барс ходил с бумагой и карандашом в
передних лапах. Делал он это не так здорово, как Мурчик, но никто, кроме
меня, Мурчика не видел, и Барс их потрясал до глубины души. Потом он по
моим мысленным приказам прыгал, ложился, переворачивался, обходил мою
койку на задних лапах, придерживаясь и мелко перебирая передними, а у
каждого поворота останавливался и гордо вскидывал правую лапу, будто
салютуя. Но и кот, и я устали гораздо быстрее, чем раньше. Я оттого, что
вообще порядком ослабел, валяясь в больнице; ну, плюс боли, температура,
малоприятные перевязки, уколы и тому подобное. А Барс, скорее всего,
просто отвык.
Впрочем, может быть, и последствия шока еще не полностью сгладились,
имеется повышенная утомляемость. Ну, это-то полбеды, пройдет. А нервы у
него после курса витаминных инъекций стали определенно крепче: например,
раньше он не вел бы себя так непринужденно в незнакомом месте, да еще
после долгой дороги - он ведь очень боится ездить в такси.
До чего я рад, что повидал своего белобрюхого красавчика! Такой милый,
ласковый кот - и все же умный. Не философ, как Мишка, и не гений с
утонченной психикой, вроде Мурчика, но этакий славный кошачий парень,
толковый и надежный. Достойный представитель кошачества. И на душе у меня
стало легче, что он выздоровел, - тем более, что сам ведь я его довел до
нервного срыва, хотя вовсе того не желал.
...Ну, вернемся к рассказу. Суть была в том, что Володя решил провести
опыты с нейростимуляторами на себе и на Барри. И результаты получились
обнадеживающие. У Гали тоже, кстати.
Я все это слушал-слушал, и мне было ясно, что Володе все же неловко
передо мной. Да и мне было бы неловко на его месте. Что это, в самом-то
деле, за тайны мадридского двора! Ну, решил, что нейростимуляторы надежнее
или вообще что следовало бы попробовать, как будет со стимуляторами; что ж
тут такого, почему и не попробовать! И почему не сказать мне прямо: мол,
так-то и так-то, ты продолжай действовать в этом направлении, а я попробую
еще иначе, тем более что у меня без стимуляторов не очень-то получается.
Вот в том-то все и дело, что у Володи не очень-то получалось! А если
сравнивать со мной, так результаты и вовсе были чепуховые. В моем
присутствии можно еще было сваливать на вольные и невольные помехи, идущие
от моего сознания. Но Володя, уж конечно, позанимался дома с Барри и
обнаружил, что корень неудач - не в моей силе, а в его собственной
слабости.
И это его расстроило. С того и пошли тайны...
Не подумайте, что я считаю Володю мелким завистником! Вовсе нет. Тут
дело сложнее. Я попытаюсь объяснить, как я это понимаю.
Значит, так. Я ведь уже рассказывал, что Володя в наших с ним
взаимоотношениях всегда представлял силу, солидность, надежность. А я -
легкомысленный, неустойчивый, такой-сякой (я без сарказма говорю, это же
правда!). Я случайно делаю что-то необычайное. Это ничего, это даже вполне
укладывается в прежние рамки. Я ведь случайно достиг успеха, и сам этого
испугался, и прежде всего зову на помощь Володю. Все нормально. Он
приезжает, анализирует факты, делает выводы, намечает программу
деятельности, я слегка трепыхаюсь по присущему мне легкомыслию и
анархизму, но, конечно, тут же сдаюсь.
А вот дальше начинает получаться явный перекос. Как же это - я могу, а
он, Володя, не может? Это же нелогично. Если б я раньше тренировался,
учился гипнозу, а то ведь прямо так, ни с того ни с сего. А воля-то у
Володи куда сильнее - он собранный, он дисциплинированный. Значит, и
гипнотическое внушение у него должно получаться не хуже, а гораздо лучше,
чем у меня. А не получается. Почему же? Да ясно - потому что путь
ненадежный.
Нет, все это выглядит слишком упрощенно и, в общем-то, некрасиво. Даже
боюсь давать это читать Володе - обидится, вполне может обидеться. А как
быть?
Если без всяких объяснений описать, что получилось с демонстрацией
наших опытов, будет непонятно. Такая была дружба и вдруг вроде
рассыпалась, и каждый действует фактически в одиночку, хотя это вредит
общему делу.
Так вот, еще раз скажу: дело не в зависти. Дело в логике соотношения
наших с ним характеров. Володя так привык командовать, быть первым,
главным, умным, умелым, что просто не смог занять хоть в чем-то иную
позицию. Он преотлично понимал, что его поступки выглядят и не слишком
красиво, и не очень-то умно, что он может вообще сорвать все дело, - ведь
я нервный, неустойчивый, меня надо поддерживать, а не пугать своим
внезапным отчуждением и таинственным молчанием. Если же я сорвусь на
демонстрации, а у него получится неплохо, то как же он-то будет выглядеть
передо мной и перед другими, кто знает эту историю с самого начала? Ясно,
что многие его сочли бы именно завистником и нечестным типом, который
готов потопить друга, лишь бы самому блеснуть. И никакие объяснения тут не
помогли бы. Вот он и старался переломить себя. И отмалчивался так упорно.
Кстати, он потому и злился так на мои дурацкие выходки - особенно по
отношению к нему, - что при этом уже совершенно ясно обнаруживалась полная
перемена позиций: я командую, и команды-то дурацкие, а он вынужден
подчиняться! И Галя смеется - уж ясно, над кем.
Все это я здесь уже, в больнице, обдумал. Не знаю, насколько
убедительно я это изложил, но факты проанализировал, мне кажется, точно. И
теперь будет более или менее понятно то, о чем я расскажу в следующей
главе.
О том, как именно проходили опыты Володи с Барри, я подробно
рассказывать не буду, потому что я их не наблюдал, а то, что видел на
демонстрации... ну, об этом позже. Но общая суть примерно такова: Володя
применял экстракт пейотля.
Пейотль - это такой мексиканский кактус, в нем содержится мескалин,
который повышает способность воспринимать внушение.
Загвоздка была в том, что опыты со стимуляторами до сих пор проводились
только на людях-добровольцах. Да оно и понятно: ведь все эти снадобья
резко возбуждают зрительную зону коры больших полушарий мозга. Закроет
испытуемый глаза - и перед ним проплывают необыкновенно яркие, красочные
образы. И вообще наступает приятное нервное возбуждение, становится
весело, хочется петь, смеяться. Но человек при тех небольших дозах,
которые применяются для эксперимента, сохраняет контроль над сознанием и
потом может все это описать. И раз он добровольно согласился на опыт и
заранее осведомлен об особенностях воздействия стимулятора, то все эти
побочные явления не пугают его, не причиняют психической травмы. А пса или
кота таким опытом можно, по-моему, вообще с ума свести. Никогда бы я Барсу
такой штуки не дал, хоть и мог бы кое-что объяснить ему заранее.
А Володя решился попотчевать пейотлем своего Барри. Конечно, Барри -
пес спокойный и выдержанный, но все же... Нет, нет, я бы нипочем не
рискнул. Ну мне-то и незачем.
И ничего выдающегося у него явно не получилось. Главное - ничего
надежного.
Барри эти эксперименты обходились слишком дорого, часто их повторять
было нельзя, а результаты сильно менялись от опыта к опыту. И не
улучшались, а скорее наоборот. В этом Володя сначала боялся себе
признаться. Ну, а когда заблуждаться больше нельзя было, он сказал себе,
что теперь поздно, придется идти на демонстрацию с очень скромными
результатами - да еще и опасаться, что там, на публике, эти результаты
вообще сведутся к нулю. Почему он не попробовал передвинуть срок
демонстрации? Кто его знает! Володя вообще все это мне изложил
пост-фактум, и то неохотно, бессвязно, урывками. Конечно, я понимаю, что
говорить о переносе сроков было просто неудобно: раззвонил о выдающемся
событии, чуть ли не силой добился обсуждения, а потом вдруг дает задний
ход. Почему? Да нечего демонстрировать! Как он тогда будет выглядеть и кто
с ним после этого захочет разговаривать? Это же не только не плановая
работа - это вообще неизвестно что, бредятина какая-то! Ну, скажут ученые
мужи, и надул же нас этот Лесков, а мы тоже хороши, развесили уши, как
дошкольники, поверили в сказочку о говорящих котах и собаках! И никуда они
передвигать это дело не стали бы, а просто отказались бы тратить время на
такие штучки. Так что у Володи были веские основания избегать этого
разговора. Да и в лучшем случае, если бы даже согласились отодвинуть
демонстрацию, это означало бы оттяжку минимум на три-четыре месяца, до
осени.
Так или иначе, и Володя и я в день демонстрации опытов чувствовали себя
до крайности неуверенно и тревожно. А этого одного было достаточно, чтобы
поставить под сомнение успех всей затеи...
Глава шестнадцатая
Глендаур
Я духов вызывать могу из бездны!
Перси Готспер
И я могу, и каждый это может.
Вопрос лишь в том, появятся ль они.
Шекспир. "Генрих IV"
Кто не попадает в первую пуговичную
петлю, тому уже не застегнуться.
Гете
Писать мне, я замечаю, становится все труднее. И это не от лени, а
потому, что самое для меня важное я уже, собственно говоря, записал: что
произошло, как это оценили разные люди, что я сам думал и чувствовал. Вот,
например, наш долгий вечерний разговор вшестером, не считая Барса, - он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг