сказать, но махнул рукой и пошел. А потом... - Нина запнулась и опять
как-то странно, не то испытующе, не то умоляюще, поглядела на меня.
- Что? Что потом? - в тоске спросил я.
Я понимал уже ясно: надвигается новая беда - Нина отдаляется от меня,
теперь, когда мне так нужна... Ну, даже не помощь, а хотя бы просто
сознание, что Нина тут, рядом, что она - надежная, она не изменит, не
изменится непонятно почему... А тут именно начиналось это самое "непонятно
почему", с которым я сегодня уже столкнулся, впервые в жизни...
- Потом... - Нина все не отводила от меня взгляда, и я уже ясно
чувствовал, что она чего-то ждет от меня, но не мог понять, что же я
должен сделать. - Потом это вообще было похоже на сумасшествие, мне даже
страшно стало. Понимаешь, я побежала за ним, - Нина говорила все это
монотонно и невыразительно, - спросила: "Аркадий, да что с тобой, может, я
чем помочь могу, ты скажи!" - ну что-то в этом роде. А он остановился,
поморщился, будто горькое проглотил, а потом как расхохочется! Но этим
своим, знаешь, искусственным смехом...
Аркадий начинал громко и неестественно смеяться либо со злости, либо от
смущения. Может, его разозлило участие Нины? Он ведь очень самолюбивый...
- ...и сказал: "Да ты не переживай, это я просто пошутил, извиняюсь,
конечно!" - продолжала Нина. - И еще добавил это ваше, из Козьмы Пруткова,
насчет шуток с женщинами...
- "Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны!" - машинально
пробормотал я. - А потом?
- Да потом он ушел, вот и все! - почти грубо сказала Нина и, чуть
помолчав, спросила: - Так как же ты объясняешь слова Аркадия и вообще все
это?..
- Понятия не имею, что все это значит! - ответил я и, чувствуя, что
Нину этот ответ не удовлетворяет, даже злит, торопливо забормотал: - Ну,
то есть ты понимаешь, Нин, я ни о чем таком не знаю... мы же с ним за
последнее время, сама знаешь... Если б я хоть видел его после этого
разговора, а то... - Я мучительно подыскивал какие-то убедительные для
Нины слова.
- ...а то ты ушел в пять часов, и все! - почти издевательским тоном
закончила Нина.
- Ну да! - беспомощно подтвердил я. - А что же было делать, когда он
меня, я ж тебе говорю, прямо выгнал из лаборатории? Но вообще-то я не вижу
ничего особенного в этом вашем разговоре. У нас с ним еще и не такие
разговоры бывали, он иногда, если о чем-нибудь другом думает, жуткую чушь
несет, ни к селу ни к городу...
- С той только разницей, - холодно констатировала Нина, - что после
прежних ваших разговоров он оставался жив и здоров!
Сказав это, она вдруг резко повернулась и ушла, а я все стоял посреди
лаборатории, тщетно силясь сообразить, что же произошло - с ней, с нами,
со мной...
ЭДИК КОНОВАЛОВ ТОЖЕ ХОЧЕТ ДОКОПАТЬСЯ
Линьков сидел в маленькой светлой комнатке отдела кадров и беседовал с
дружком Валентина Темина - с тем самым Эдиком Коноваловым, который так
здорово высказывался насчет специфики Института Времени и загадочных
темпорариев. Впрочем, когда Линьков намекнул на темпорарии, Эдик заявил,
что Валя Темин, безусловно, парень неплохой, но шуток не понимает и что от
такого недостатка ему надо избавиться в кратчайший срок. Линьков
усомнился, можно ли избавиться от этого даже и в неопределенно долгий
срок, но Эдик был полон оптимизма.
- А чего такого? Поработает над собой - все и дела! - сказал он, потом
тяжело вздохнул и пожаловался Линькову: - Вот, не было печали, жили себе
тихо-нормально - и на тебе! Писанины теперь не оберешься - что да
почему... Ну, ничего, в пятницу возвращается из отпуска Сергей Иванович,
он начальство, он пускай и расхлебывает эту кашу. А я сразу же в отпуск
махну! Думаю, знаете, на Байкал податься. Компания подходящая собирается,
гитару возьмем, транзистор... А то пошел я в прошлом году в турпоход с
нашими, институтскими, - ну, тоска зеленая! Ничего кругом не видят, не
слышат, все про физику свою талдычат. Транзистор мне включать никак не
давали: мешает им. Чего тогда и ходить в поход - сиди в институте и говори
сколько влезет!
Эдик поднялся во весь свой богатырский рост и сладко потянулся. "Метр
девяносто, не меньше, - прикинул Линьков, - вес восемьдесят пять, и
вообще... Ослепительный индивидуум!"
Эдик и вправду был ослепителен. До голубизны белая нейлоновая сорочка,
надвое расчерченная темно-красным галстуком, искрилась на его широченной
груди, брюки острым углом нависали над зеркально сияющими туфлями, и весь
он сверкал и излучался.
- Так вот они и живут! - с победоносным презрением продолжал Эдик. -
Сидят безвыходно в лабораториях, и ни тебе свежего воздуха, ни движения. А
что в результате получается?
- Вы считаете, что смерть Левицкого наступила в результате
пренебрежения спортом, а также недостатка свежего воздуха? - с
преувеличенной серьезностью осведомился Линьков и демонстративно раскрыл
блокнот.
Эдик несколько смешался, снова сел за стол и заявил, поглядывая на
блокнот, что он не считает это основной причиной, но, поскольку в здоровом
теле здоровый дух...
- Ну, станет разве нормальный человек... я имею в виду вот именно
правильный режим плюс, конечно, моральная стойкость, здоровый образ мыслей
и прочее - ну, станет такой человек травиться? Да еще где - прямо на
рабочем месте! Чтобы, значит, другим побольше неприятностей было! Ну,
возьмите хотя бы меня...
Линьков слегка вздохнул и осведомился, какова же, по мнению товарища
Коновалова, основная причина происшествия. Оказалось, что у товарища
Коновалова на этот счет нет определенного мнения.
- Пока нет! - уверенно уточнил Эдик. - Но выяснить все могу в два
счета. Чикаться тут особенно-то не стоит!
- Чикаться, как вы выражаетесь, может, и вправду не стоит, - ответил
Линьков, с вялым интересом разглядывая Эдика, словно музейный экспонат. -
Но дело все же не вполне ясное. А к тому же эта ваша специфика...
- Именно! У меня эта специфика вот где сидит! - Эдик постучал ребром
ладони по своему мощному загривку. - Никаких, понимаете, законов для них
нету. Рабочий день кончился, а им без разницы. Сидят, как приклеенные,
допоздна. А чего сидят, спрашивается? Исключительно от разболтанности, я
считаю.
- Научные сотрудники, учтите... - неохотно пробормотал Линьков. - День
у них ненормированный...
- То-то и оно, что ненормированный! Был бы нормированный, так порядок
навести ничего бы не составляло. А так... - Эдик махнул рукой и продолжил
уже спокойно, с деловой интонацией: - Что я вам пока посоветую - это
прощупать кое-кого из институтских. В первую очередь Стружкова. И Нину,
конечно.
- Какую Нину? - с некоторым интересом спросил Линьков, увидев, что
ясные глаза Эдика при этом имени словно маслянистой пленкой подернулись.
- Да Берестову Нину! Неувязочка по личной линии тут получилась все же
лихая! Дружба ведь была - водой не разольешь, но как Ниночка появилась,
так и дружбе конец!
- Вы хотите сказать, что Левицкий и Стружков поссорились из-за
Берестовой?
- Поссориться-то они в открытую не поссорились, - хитро улыбаясь,
возразил Эдик. - Народ все же культурный, до мордобития не дойдет. Но если
в корень посмотреть - люди они или не люди? У него девушку из-под носа
уводят, а он стой и глазами хлопай, поскольку уводит-то друг-приятель? Да
тем более такую девушку! Ниночка Берестова - это же такой кадр, н-ну!
Только она возникла в расчетном отделе, сразу у всех там какие-то дела
образовались! По два-три захода в день проделывали, буквально все, включая
женатых. Ну, потом Левицкий около нее на постоянную прописку определился,
тут уж прочие сникли. Левицкий, он вообще-то... - Эдик одобрительно
покивал, - он в этих делах ничего, разбирался. Только чересчур уж
принципиальный был насчет работы. Как у него просвет образуется, так,
глядишь, он себе новенькую организует, и непременно на самом высоком
уровне! А начнется опять запарка, засядет он в свою лабораторию намертво -
и все! Была девушка - нет девушки. Тоже, конечно, ненормальность, я
считаю!
- Но если Левицкий так несерьезно относился к девушкам, то, может, он
вообще не ссорился со Стружковым? - вяло проговорил Линьков.
- Нет, с Ниной Берестовой - дело другого рода, - возразил Эдик. -
Внешние данные - это само собой. Но плюс у нее характер твердый! Волевая
девушка, - одобрительно сказал Эдик, - я таких ценю! Ну, и все же
совместная работа, общие интересы, коллектив...
- Коллектив тоже действует? - меланхолически осведомился Линьков. -
Нет, несерьезно все это выглядит. Самоубийство из-за любви в наши дни...
Ничего другого вы не предполагаете?
"Много от Эдика не добьешься, но все же... - морщась, думал он. -
Пускай пошевелит извилинами, если таковые у него имеются".
- А что может быть другое?.. Больше ему вроде бы не с чего... - Эдик
сдвинул густые пшеничные брови, пытаясь что-то сообразить. - Вы что имеете
в виду?
- Ничего конкретного. Я просто не считаю, что вопрос решен. Есть факт
смерти, а все остальное неясно. Как, почему, отчего, что... и так далее.
Это еще надо докопаться...
Это слово пришлось Эдику явно по душе.
- Докопаться - это вы правильно! Докопаться обязательно следует! Вопрос
только, в каком направлении.
И вдруг его осенило.
- То есть вы думаете, что совсем ничего не известно? - спросил он в
радостном ожидании.
- Именно вот, - подтвердил Линьков.
- Ну, тогда... - выдохнул Эдик, восторженно глядя на Линькова. -
Великое все же дело - специальность! Я вот не додумался, а вы - в два
счета! Кого на примете держите? Поделитесь, нам же вместе работать, если
такие дела! Сейчас материалы подымем, документики проанализируем, факты
перепроверим будь здоров! Верно?
- Верно, - вздыхая, сказал Линьков, - только ни до чего я пока не
додумался, это вы преувеличиваете. Я же вам говорю - вопрос абсолютно
неясен.
- Усвоил, - разочарованно проговорил Эдик, выслушав соображения
Линькова. - Факты действительно не те... Но все равно ведь ничего не
известно?
- Все равно, - согласился Линьков.
- Тогда докапывайтесь! - милостиво разрешил Эдик. - А моя поддержка вам
обеспечена. Со Стружковым вы уже предварительно побеседовали? Значит,
прямая вам дорога к расчетчикам, к Ниночке! - Он заговорщически подмигнул.
Линьков медленно поднялся. Не хотелось ему идти к этой ослепительной
Ниночке и вообще хотелось сейчас одного - сидеть на берегу реки. Пускай
даже рыба не ловится, пускай себе гуляет, только бы сидеть в утренней
тишине, блаженно жмурясь и вдыхая речную прохладу...
Линьков повернул за угол и, вздохнув, взялся за ручку двери с табличкой
"Расчетный отдел".
Комната была надвое перегорожена вычислительной машиной. Вдоль стен
ютились небольшие подручные ЭВМ, тянулись панели с окнами осциллографов
над рядами сверкающих клавиш. Работало здесь не меньше двенадцати девушек,
и все они наперебой закричали в ответ Линькову, что Берестова сейчас
придет. Линьков решил было подождать ее здесь, но девушки так откровенно
глазели на следователя, так активно пересмеивались и перешептывались, что
он минут пять покрутился на стуле, делая вид, что углубленно изучает
записи в своем блокноте, а потом не выдержал и встал.
- Пойду пока по другим делам, - загробным тоном сообщил он. - Если
встречу Берестову, как мне ее распознать, не подскажете?
- Она такая высокая... Волосы темные... Длинные, прямые, до плеч... Что
ты, до лопаток! - все так же наперебой защебетали девушки. - Белый свитер,
синяя юбка... глаза серые... Зеленые у нее, ты что?!
А рыженькая малышка, продолжая бойко стучать по клавишам перфорирующего
устройства, похожего на швейную ножную машину, пропищала:
- Да вы ее сразу распознаете! Будьте спокойны! Это ж Берестова, а не
кто еще!
Оказалось, что рыженькая права. Линьков увидел Нину Берестову сразу,
как вышел в коридор, и сразу понял, что это и есть Нина Берестова, а не
кто еще. Не понадобилось даже замечать, что на ней белый свитер и синяя
юбка. А волосы были, может, и действительно темные, но они сверкали,
отливали бронзой в лучах солнца, наискось пересекавших просторный коридор.
Девочки, наверное, точно обрисовали, и Нина была высокая, но долговязому
Линькову она показалась... ну точь-в-точь такой, какой следует быть
девушке. Он сразу и думать забыл о рыбалке. Наоборот, пришлось сделать над
собой некоторое усилие, чтобы встретить Нину спокойно и по-деловому, как
подобает работнику следственных органов...
Разговор у них шел внешне живо, но Линьков вначале почему-то мало из
него усваивал. Ему пришлось сделать над собой еще одно усилие, чтобы как
следует включить внимание. После этого он смог сообразить, уже без
дополнительных усилий, что Нина чем-то очень взволнована и тоже как бы не
полностью участвует в разговоре... Отвечала она спокойно и деловито, но
делала неожиданные паузы и задумывалась о чем-то. Это не было похоже на
страх, на стремление замести следы - просто Линьков с каждой минутой яснее
ощущал, что его собеседница очень напряженно раздумывает над чем-то,
связанным со смертью Аркадия Левицкого, что это ее мучает и сбивает с
толку.
А ему и без того приходилось нелегко. Вопросы, которые следовало задать
Нине, были довольно неделикатны: ведь фактически приходилось выяснять, не
думает ли Нина, что Аркадий Левицкий покончил самоубийством из-за любви к
ней.
Линьков медленно шагал по коридору, соображая, что же дает информация,
полученная от Нины Берестовой. "Она считает, что Аркадий отнесся к их
разрыву спокойно, что он ее не любил, - это первое. Допустим. Хотя
допустить это, прямо скажем, трудновато. Второе: Левицкий и Стружков
оставались в хороших отношениях, продолжали совместно вести исследования,
но все же несколько отдалились друг от друга. Еще бы! Третье: Берестова
видела Левицкого сразу после конца рабочего дня, он выглядел странно и
говорил странно. Судя по ее рассказу, действительно странно! Был
взволнован, сказал, что ужасно запутался и что сам во всем виноват.
Высказывания довольно неопределенные, но, в общем, как будто подтверждают
версию самоубийства... Немного, но все же кое-что. Поговорим теперь опять
со Стружковым - может, он уже оправился от шока..."
2
Стоял я, стоял посреди лаборатории, то на дверь бессмысленно глядел, то
в окно, хотя и там смотреть было нечего: только и видно, что здоровенные
старые липы да в просветах серый институтский забор. Потом я вдруг вроде
бы очнулся и сразу же бросился вон из лаборатории: уж лучше выслушивать
всякие вопросы, чем торчать здесь одному. Никого в коридоре не было, я
беспрепятственно проскочил в буфет и выпил две чашки черного кофе.
Буфетчица Зина все глядела на меня с сочувствием и вздыхала, а после
второй чашки тихонько окликнула меня из-за стойки и таинственно поманила к
себе. Я неохотно поднялся, подошел к ней, и Зина сообщила заговорщическим
шепотом, что у нее случайно имеется початая бутылка коньяка, что коньяк
подкрепляет и вообще полезен для здоровья.
- Если, конечно, в меру, - добавила она.
Мне и в самом деле захотелось глотнуть чего-нибудь покрепче, только я
не решался: на работе да еще в такой день... Линьков небось снова
придет... Но именно мысль о Линькове и заставила меня решиться: я
почувствовал, что иначе не выдержу сегодня никакого больше разговора, а
если Линьков что и заметит, так пес с ним.
- Вот спасибо, Зиночка! - сказал я с искусственным оживлением. -
Коньячок - это в самый раз, вы угадали.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг