раз в тот момент, когда Левицкий выходил. Ведь Чернышев говорит, что когда
Левицкий вернулся, в лаборатории кто-то был. Так вот, возможно, это и был
Стружков.
- Это и есть ваша версия? - вяло спросил Шелест.
- Это начало моей версии, - пояснил Линьков. - Разумеется, для этого мы
должны допустить, что все события происходят на одной и той же мировой
линии... - Он искоса глянул на Шелеста - не смеется ли тот.
Шелест не смеялся. Он смотрел на Линькова немигающим взглядом и думал о
чем-то своем.
- Я понимаю, что психологически это не лезет ни в какие ворота, -
продолжал Линьков. - Стружков и Левицкий не могли запутаться в такой,
можно сказать, гангстерской истории...
- Гангстерская история? Даже так? - чуть живее переспросил Шелест. - Да
вы говорите, не стесняйтесь! В конце концов, любой вариант, даже самый
сумасшедший, стоит проверить, если он отвечает каким-то фактам.
- Фактам-то он отвечает, но вот людям... людям никак не соответствует!
- Понятно. - Шелест усмехнулся. - Нам в физике легче - приходится иметь
дело только с фактами. Вы, значит, попытались уяснить себе, что
получается, если мы допустим, что загадочный незнакомец в лаборатории -
это был Стружков? Один резон я вижу - показания Чернышева и Берестовой
становятся понятными. Это, конечно, может соблазнить.
- Соблазнить-то может, - со вздохом сказал Линьков, - но дальше
логически приходишь к таким выводам, что остается только руками развести.
- Понятно! Ведь нужно объяснить, зачем Стружкову понадобилось сидеть в
запертой лаборатории. И почему его пребывание там окончилось столь
трагически для Левицкого.
- Вот именно! - подхватил Линьков. - Обычная логика ведет здесь к тому,
что Стружков был заинтересован в смерти Левицкого, а этого я принять не
могу. Можно рассматривать это лишь как чисто гипотетический случай. В
гипотетическом случае два человека - назовем их А и Б - могли бы, скажем,
находиться в скрытой вражде. Например, из-за ревности (Шелест поморщился),
или из-за научной конкуренции. Скажем, А сделал открытие - крупное
открытие, фундаментальное, - а Б по некоторым причинам считает, что имеет
права на соавторство. Но А ему в этих правах отказывает. Утром двадцать
первого мая Б узнает, что А умер при загадочных обстоятельствах; притом
листки из записной книжки, где, очевидно, были записаны основные положения
открытия, эти листки похищены. Что получается? Б должен благодарить
неведомого помощника - ведь он теперь может без опасений присвоить себе
открытие А!
- История действительно получается гангстерская. - Шелест снова
поморщился. - Но я не усматриваю тут разрекламированной вами логики...
Стандартный уголовный сюжет...
- Нет, логика тут есть, и даже, на мой взгляд, изящная, только с
гнильцой... Ну ладно, выложу уж все по порядку! Но с условием, что все это
мы анализируем чисто гипотетически.
Шелест кивнул.
- Надо полагать, что Б, - начал Линьков, - усиленно размышляет: кто мог
похитить листки и для чего? Вскоре выясняется, что Б видели в вечер смерти
А в лаборатории... А тут нужно сказать, что открытие А позволяет
перемещаться во времени...
Шелест быстро посмотрел на Линькова.
- Это вы заключили из моих слов? - спросил он. - Видимо, я нечетко
высказался. Стружков вполне мог сделать это сам... в принципе вполне мог!
- Это уже другой вариант, другая версия... Допустим, что открытие
все-таки не его, а Левицкого, но попадает к нему. Тут и начинается логика,
которая скрепляет намертво всю эту вымышленную конструкцию. Б быстро
соображает: с помощью машины времени я могу вернуться в прошлое и... убить
А!..
Шелест криво усмехнулся.
- Я же предупредил, что с характерами это не согласуется! - напомнил
Линьков. - Но уж давайте доведем эту линию до конца! Б рассуждает так: раз
меня видели там, значит, я там был. И это сделало меня хозяином открытия.
Значит, теперь я должен сделать то, что все равно уже совершилось. Я
обязан заполнить "дыры" в прошлом, иначе некому будет убить А... и
открытия я не заполучу. Совесть можно успокоить весьма просто: ведь А уже
умер, стало быть, речь идет об убийстве уже умершего человека.
- Ну, положим, убивать-то все равно придется живого! - возразил Шелест.
- Конечно! Это Б просто себя успокаивает. И вообще нельзя это принимать
всерьез. Но все же эта дьявольская логика меня смущает. Не могу я ей
ничего противопоставить. Дальше так. Алиби у Б непробиваемое: он весь
вечер нарочно сидит в компании. Значит, двойник может орудовать вполне
свободно. К тому же Б заранее знает, что все удастся, - ведь это уже
произошло!
- М-да! - хмыкнул Шелест. - Не знаю, как для преступника, но для
следователя ситуация весьма соблазнительная!
- Потом Б является в прошлое, - уже смелее продолжал Линьков, - убивает
А, похищает его записку... Теперь он размышляет: что же делать дальше?
Обратите внимание: находясь в прошлом, он уже знает все, что произойдет в
ближайшие три дня! Знает, что его двойник, который в данный момент сидит в
библиотеке, будет последовательно переживать все события, которые он,
путешественник, уже однажды пережил, и что по истечении трех дней он
придет к идее отправиться в прошлое. А для этого ему понадобятся чертежи
открытия. Как же ему подсунуть эти чертежи?
Линьков сделал эффектную паузу. Шелест с ироническим любопытством
смотрел на него.
- Он переписывает все в этот журнал! - с театральным пафосом сказал
Линьков, указывая на лабораторный журнал. - А сам остается в прошлом -
тайком, конечно. Ему нужно только прожить эти три дня - еще раз прожить!
Потом его двойник отправится в прошлое, а сам он заявится к нам героем!
А как же! Ведь он открытие совершил, он хотел другу помочь, отправился
в прошлое, чтобы его спасти... Только не удалось ему!
Линьков тяжело вздохнул. Искусственность конструкции назойливо лезла в
глаза.
Шелест насмешливо хмыкнул:
- Ну, а как же он этого самого А... прикончил, разрешите узнать?
Табуретом, что ли, трахнул? А с отравлением тогда как?
- Не знаю! - с нарочитым равнодушием ответил Линьков. - Этого я толком
не продумывал. Ну, мог он А, допустим, в ту же хронокамеру сунуть - это
очень даже подходит для гангстерской истории... Нет, правда, в этом что-то
есть! Представляете, в камере мощное магнитное поле, наш Б сует туда А, у
того начисто смывает память, и он теперь как дитя - хочешь, корми его
снотворным, а хочешь... Брр! - Линьков поежился.
- Да, жуткое у вас воображение, Александр Григорьевич! - сказал Шелест.
- Ну как, вы все высказали?
- Все как будто... Так, детали некоторые остались. Например, как с
хронокамерой быть?
- А что с хронокамерой? - вдруг насторожился Шелест и почему-то
обернулся к вычислительной машине.
- Ну, в этом... гипотетическом случае, - задумчиво сказал Линьков, -
"гангстер" Б, конечно, должен был предусмотреть, что ему нужно создать
видимость неудачного путешествия в прошлое... Иначе начнутся расспросы:
что он там делал, да почему...
- Ну и что?
- Да ерунда все это! - Линьков махнул рукой. - Все вместе - ерунда.
Хоть и логично с виду, но, вероятно, я где-нибудь элементарную ошибку
допустил...
- А с камерой как же все-таки? - напомнил Шелест.
- Он мог, скажем, отправить камеру обратно. Сам остался в прошлом, а
камеру для виду отправил обратно: будто он тут же и вернулся и не сумел
спасти А... Это я к примеру. А вообще-то все это бред!
- Это, конечно, бред, - медленно сказал Шелест. - Но имеется тут один
забавный фактик. Я вот посчитал сейчас на ЭВМ этот расход энергии... И
получается, что в одном вы правы: камера действительно вернулась назад не
пустая, а с нагрузкой!
8
Я медленно, с трудом выпрямился, разогнул замлевшую спину, спустил ноги
с подставки. Непонятная тяжесть по-прежнему сковывала меня, давила со всех
сторон, и казалось, что стоит мне пошевельнуться, как весь мир со
стеклянным звоном разлетится вдребезги.
Но все же я двигался, преодолевая эту странную тяжесть, и мир не
разлетался вдребезги... этот мир, куда я попал. И вдруг я понял, что не
знаю, куда попал, и не знаю, как это узнать. То есть, конечно, в прошлое,
в этом у меня не было сомнений; но куда именно?
Я открыл дверь камеры, вышел, неуверенно ступая, - ноги затекли, в них
будто иголки торчали, минимум по сотне в каждой, - аккуратно прикрыл за
собой дверь и остановился в проходе из технического отсека. Отсюда я видел
столы, часть дивана - да практически видел всю лабораторию. Она была пуста
и тиха. Меня почему-то пугала и обескураживала эта мертвая тишина, и я
никак не решался выйти из прохода между пультом и хронокамерой, - стоял да
стоял, весь напрягшись, как пойнтер на стойке. Я осознавал, конечно, что
любые мои телодвижения не окажут сколько-нибудь заметного влияния на
судьбу человечества в целом, но все же двигаться побаивался. Человечество
в целом выдержит любое мое вмешательство, а вот здесь, в институте, я могу
заварить такую кашу, что и не расхлебаешь.
Эх, хорошо бы прямо сейчас, не сходя с места, придумать какое-нибудь
элегантно-миниатюрное МНВ, в стиле героев Азимова! Выйти, например, сейчас
в лабораторию, переставить графин с подоконника на стол - и спокойненько
нырнуть обратно в камеру. И чтобы в результате этого Аркадий остался
жив... Жаль только, что я понятия не имею, какое Минимальное Необходимое
Вмешательство надо произвести в данном случае, да еще так, чтобы оно
повлияло только на судьбу Аркадия... Судьбу человечества в целом я как-то
не рвался переделывать. Раз уж Вечные, с их божеской властью, не смогли
справиться с этим делом (Азимов это здорово объяснил!), так мне-то, в
одиночку, и соваться нечего!
На этот счет мы с Аркадием как-то провели весьма оживленную дискуссию.
Аркадий прямо трясся от злости, ругал меня на чем свет стоит и орал, что
если б ему такое подвернулось, так он бы... И что вообще я, по его
глубокому убеждению, дуб, начисто лишенный воображения и любопытства, если
могу отвергать такую блестящую возможность! Он так пылко обличал меня,
будто мне и вправду предложили власть над миром, чтобы в темпе исправить
все исторические ошибки человечества с железной гарантией на будущее, а я
нахально ответил: "Да ну его, некогда мне, и голова сегодня что-то
побаливает".
Стоять и думать все же бывает полезно. Постоял я вот так, и в голове у
меня что-то сработало, словно защелка соскочила в механизме. Все вокруг
сдвинулось, а вернее, вдвинулось в свои реальные очертания. Время
стронулось с места и пошло в своем обычном темпе. Мне даже показалось, что
я слышу, как оно бодро и ритмично тикает где-то в районе моей левой
верхней конечности. Я поглядел в данном направлении и обнаружил, что это
тикают мои собственные часы фирмы "Восток", на восемнадцати камнях,
хорошие, надежные часы, вполне пригодные для измерения времени, по крайней
мере в пределах одного мира. Но даже и здесь, в другом мире, они хоть
чуточку помогают ориентироваться. Например, сейчас на них одна минута
двенадцатого; значит, уже шесть минут я вот так стою возле камеры...
Ночевать я, что ли, собрался в техническом отсеке?
Все вокруг выглядело теперь вполне реально и даже заурядно. Так, будто
я прибыл на реактивном самолете куда-то далеко - ну, скажем, в Сибирь. В
таких случаях ощущение времени ведь тоже путается: летел ты вроде и
недолго, а попал в другой мир, и часы здесь показывают другое время, куда
более позднее, чем твои, - ты за три-четыре часа полета прожил, выходит,
целый день, тут люди с работы уже идут. Словно кто-то ножницами,
аккуратненько так взял да вырезал из твоей жизни несколько часов. Хотя ты
и понимаешь, что все в порядке, а просто здесь другой часовой пояс.
"Ну пошли!" - сказал я себе, решительно шагнул в лабораторию и
огляделся. Это - прошлое? Может быть, даже измененный мир? Поди догадайся!
Все знакомо до мелочей, все привычно. Столы, табуреты, диван... вот и
белоснежный красавчик пульт светит зеленым кошачьим глазом индикатора
готовности, и стеклянная стена хронокамеры привычно тускло мерцает среди
электромагнитов. Если б не торчала громадная подставка в центре камеры,
можно было бы подумать, что весь этот переход мне просто приснился.
Я встряхнулся, как собака, вылезшая из воды. Неужели я действительно
уже прожил однажды это время, уже видел то, что здесь только еще будет
через час, завтра, послезавтра? Да нет, что это я? Того, что будет
_здесь_, в этом мире, я, конечно, еще не прожил. Этот мир только
возникает, новая мировая линия только-только начинает ответвляться от
прежней, я стою у ее истоков, и от моих действий теперь зависит, насколько
сильно она отклонится... Ах, чтоб тебе! Выходит, я в ответе за то, как
сложится эта история? Я лично? Ничего себе...
Но пока отклонение мировой линии имеет чисто принципиальное значение,
никак не практическое. В ближайшие часы мне, наверное, предстоит увидеть
примерно то же, что было в _том_ двадцатом мая, наблюдать тех же людей, те
же события...
Да, кстати, а где же они, эти люди и эти события? Я вдруг понял, что
налицо явное неблагополучие. Который здесь час? Только что пролетел
самолетик аэроклуба. Занятия секции парашютизма начинаются в семь...
Допустим, что сейчас половина восьмого... ну, четверть восьмого! Тогда где
же Аркадий? Опять куда-то ушел? Куда, интересно? Что это ему на месте не
сидится, да еще в такой вечер? И того, второго, тоже не видать, и вообще
все тихо-мирно, будто никакой трагедии даже не намечается... Странно.
Очень странно. Допустим, они вот-вот вернутся или Аркадий один придет. Но
время-то уж очень позднее! Ведь эксперты сказали, что снотворное было
принято часов в шесть, если не раньше.
Может, я все-таки не в тот день попал? Эта вредная камера могла меня
зашвырнуть и подальше, и поближе, не посчитавшись с моей программой, - я
ведь даже контрольную проверку не провел...
Вообще в камеру-то я полез, а не успел подумать, как смогу определиться
во времени и как буду спасать Аркадия. А если б я вышел из камеры и сразу
увидел, что Аркадий лежит на диване уже полумертвый? Что я стал бы тогда
делать?
Ну, положим, тут и думать особенно нечего, я же не врач, - вызвал бы
"скорую помощь", это элементарно. А может, и сейчас стоит вызвать,
заблаговременно, покуда кандидат в самоубийцы где-то разгуливает? Да нет,
чепуха это, как он может разгуливать, приняв снотворное, он же максимум
через полчаса после приема уснет. И по идее, именно здесь, на диване.
Значит, либо он таблеток еще не принял, либо это вообще не тот день... Что
же делать? До чего дурацкое положение! Рвался я в прошлое, спешил изо всех
сил, мучился, голову ломал - и все для того, чтобы бессмысленно стоять на
пороге технического отсека и заниматься пустопорожними рассуждениями?
Как-то мне путешествие во времени иначе рисовалось... содержательнее, что
ли...
Я досадливо поморщился и решительным шагом наискось пересек
лабораторию. Ну вот, и ничего особенного, вот и прибыли в прошлое и сейчас
займемся делом... В институте, наверное, пусто, а если кто и остался, то
намертво засел у себя в лаборатории. А кто остался-то? Если это двадцатое
мая, то Ленечка Чернышев определенно существует неподалеку. Не могла же
действительность уже так сильно измениться, чтобы Ленечка не сидел по
вечерам в своей дорогой лаборатории! Ну, это потом; сначала для порядка
обследуем нашу лабораторию.
Я начал методично, по квадратам осматривать лабораторию. Пульт все так
же старательно и преданно следил за мной зеленым глазом индикатора
готовности. Молодец пульт, ждет, старается, хоть и не понимает, что к
чему... Ничего, друг, не сердись, я и сам не очень-то понимаю. Хронокамера
стоит важная и надутая, с сознанием исполненного долга. И правильно:
потрудилась ты сегодня, голубушка! Шутка сказать - почти девяносто
килограммов живого веса перебросить, без всякой тренировки, прямо после
наших жалких брусочков!.. Обследуем подоконник... Чисто, пусто - ни
соринки, ни бумажки. Перейдем к столам... Мой стол чистый, все убрано.
Неужели это я такую аккуратность проявил?.. Стол Аркадия... Ого! В
пепельнице окурки! Сейчас мы, до методу Шерлока Холмса, приглядимся к
ним...
Окурки все сигаретные, с фильтром - такие Аркадий курит. Два окурка
чуть тлеют - их небрежно ткнули в пепельницу и не до конца загасили.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг