слегка усмехнулся. Действительно, бред, - как это может живая протоплазма
ощущать давление магнитного поля! Я невольно открыл глаза и слегка
приподнял голову - хотелось посмотреть, что же происходит. И вдруг
полыхнуло прямо мне в лицо немыслимо яркое, ослепительно голубое пламя. Я
зажмурился, полуослепнув, но и сквозь плотно сжатые веки видел яркие
голубые вспышки; они набегали одна на другую, они слились в сплошное море
голубого огня, в глубине которого пролетали и гасли мгновенные розовые
молнии. Казалось, что в камере бушует гигантский голубой смерч, что сейчас
ее вдребезги разнесет взбесившийся разряд. Наверное, поле все же
сорвалось, и от перегрузки полетели к чертям все обмотки! Но я не бросился
к двери, не выбежал в лабораторию, чтобы спасать, что еще возможно,
вызывать помощь. Нет, я только плотнее сжался в комок и замер на своей
подставке. Наверное, какое-то шестое чувство хронофизика подсказало мне,
что это - не авария, не пожар, что я должен держаться, держаться изо всех
сил... держаться еще... еще... еще!
И вдруг, по каким-то неуловимым признакам - наверное, опять шестое
чувство сработало! - я понял, что все кончилось. Я медленно приподнял
голову и открыл глаза. Голубое пламя исчезло, камера казалась немой и
мертвой. И сквозь ее стеклянную переднюю стену я увидел свою лабораторию -
тоже пустую и... светлую!
Мгновение назад за этим окном была ночь. Я взглянул на свои часы - они
по-прежнему показывали одиннадцать без пяти. Но сейчас я видел сквозь
стекло хронокамеры зеленоватое вечернее небо, и в этом небе сверкнул
серебряными крылышками крохотный самолет.
Я сделал это! Я все-таки сделал это!!
Я прорвал время...
ЛИНЬКОВ ТОЖЕ НАЧИНАЕТ ГЕНЕРИРОВАТЬ ВЕРСИИ
Шелест постоял у порога, обвел лабораторию тяжелым, исподлобья,
взглядом. Потом вдруг встрепенулся, словно увидев что-то неожиданное, и
шагнул к хронокамере.
"Что он там видит?" - удивился Линьков. Он тоже оглядел с порога все
помещение и не заметил ничего особенного - все чисто, все прибрано, окно
закрыто, никакого беспорядка...
Шелест некоторое время внимательно вглядывался в хронокамеру, потом
пошевелил губами, словно собираясь что-то сказать, но ничего не сказал и
отошел к пульту.
Линьков тоже подошел к хронокамере. Все нормально, - камера темная,
молчаливая; правда, подставка там стоит большущая, высоченная... Зачем бы
такая подставка для крохотных брусочков? Что же удивило Шелеста - эта
подставка? А пульт он чего разглядывает? Ну да, он же ищет причину
перерасхода энергии... А на что, собственно, может расходоваться энергия в
этой лаборатории? На переброски во времени, ясно! Значит, Стружков что-то
перебрасывал вчера... большое, для этого и понадобилась такая подставка.
Что же он мог перебрасывать? Вещественное доказательство, что ли?
Доказательство - чего? Линьков вздохнул и еще раз, медленно и внимательно,
оглядел лабораторию.
Если б тут не побывала уборщица! Но она явно все прибрала, все обтерла
мокрой тряпкой, очень мокрой: на деревянном подоконнике еще темнеют пятна
сырости. И теперь, конечно, все здесь чисто, все пусто... Что же увидел
Шелест? Нет, пока он не выскажется, даже не стоит по-настоящему
осматривать лабораторию. Да и что, собственно, искать? Стружков, похоже,
исчез... Сбежал? Перед этим, возможно, что-то перебросил во времени...
Куда, зачем? Ну, куда - это, пожалуй, можно догадаться: в будущее. На
неделю, допустим... Доживет он до этого срока и получит обратно... Нет,
чепуха выходит! Неужели он так и удрал, не оставил даже записки? На столе
у него лежит рабочий журнал. Может, там что-нибудь?
Линьков двинулся к столу. Шелест, не оборачиваясь, негромко сказал:
- Странно...
- Что странно? - с живым интересом спросил Линьков.
Но Шелест не успел ответить - на столе у Стружкова задребезжал телефон.
Шелест повернулся к столу, поднял трубку:
- Слушаю... Да, я уже видел... Погодите, сейчас я запишу...
Он придвинул табурет, уселся, достал ручку, огляделся, ища бумагу,
потом раскрыл лабораторный журнал - и вдруг уставился на него, будто
увидел там змею. Прижимая бормочущую трубку к уху, он кивком подозвал
Линькова, глазами указал на журнал.
Линьков подошел. В журнале была короткая записка, аккуратно прижатая
скрепкой к последним исписанным страницам. Линьков прочел - и ничего не
понял.
- Погодите! - рявкнул вдруг Шелест в трубку. - Я после позвоню! - Он
положил трубку. - Тут и расчеты, оказывается... Держите! - Он открепил
записку, сунул ее Линькову, а сам уткнулся в страницу, на которой сверху
было крупными буквами написано: "И.В.Шелесту".
Линьков посмотрел через его плечо, увидел наспех набросанный непонятный
чертежик, строчки формул и снова начал перечитывать коротенькую записку,
начинавшуюся словами: "Александр Григорьевич, обстоятельства сложились так
нелепо, что другого выхода я не вижу..." Это было понятно, а вот дальше...
"Решил перейти..." Но ведь это же чушь! Сам же Стружков говорил, что
человек пока не может... позавчера говорил!
Шелест поднял голову, и Линьков увидел в его глазах растерянность и
какое-то детское, наивное изумление. Это настолько не вязалось со всем
обликом Шелеста, что Линьков тоже растерялся и забормотал что-то насчет
неуместных шуток, хотя по лицу Шелеста уже видел, что дело вовсе не
шуточное.
Шелест непонимающе поглядел на него и снова нагнулся над чертежом.
- Нет, до чего надежно и просто! - изумленно сказал он, выпрямляясь. -
Вот ведь: вроде и на поверхности лежит решение, а попробуй додумайся!.. -
Он поглядел на Линькова. - Вы что, не поверили? Поверить трудно, я вас
понимаю. Если б не это... - Он кивнул на чертеж. - Но, поскольку расчеты
имеются... В общем, Стружков совершил переход во времени!
- Как это... переход? - растерянно проговорил Линьков. - Это ведь
невозможно! Он мне сам говорил!
- Было невозможно, - почти будничным, деловым тоном ответил Шелест, -
до вчерашнего дня. А тут вот, - он положил тяжелую короткопалую руку на
чертеж, - содержится идея нового принципа... качественно нового
принципа... Если хотите - открытия. Так что теперь положение существенно
изменилось.
- Вы хотите сказать, - запинаясь, проговорил Линьков, - что он
действительно...
Шелест кивнул, задумчиво, почти угрюмо глядя на чертеж.
- Именно это я хочу сказать, - пробормотал он. - Хотя и не могу в это
поверить! Психика не срабатывает... - Он замолчал, смущенно усмехаясь и
покачивая Толовой.
Линьков ошеломленно смотрел то на Шелеста, то на чертеж, то на
хронокамеру. Борис Стружков, с которым он еще вчера говорил, отправился в
прошлое? Прямо отсюда... вошел в хронокамеру, как в такси, и поехал?
Поэтому и подставка такая большая, наверное. Хотя нет, подставка ведь не
имеет отношения к делу, раз она здесь осталась? А Борис Стружков исчез...
постепенно растаял, как тают брусочки в светящемся поле, - и вернулся в
двадцатое мая... Но ведь нет сейчас никакого двадцатого мая, оно прошло,
исчезло, сейчас двадцать четвертое, а двадцатое... вернуться в двадцатое -
да это же невозможно! Существует только "сейчас". И эта лаборатория -
сейчас, и я - сейчас, а "вчера" безвозвратно осталось позади! "Психика не
срабатывает! - повторил он про себя слова Шелеста и усмехнулся. -
Действительно: ни в какую не срабатывает психика, вопит во весь голос,
сопротивляется! Нельзя в прошлое! Нельзя, чтобы Земля ходила вокруг Солнца
- я своими глазами вижу, как Солнце крутится вокруг Земли!"
Шелест поглядел на него и опять усмехнулся.
- Тоже не можете свыкнуться? - сочувственно сказал он.
Линьков почему-то застеснялся и от смущения выпалил неожиданно для
самого себя:
- Скажите... а вы уверены, что это... - он запнулся, но все же
докончил, - ну, что это не мистификация?
Шелест неодобрительно покачал головой.
- Какая же мистификация? Вот ведь! - Он показал на чертеж. - Вы,
конечно, не разбираетесь, но это - решение проблемы. Блестящее решение!
Никогда бы я не поверил, что это можно сделать за один вечер! К тому же
Стружков - экспериментатор. Если б это был теоретик - Левицкий,
например... Да все равно и Левицкому пришлось бы повозиться... Нет, все
верно, без обмана, чего уж! И мне бы радоваться, а я злюсь. Понимаете, от
страха злюсь! Рано это, слишком рано, вот в чем беда!
- Вы имеете в виду - рано для науки? - неуверенно осведомился Линьков.
- Да нет. Для людей слишком рано! Не готовы они к этому!
- Вы считаете, - осторожно спросил Линьков, - что это может иметь
большое практическое значение? В каком смысле?
- А кто его знает, в каком смысле! - сердито ответил Шелест. - Откуда
нам это знать, если мы стоим у самых истоков? Пользы я, честно говоря, от
этого никакой не усматриваю. В том виде, в каком оно есть сейчас, это
открытие, конечно, великое - но пустое! Бесполезное! А вот вреда оно может
наделать, если попадет в руки дуракам или мерзавцам. Да и вообще... Уже от
перехода Стружкова произойдут какие-то последствия - почем я знаю, какие!
Любые - в зависимости от характера воздействия... Вернее, не произойдут, а
уже произошли.
- Ну, судя по тому, что мы с вами живы-здоровы и никаких перемен не
видим, - заметил Линьков, - последствия не столь уж значительны...
- Да что мы с вами можем увидеть! Последствия-то будут не на нашей
мировой линии, а на другой... на новой! Понимаете?
Линьков неопределенно хмыкнул: он далеко не был уверен, что понимает.
- Но попробуй это объяснить неспециалистам!.. - огорченно сказал
Шелест. - Ничего ведь толком не объяснишь...
"Да уж, - подумал Линьков, - попробуй объясни все это. Скажут: чего
там, просто ваш Стружков испугался разоблачения и сбежал. Почему-то,
скажут, пока его никто ни в чем не подозревал, он никаких великих открытий
не совершал и Левицкого спасать не пробовал... хотя была для этого самая
нормальная возможность и даже обязанность! А приперли его к стенке, так он
сразу эпохальное открытие совершил и тут же в прошлое полез? Опытный вы
работник, товарищ Линьков, а позволяете себя за нос водить! Путешествие во
времени! Что вы нас фантастикой-то кормите? Так вот и скажут,
определенно!" Линьков вздохнул и поглядел на Шелеста: тот уселся за стол
и, наморщив лоб, делал какие-то расчеты.
"Конечно, это не мистификация. Шелест - крупнейший специалист в этой
области, его не проведешь. Стружков действительно ушел в прошлое. Отставим
эмоции, преодолеем сопротивление психики, будем рассуждать логически.
Значит, Стружков вернулся в двадцатое мая. Но ведь он там уже был? Как же
так? Тихо, тихо, не будем поддаваться панике. Да, был. Значит... значит,
там теперь уже двое Стружковых?"
- Игорь Владимирович, - робко спросил Линьков, - а что, Стружков... ну,
там, в прошлом... он должен бил встретиться с самим собой?
Шелест поднял голову и посмотрел на Линькова невидящими глазами. Потом
до него все же дошел смысл вопроса.
- Ну да... в принципе, конечно! Может и не встретиться нос к носу, но
вообще-то... - Шелест снова глянул в расчеты, потом недовольно засопел,
схватился за трубку, назвал номер. - Шелест говорит. Ну, давайте ваши
цифры... Та-ак... А вы твердо уверены, что не ошибаетесь? Ну-ну, верю. Но
странно... - Он положил трубку и повторил, будто раздумывая вслух: - Очень
даже странно.
Он встал и подошел к ЭВМ. Линьков смотрел, как он медлительно выбивает
дыры на перфокарте, и продолжал раздумывать: "Значит, один Борис сидит в
библиотеке, а другой в это время появляется в лаборатории... ну да, в
лаборатории, ведь камера могла переместить его только туда. Интересно, в
котором часу он туда явился? Почему интересно? Стоп-стоп, что-то тут
есть... Ах, вот оно что! Левицкий открывал дверь ключом, а в запертой
лаборатории кто-то ждал его. Мы думали, что Левицкий дал этому человеку
ключ. Но ведь все могло быть иначе..."
Линьков невидящими глазами смотрел на широкую спину Шелеста. Мысли
проносились в его мозгу, обгоняя друг друга:
"Да, теперь приходится иначе оценивать многие факты, раз в их ряду
становится переход в прошлое. Ведь это факт... теперь это факт, хоть и
невероятный с виду. А если Стружков ушел в прошлое, то уже существуют его
поступки в прошлом, и они меняют настоящее. А мы, выходит, ничего не знаем
об этих изменениях... и не узнаем никогда".
Шелест гулко откашлялся и, держа перед глазами листок с расчетами,
включил какой-то тумблер. На панели ЭВМ, вделанной в стену, начали
перемигиваться короткие вспышки индикаторов - машина работала, заглатывая
составленную Шелестом программу. Линьков вздохнул:
"Хорошо бы задать этой многоглазой умнице свои вопросы! А нельзя. В нее
не введешь ни характеры Стружкова и Левицкого, ни их взаимоотношения. Дана
помощь ЭВМ рассчитывать нечего, а самому тоже, пожалуй, не справиться...
Попробуем все же... Что и как могло произойти в прошлом после появления
Стружкова? Достоверно, пожалуй, лишь одно: что вышел он из камеры тут же,
в лаборатории, - ведь камера перемещается только во времени, а не в
пространстве. Ну, а дальше сплошной туман! Неизвестно даже, в котором часу
Стружков там появился. Целился-то он, конечно, на вечер - не раньше чем
часов на семь, надо полагать, - и на такое время, когда в лаборатории не
будет никого, кроме Левицкого... Да, но из показаний Чернышева можно
заключить, что там все время кто-то был, вплоть до одиннадцати. Так,
может, это и был Стружков? Ведь в одиннадцать часов выходил из лаборатории
именно он... Постой, но все это, наверное, происходило уже на другой
мировой линии, раз Стружков вмешался в прошлое?.. А кого же тогда видели
Чернышев и Берестова? "Настоящего", "здешнего" Стружкова, который никуда
не уходил и не переходил, а сидел в лаборатории? Но зачем он там сидел,
какую роль играл в гибели Левицкого?.. Ну, и так далее - вся серия
вопросов, на которые нет никакого разумного ответа!
Ладно, допустим, что хронофизики ошибаются и никакого отклонения
мировых линий не происходит, а все совершается на одной и той же линии. В
конце концов, это лишь теоретические выкладки, экспериментально они не
проверены. А тогда получается очень даже изящно и стройно. Стружкову
никакой ключ не нужен - он просто выходит из хронокамеры и оказывается в
лаборатории! Стройно-то стройно, а по сути нелепость: значит, так он там и
сидел до одиннадцати и Левицкий при нем глотал таблетки, а ему хоть бы
что?
Да... но вообще-то конструкция заманчивая! Специально для авторов
будущих детективов. Идеальное убийство при помощи хронофизики. Преступник
проводит весь вечер в компании, создает себе непоколебимое алиби, а наутро
переходит опять в этот вечер, делает то, что задумал, и возвращается
обратно. Все! Попробуй его изобличить! А впрочем, тогда и следователи
пойдут на ускоренные курсы повышения квалификации, прослушают лекции по
хронофизике, получат служебные хронокамеры - и пошла гонка во времени!
Преступник заворачивает одну мертвую временную петлю за другой,
следователь тоже совершает фигуры высшего хронопилотажа... Картинка!
Но с другими это когда еще будет, а вот я, похоже, стану первым
специалистом по "хронопреступлениям"! Первохронопроходцем, что ли. На дело
Левицкого будут ссылаться в учебниках криминалистики... Сошлются, как же!
Обязательно сошлются! Так и скажут: дело это было до примитивности
простым, но бездарный следователь Линьков не смог отрешиться от казенной
рутины и мыслить в категориях хронофизики..."
Тут Линьков разозлился на себя и решил во что бы то ни стало мыслить в
категориях хронофизики. Минут пятнадцать он упрямо продирался сквозь дебри
мировых линий, петель и двойников и с грехом пополам сконструировал из
наличных фактов довольно стройную, хоть и безнадежно абстрактную схему.
Мысленно оглядев эту конструкцию. Линьков покачал головой.
"Логический кошмар! - думал он. - Высмеет меня Шелест и правильно
сделает!" Но у него прямо язык чесался выложить все это Шелесту. И момент
был как раз удачный - Шелест отвернулся от панели и рассеянно поглядел на
Линькова, словно удивляясь, что он все еще здесь.
- Игорь Владимирович, - неестественно громко сказал Линьков, - тут у
меня одна версия наметилась...
Шелест, тяжело ступая, прошел к столу Бориса.
- Что за версия такая? - устало спросил он, садясь. - Изложите,
послушаю...
- Это, прошу учесть, так только, абстрактная прикидка... - начал
Линьков. - Понимаете, Стружков мог прибыть в лабораторию... в прошлое, как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг