Солнце опустилось за горизонт, и без всякого перехода, словно взмахом
крыла, космонавтов накрыла ночь.
- Хотя бы все это нам приснилось... - бормотал Борис, укладываясь спать
на цветах рядом с Григорием.
Темнота спасла их от созданных ими призраков. Не видно стало двойников,
бродящих по лугу, театра, тополевой аллеи.
- Хотя бы... - согласился Григорий, не находя слов, чтобы ответить
товарищу, другая мысль билась в его мозгу: только бы не сойти с ума...
Утро ничего не изменило в их положении. По-прежнему маячило здание
космопорта, за ним - алюминиевый ангар, салютовали мраморные пионеры. Все
так же кружили по лугу призраки.
- Будьте вы прокляты... - с ненавистью погрозил им кулаком Борис.
Он плохо спал ночь, был удручен нелепым положением, в каком они
очутились с Григорием.
- Надо пробиться к ракете любым путем! - жестко сказал Григорий. У него
настроение было не лучше, но он сдерживал себя, стараясь не раскисать.
- Как пробиться?.. - спросил Борис.
Григорий снял с себя оранжевый свитер. Это был добротный свитер,
сотканный из толстых волокон.
- Держи! - подал Борису и, хладнокровно надрезав ткань, начал
распускать свитер с воротника.
Получился солидный клубок, цветом похожий на апельсин.
- Теперь определим направление. Мы стояли вот так, - Григорий указал на
призраки, стоявшие на том месте, откуда космонавты впервые увидели
двойников. - И смотрели сюда, - Григорий кивнул на очередную пару,
появившуюся из стены космовокзала. - Они идут от ракеты. Станем на их
пути...
Было неприятно становиться лицом к лицу с двойниками, ждать, пока они
пройдут сквозь тебя. Но ничего другого не оставалось.
- Ну вот... - сказал Григорий, когда призраки пронизали их. - Вот и
прошли... - повторил он, облегченно вздохнув, - но так, чтобы не заметил
Борис: призраки прошли бесшумно, неосязаемо, и все же столкнуться с ними
было неприятно до дрожи.
- Идиоты... - дернул плечами Борис, оглядываясь на двойников.
- Подойдем к стене, - Григорий намеренно не обратил внимания на выходку
друга: ругать двойников имело столько же смысла, сколько просить солнце
повернуть вспять. - Держи, - сказал он Борису, протягивая клубок. - И
гляди, чтобы нитка была натянута.
Намотав конец нити на руку и согнув плечи, как против ветра, Григорий
вошел в стену здания. Борис разматывал клубок ему вслед, замечая, что нить
уходит в стену все медленнее. Четыре, пять шагов - нить повисла
прогнувшись. Борис натянул ее, но вот она дернулась раз, другой и упала
вниз. Борис потянул с поспешностью, нить выпрямилась, но тут же упала
снова, словно Григорий, отступая, пятился назад. Несколько раз он
дернулся, пытаясь натянуть нить, прорваться вперед, потом нить ослабла, и
из стены боком, неуверенно вышел Григорий. Лицо его было синим от холода,
глаза полны страха.
- Не пускает... - Григорий присел на корточки, тяжело дыша и растирая
закоченевшие руки. - Вышвыривает и давит страхом...
Борис глядел на товарища. Клубок и несколько витков оранжевой нити
лежали на цветах. Солнце, поднявшееся над крышей космовокзала, осветило
клубок, запуталось в оранжевых петлях.
- Это все? - удивленно спросил Григорий, прикинув на взгляд количество
петель.
Стена вытолкнула второго Григория, с синим лицом и сведенными руками.
- Черт!.. - выругался настоящий Григорий. У него тоже начали сдавать
нервы, потянул в сторону Бориса: - Отойдем!
Они пошли прочь от стены космовокзала. Григорий молчал, Борис ждал, не
прерывая его молчания. В нем закипала злость. Горячий по натуре, он не
терпел неясностей, тем более необъяснимого. Лететь к Ориону, бороться с
космосом - двести лет космонавты борются, бывает, гибнут. Но там ясны
причины и следствия: пески на других планетах, вулканы... А здесь небо над
головой, серебряный звон. И ты сам с собой, повторенный тысячу раз. Зачем
это нужно? Кому?
- Мне казалось, - заговорил наконец Григорий, - что я блуждал в
потемках бесконечно долго. Полная потеря чувства времени, понимаешь?
Темнота не только поглощает свет и звук - она растворяет время. И это
страшнее всего. Я провалился в бездну, меня охватил страх. Больше я ничего
не помню, только бесконечный ужас падения... В космосе нелегко, но там
хоть звезды, Борис. А здесь ничего, кроме страха. Как ты меня вытащил, не
понимаю... Там, по-моему, нет и воздуха, не помню, чтобы я хоть раз
вздохнул.
Бессвязная речь Григория ничего не объяснила Борису. Он протестовал
каждой жилкой своего тела против положения, в котором они оказались.
Кто-то или что-то играло ими, игра была слишком неравной и неизвестно, чем
могла кончиться. Борис видел беспомощность их, двоих, перед неизвестной
планетой, они ничего не могли сделать. Это бесило его и еще более
ослабляло перед лицом неизвестного. Наконец он прямо поставил вопрос:
- Попали в ловушку?..
- Не знаю, Борис. Ничего не знаю. Пробиться сквозь темноту к ракете нам
не удастся. Надо искать выход к спасению в чем-то другом. Если это
ловушка, то чья, зачем?
Солнце неудержимо лезло к зениту. Сутки на планете были меньше земных
на одну треть: восемь часов день и восемь часов ночь. Планета вращалась в
плоскости экватора. Время было одинаковым на всех параллелях.
- Борис, - спросил вдруг Григорий.
- Что?
- Ты заметил, что двойники не дают тени?
Ни двойники, ни тополя, ни здания космопорта не отбрасывали и признаков
тени.
- Чертова планета, - выругался Борис. - Одни загадки!
- А еще, Борис, - продолжал спрашивать Григорий, - ты хочешь есть или
пить?
- Не хочу...
- А сколько прошло, как мы сюда прилетели?
- Сутки.
- Что же все это значит?
- Хоть убей... - начал Борис.
- Чужая жизнь, Борис. Разумная жизнь! Вот он каким получился контакт с
инопланетной разумной жизнью.
Григорий высказал то, что обоим стало понятно чуть ли не с первого часа
высадки на планету. Нелегко было признаться в этом во всеуслышание,
признать, что никто из друзей этой жизни не понимает. В чем смысл
бесконечного кружения двойников? Темноты и безвременья внутри зданий?..
Что представляют собой цветы?.. За два столетия поисков разума во
вселенной у людей выработался некий воображаемый образец, стандарт
разумного существа: братья по разуму чем-то должны быть похожи на людей, у
них должны быть добрая воля, стремление к взаимному пониманию - сложился
гомоцентризм. Правда, кое-кто в середине двадцатого века делал
предположения, что носители разума не обязательно будут подобны людям,
может быть, разум предстанет нам в виде плесени, пленки... Но такой взгляд
не принимался всерьез. Утверждался и окончательно утвердился гомоцентризм.
Тем более что за все годы люди так и не встретились с разумом в космосе.
- Тогда будем рассуждать прямо, - сказал Борис, - зачем этой жизни
превращать нас в игрушку, в беспомощных слизняков?
- Может быть, она испытывает нас на разум, как мы выпутаемся из этого
положения.
- Хочешь сказать - экзамен?..
- Нелегкий экзамен. И нам, чтобы хоть в какой-то мере быть признанными,
надо искать достойный выход.
- Какой?..
- Во-первых, не метаться как захлопнутым крысам.
- Гм... - ответил Борис. - Во-вторых?
- Не предпринимать ничего враждебного.
- Гриша, - вздохнул Борис, - будь у меня в руках нейтронный
пульсатор...
Не успел Борис произнести эти слова, как в руках у него блеснуло
оружие. Это не было призраком: пульсатор оттягивал руки, на нем была
личная монограмма Бориса "БР"; спусковой крючок стоял на предохранителе -
как был поставлен в ракете.
Борис растерянно глядел на оружие.
- Брось... - тихо сказал Григорий.
- Бросить?..
- Брось! - повторил Григорий.
- А что, - сказал Борис, - брошу. Никогда не поздно будет поднять.
- Не думай о нем, - сказал Григорий, уводя товарища в сторону. - Видишь
ли...
Сказать в оправдание планеты можно было многое. Она могла уничтожить
пришельцев по выходе из ракеты, могла не допустить корабль на поверхность.
Могла, ознакомившись с непрошеными гостями, умертвить их, развеять на
атомы, задавить тьмой. Все-таки она ничего такого с ними не сделала.
Моделировала их до бесконечности, воплощала их мысли в зримые образы. В то
же время планета не дала им погибнуть от жажды и голода. Почему они сыты,
непонятно обоим. Все непонятно в этом удивительном мире. Почему над
планетой нет облаков, а воздух не высушен, в нем нормальная влажность?
Может быть, это сфера, футляр - жизнь спрятана в оболочку, как в
скорлупу?.. Цветы - что они? Элементы энергосистемы, клетки гигантского
мозга?..
- Как долго мы будем в этом плену? - спросил раздраженно Борис.
- Не знаю, - сказал Григорий.
- Что же нам делать?
- Ждать. И думать, как выйти из положения. Не теряя лица...
Борис засмеялся.
- Ждать у моря погоды...
- Возьми себя в руки! - сказал Григорий.
В эту ночь им не спалось.
- Когда за нами могут прилететь, Гриша? - спросил Борис.
Он лежал ничком на цветах. Было невыносимо видеть звезды, чувствовать
себя пленником.
- Не раньше, чем через месяц, - ответил Григорий. Бориса он понял: в
экспедиции поймут, что с ними что-то стряслось, прилетят на выручку.
Времени уйдет не меньше месяца.
- Не выдержу... - угрюмо сказал Борис.
Григорий ничего не ответил.
- Не выбраться нам отсюда! - заговорил Борис, приблизив белеющее в
темноте лицо к Григорию. - Чувствую, как за мной наблюдает что-то
огромное, миллионоглазое, изучает, щупает, читает мысли. Может убить,
может помиловать, оставить вот так, в плену, забыть обо мне. Лучше тысячу
раз погибнуть в космосе, врезаться в астероид - там все понятно. Но быть
беспомощным кроликом... не выдержу, Гриша.
- Спи! - коротко ответил Григорий.
Борис уткнулся в руки лицом. Слышно было его тяжелое дыхание. Григорий
не мог утешить товарища. Он видел безвыходность положения, жуть,
окружавшую их со всех сторон. В темноте все так же кружили призраки,
подходили к ним, ложились бесшумно рядом - каждые двенадцать минут.
Григорий пытался не глядеть по сторонам, но у него уже сложился этот
двенадцатиминутный ритм. Григорий открывал глаза и вздрагивал всякий раз,
когда очередной двойник склонялся над ним. Действительно, можно рехнуться.
Собрав волю, Григорий приказал себе: спи!
Кажется, ему удалось вздремнуть. Но тут же едва слышный шорох разбудил
его. Открыв глаза, Григорий увидел, как поднялся Борис, постоял, а потом
пошел в темноту.
- Боря! - окликнул его Григорий.
Не отвечая, Борис ускорил шаги. Григорий вскочил и кинулся вслед за
ним. Оба они запомнили, где лежит нейтронный пульсатор - у крайнего угла
мраморной лестницы, - и теперь бежали туда, один в десяти шагах от
другого. Григорий догнал Бориса, когда тот, опустившись на корточки, шарил
в цветах. Оружие они схватили одновременно.
- Не смей!.. - прошипел Григорий.
- Уйди! - угрожающе ответил Борис.
- Боря!.. - пытался успокоить друга Григорий.
Борис крутил ему руку, стараясь вырвать пульсатор.
- Размозжу... это гнилое яйцо... - бормотал он. - Пусти!
- Рожков! - крикнул Григорий, толкнул товарища в грудь.
Борис покачнулся, ослабил руку. Григорий вырвал пульсатор и,
размахнувшись, швырнул его в податливую темноту космовокзала.
- Назад! - сказал он Борису, ринувшемуся было в здание. - Приди в себя!
Борис, как ребенок, всхлипнул, обмяк, дал увести себя от ступеней
вокзала.
- Обоим нам нелегко, - говорил Григорий. - Ну, подумаем, что можно
сделать?
Они заснули, примиренные, прижавшись друг к другу.
Григория разбудил Борис незадолго до рассвета:
- Гриша...
Тот бесшумно поднялся, сел.
- Что-то изменилось, - сказал Борис. - А что, не пойму.
Григорий минуту слушал.
- Перестало звенеть! - сказал он.
- Правда, - согласился Борис. - К чему это?..
Они просидели до рассвета, вслушиваясь в бесконечную тишину.
Рассвет не принес никаких изменений: слонялись двойники по поляне,
боролись возле ступеней за нейтронный пульсатор, потом, примирившись,
сгорбившись, шли через поле к ним. Борис скрипнул зубами.
Григорий, чтобы отвлечь товарища, начал было читать из русской
старинной басни:
- Волк, думая залезть в овчарню, попал...
Но Борис глянул ему в глаза, и Григорий смолк: остроты не получилось. И
сам он чувствовал, что фальшивит. Ему ли острить - Борис моложе его,
весельчак в компаниях среди космонавтов, на Земле - рубаха-парень. Не его
вина, что он попал в такую странную переделку. Здесь нужны психологи,
физики, а Борис просто механик. Но если здоровый нормальный человек до
такой степени скис, то все это очень плохо - Григорий смотрел на тупое,
бессмысленное кружение двойников. Хуже не придумаешь.
Нечего было делать. Абсолютно нечего было делать. Это низводило людей
до животного состояния. И это было ужасно. Человек будет человеком до той
поры, пока находится в труде, в движении. Отними у него эту необходимость,
он превратится в амебу, в скота.
Тяжело Борис поднялся с цветов - просто так, чтобы не глядеть на
очередную возню у ступеней вокзала. Григорий поплелся за ним. На пути у
Бориса встали морские валуны - никто из друзей не помнил, чьим
воображением они здесь поставлены. Борис не стал обходить валуны.
- Сгинь! - пнул ботинком один из них.
Камень исчез. Космонавты остановились. У обоих захватило дыхание: сон
или конец кошмару?.. Борис медленно обернулся к Григорию. Тот глядел на
место, где лежал первый камень. Там были цветы. Только цветы. Медленно
Борис поднял ногу на второй камень:
- Рушь! - Пнул, что было силы, ботинком.
Камень исчез.
- А-га-а!.. - заорал Борис, вкладывая в голос торжество и надежду.
Уперся взглядом в ракету, стоявшую возле космовокзала: - Рушь!..
Ракета исчезла.
- Рушь! - обернулся к клумбе цветущих флоксов.
Флоксы испарились, будто их не было. Борис захлебнулся в восторге. Тут
же набрал в грудь как можно больше воздуха.
- Рушь! - гаркнул на кособокий театр.
Театр беззвучно рухнул.
- Ру-ушь! - вскинул кулаки Борис на здание космопорта.
Мраморный красавец дворец исчез. В блеске солнца на его месте встала
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг