- Удивительно! - Я передал очки Борису Андреевичу.
Тот молча сложил их и сунул в карман.
- Удивительно! - повторил я. - Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
Взяли патент на изобретение?
- Вам вот рассказал, - ответил Бельский. - А патента не взял. Видите
ли... - Он взглянул на меня близорукими доверчивыми глазами.
Честное слово, я любил старика за этот открытый, немного растерянный
взгляд. Наверно, его легко обидеть, этого мягкого человека, посмеяться над
ним, и, наверно, он боялся этого со стороны других людей.
- Патента не взял, - повторил он. - Я изобрел звездофон недавно. Езжу
вот, слушаю. Осваиваю... - улыбнулся он - видимо, слово казалось ему
прозаическим, неудобным. - Только что был в Казахстане, - продолжал он, -
слушал тюльпаны... А работаю над другой моделью - стереофоническим
звездофоном. Закончу модель - подам заявку. Только... - опять улыбнулся
Бельский. - Боюсь одной вещи...
- Чего вы боитесь? - спросил я.
- Вдруг скажут, что все это чепуха, отвлеченная тема?.. Вот если бы я
занялся гербицидами. Ведь лютики и ромашки - обыкновенные сорняки...
Да, да, я видел, что он боится нечуткости, непонимания, - боится, что
его могут публично высечь, как сек когда-то отец, возя бесполезно по
докторам. Я даже подумал, как бы помочь ему укрепить его веру. А может, он
прав, надо усовершенствовать изобретение, а потом подавать заявку?
Между тем Бельский развивал свою мысль:
- Почему нельзя заниматься отвлеченными темами? Надо исследовать все.
Опыт открытий не раз говорит нам об этом: и облака надо изучать, и грибы,
и крылья бабочек. Возьмите конструирование приемников. Нужно ли заниматься
этим, если придумана уже тысяча схем? А вдруг тысяча первая даст приемник,
который примет передачу из космоса?.. Впрочем, теперь в этом нет
необходимости - передачи из космоса ловят цветы. И все же необходимость
есть! - воскликнул он. - Может сложиться приемник, который поймает совсем
неожиданное. Вспомните: изучали плесень - открыли пенициллин, любовались
стрекозиными крыльями - и нашли способ нейтрализовать разрушающее влияние
флаттера...
Солнце опускалось за скалы. На поляне стало прохладнее, сумрачнее.
Сумерки побежали по склонам, заполняя долину синим и фиолетовым светом. Мы
с Бельским пошли по тропинке.
- Что говорить об этом? - продолжал он. - Исследования нужны всегда и
везде!
Я не противоречил. Моей мечтой было подержать в руках его удивительный
звездофон. Мы уже спустились с горы наполовину, когда мне удалось
завладеть прибором. Альпийский мак и рододендрон все еще были у меня в
руке. Я поднес прибор к венчикам мака, и опять услышал музыку - те же два
голоса, высокий и низкий, которые, сливаясь, вели неземную мелодию.
Казалось, от музыки исходил аромат - тонкий, чуть горьковатый, как от
миндаля, волнующий и печальный.
- Борис Андреевич, - обратился я к старику, - вам понятен смысл
передач?
- Музыка, - ответил он. - В большинстве это музыка, и ее можно понять.
Музыкой легко выразить радость, надежду, призыв, отчаяние. Все это есть в
звездных мелодиях.
Бельский замолчал, замедлил шаги.
- Одного не могу понять, - сказал он, - о чем говорят тюльпаны?
Я уже слышал этот вопрос. Очевидно, он волновал Бориса Андреевича.
- Почему тюльпаны? - спросил я.
- А вот послушайте, - сказал он. - У меня есть запись... - Он достал из
кармана картонную коробку, порылся в ней, вынул обрывок ленты. - Дайте-ка
на минуту, - взял из моих рук звездофон. Щелчок - лента вставлена. -
Слушайте, - сказал он.
Из динамика полился шелест, шепот, невыразимо далекий, слабый,
таинственный. Казалось, это шорох дождя по крыше; можно было проследить
всплески отдельных струй, звон капель. Но это не было ни то, ни другое.
Звучал живой голос, и те же всплески можно было приравнять к вздохам и
паузам между фразами. Проходили секунды, минуты, шепот не прекращался -
так же звенели капли, слышались вздохи и шорох таинственной передачи.
- Это Мицар, - пояснил Бельский. - Двойная звезда в созвездии Большой
Медведицы. Тюльпаны принимают Мицар...
Может быть, впервые за весь разговор с Бельским я почувствовал
фантастичность встречи с этим удивительным человеком. До этого мое
внимание было поглощено звездофоном, чудесами, которые показывал и о
которых рассказывал Бельский. Откуда он, кто он, этот старик? Может быть,
он вовсе не человек, а звездный пришелец? Почему никто не знает о нем, о
его открытии? Что он делает на горном курорте?.. Я обернулся к Бельскому:
- Расскажите о себе, кто вы?
Бельский не ответил на вопрос, - может быть, не расслышал: мы
пробирались между кустов, то и дело приходилось отводить ветки руками,
чтобы не поцарапать лицо. С минуту, наверное, слышалось похрустывание
хвои, шелест листвы. Может быть, Бельский не хотел рассказывать о себе? Я
уже приготовился повторить вопрос, но он заговорил сам.
- Я уже рассказал, - отозвался он в темноте. - Почти все рассказал - о
детстве, об учебе, изобретательстве. А так - что еще рассказать вам?
Пенсионер я, - смущенно признался он. - Семь лет как вышел на пенсию. По
возрасту и по стажу. - Опять эти слова прозвучали у него так, как будто
произносить их ему было неловко. - Семьи у меня нет, - продолжал он. - И
не было. Перекати-поле, бобыль - говорят о таких, как я... А может, это и
лучше...
Мне показалось, что он улыбнулся. Я вспомнил его улыбку, стесненную,
рассеянную. Странный, неприспособленный человек: имеет в руках такое
изобретение... Он, кажется, не ставит его ни во что. Или не понимает ему
цены. Или никто не понимает его. Я ведь тоже с первых фраз принял его за
сумасшедшего.
- Так я свободнее, без семьи, - говорил Бельский. - Хожу по стране,
езжу. Приглядываюсь к цветам. Был на Кавказе, в Крыму, на Памире. Сейчас
вот - здесь. Остановился в Доме для приезжих... Пишу монографию. Не могу
подобрать названия. Может быть, это будет "Цветы и космос". Звучит
неубедительно, по-детски... Надо бы еще поездить по свету, - продолжал он,
- собрать побольше материала. Хочу побывать в Австралии. Узнать, о чем
говорят Канопус и звезды Центавра...
Говорил он скучно, неинтересно, словно ему не хотелось рассказывать о
себе. Это была проза после высокой поэзии о цветах и о звездах, которую он
только что мне поведал. Он чувствовал эту прозу и на полуслове прервал
рассказ.
Остаток пути мы прошли молча, каждый думая о своем: Бельский, наверно,
о звездах, я о заводе, лаборатории, о диссертации, которая пишется с
трудом. Что бы сказал о моей диссертации Бельский, если б его спросить?..
Нет, об этом я его не спрошу. Это не главное. Главное в нем самом -
что-то необычайное, неповторимое.
- Как вы объясняете, - спросил я, - свою восприимчивость к голосам
звезд? Вы говорили, что в детстве слышали пение и шепот цветов.
- Как объясняю? - спросил он. - Может быть, это аномалия. Может быть,
норма. Мне думается, в каждом человеке сидит то же, что и во мне. Может
быть, каждая клетка нашего тела не только излучатель радиоволн - это
доказано, - но и приемник. Может, у меня обостренное восприятие. И такого
же восприятия можно добиться для каждого. Мало ли загадок таят нервная
система и человеческий мозг. Надо искать...
- Надо искать... - как эхо, повторил я его последнюю фразу. Старик
прав: впереди поиски и открытия.
Огни поселка открылись внезапно. Тропинка перешла в дорогу, дорога
раздвоилась: одна вела в поселок, другая - к курзалу. Бельский
остановился.
- Вот и пришли, - сказал он. - Спасибо вам. Я, наверно, из леса не
выбрался бы и заночевал у костра. Вы любите ночевать у костра?
Я ответил, что я сибиряк и ночевать у костра мне приходилось не раз.
- А в Австралии вам хотелось бы побывать? В настоящей Австралии? -
спросил Бельский, видимо не желая больше рассказывать о себе, давая
понять, что вопросов не надо.
Я ничего не ответил.
- Мне очень хочется... - сказал он.
В голосе его звучало смущение, будто он извинялся за прерванный
разговор: не надо было рассказывать о пенсии, о монографии, которая еще не
написана, - все это портило встречу.
- Прощайте, - Бельский подал мне руку.
Я в ответ подал свою, но с удивлением ощутил в руке звездофон.
- На память, - сказал Бельский. - Не откажите принять.
Я невольно сжал подарок в руке, подыскивая слова, чтобы отблагодарить
Бельского.
- Вот и запись Мицара, - на ощупь он передал мне пленку. - Тайна
тюльпанов... Хорошая тема для диссертации. С сорняками у вас не
получается.
Неужели он прочитал мои мысли?..
Борис Андреевич рассмеялся:
- Мысли читать легче. Не всегда приятно, но легче.
Я был ошеломлен.
- Разгадаете тайну, - продолжал Бельский, - я вас найду. Вы можете это
сделать - раскрыть загадку. У вас преимущество - молодость. Прощайте.
С минуту я слышал его шаркающие старческие шаги. В руках были пленка и
звездофон, в голове - тысяча вопросов к Бельскому.
- Борис Андреевич!.. - крикнул я в темноту.
Но его шаги уже смолкли.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг