Михаил Грешнов.
Маша
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Волшебный колодец".
OCR spellcheck by HarryFan, 7 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Борис! Да проснись ты, слышишь?
Спальный мешок заерзал на пихтовой подстилке, растянулся, как
гигантский кокон.
- Ни одной собаки! - Тряс Василий товарища. - Все исчезли...
Кокон опять зашевелился, показалась голова Бориса, заспанные
глаза-щелочки.
- А мне снилось... море, - сказал он. - Такое синее...
- Ни одной!.. - волновался Василий. - Как ветром унесло!
- Куда? - спросил Борис.
- Знал бы - не спрашивал!..
Борис сел, извлек откуда-то шапку, нахлобучил на голову: мороз -
двадцатиградусный.
- Сбежали? - спросил он, безразлично позевывая. - А море, ух, синее! -
Потянулся так, что затрещали суставы.
Василий выругался с досады:
- Ты придешь в себя или нет?
Утро разгоралось в туманах. Розовый свет ложился на гладь заснеженной
реки, трогал дальние вершины холмов и терялся над горизонтом в пучине
уходящей ночи. Река поворачивала к северу, круглилась излучиной,
раздвигала тайгу. Все было чистым, белым; странно чернели на белизне двое
нарт, пепел костра. И кругом - ни звука.
Это подействовало на Бориса больше, чем слова и толчки Василия. Вскочив
на ноги, он закричал:
- Рустан, Рустан! Салка!
Крик понесся над рекой, слабо отдался от обрывов берега.
- Куда же они девались?.. - Борис оглядывался по сторонам.
Отпечатки собачьих лап, покружив у костра, устремлялись к берегу, к
излучине. Борис и Василий бросились по следу.
Это была неплохая разминка, вроде зарядки. И мороз подхлестывал
подходяще. Но главное - почему и как далеко ушли собаки?
Запыхавшись, друзья обогнули мыс, круто вдавшийся в реку, и
остановились. Стая была здесь.
Накануне вечером Борис и Василий взорвали на берегу сползший откос. Тут
же хотели остаться на ночь, чтобы с утра приступить к пробам, но глыба
нависла так угрожающе, что друзья сочли за благо удалиться и найти для
ночлега более удобное место. И сделали правильно: глыба отвалилась и на
высоте четырех-пяти метров открыла узкую щель. Собаки ныряли в щель и
появлялись оттуда с добычей. Здесь же, между камней, пожирали куски. Увидя
Бориса и Василия, подхалимски завертели хвостами: мы-де никуда не бежали,
все здесь и, в общем, не плохо позавтракали.
- Рустан! Салка! - позвал Борис. - Ко мне!
Вожаки отделились, пошли; за ними потянулись другие, зализывая
окровавленные пасти.
- Что вы нашли? Какую мерзость? - с отвращением спрашивал Борис.
Сытые звери повизгивали, чувствуя, что в голосе людей нет угрозы,
делали попытки потереться мордами об унты Бориса и Василия.
Те отступили: собачьи пасти были в крови до самых глаз, облеплены бурой
шерстью; кругом валялись куски кожи, спутанные мотки желтой, с чернотой,
гривы.
Одолевая брезгливость, Василий нагнулся над изгрызенным куском:
- Борис!..
Тот осматривал клочок кожи, и, когда поднял глаза, в них было удивление
и вопрос:
- Не пойму.
- Это непостижимо, Борис. Мамонт!..
Оба, как по команде, подняли взгляд к зияющей щели. Остроухая лайка
пробиралась туда, воровато оглядываясь.
- Румка! - заорал Борис. - Куш!
Собака повернула прочь, остальные шарахнулись от людей в стороны.
Пока Борис отгонял собак, Василий карабкался по камням к отверстию.
Товарищ догнал его у самой дыры, и то, что предстало взорам друзей,
потрясло обоих до оторопи.
В черной пустоте вырисовывался бок громадного животного. Бурая шерсть
висела клочьями, как омертвевшая кедровая хвоя. Часть кожи и мяса была
сгрызена, виднелось обглоданное ребро... В глубине угадывались очертания
еще большего зверя. Но внимание друзей было приковано к ране: из нее -
невероятно! - крупными, как горошины, каплями сочилась густая кровь!
- Ехать надо сейчас же, - говорит Борис, стряхивая с одежды снег. -
Немедленно!
Побывав в пещере, они еще не могли прийти в себя. Перед глазами -
полутьма, и в ней, как гора, зверь, привалившийся боком к скале, с
опущенным хоботом и закрытыми глазами. Это кажется, что он прислонился к
скале, - ребята все осмотрели. Животное стоит, опершись на четыре ноги,
толстых, как стволы двадцатилетних сосен, хобот развернут, глаза закрыты.
Кажется, что животное дремлет, может вдруг свернуть и развернуть хобот.
Туша не тронута. Первому, попавшему собакам на завтрак, не повезло: мясо и
шкура на левом боку у него содраны. Второй исполин - как живой, подойти к
нему жутко. Мертвый? Замороженный... Под пальцами ощущалась грубость и в
то же время эластичность кожи, холодной, как лед, но не мерзлой, - она
подавалась под пальцами, хотя, прикасаясь, каждый чувствовал мурашки,
бежавшие по спине... И не потому, что в пещере холодно. Гораздо теплей,
чем снаружи: воздух, проникая сквозь отверстие, оседал на полу легким
прозрачным снежком.
Прежде всего надо было закрыть дыру. Животное сохранилось в постоянной
температуре. Отверстие заделали парусиной, завалили снегом.
- Случай необычайный! - Василий согласен с Борисом. - Надо ехать
немедля.
- До Среднеколымска пять дней пути. Возьми обе упряжки, езжай, Вася,
поднимай всех!
Завтрак друзья завершают молча, каждый обдумывает свое.
Так же молча запрягают в нарты упряжки - одну за другой. Нарты Василий
берет одни. Грузит корм для собак, продукты - ничего лишнего, - и через
минуту видна лишь черная точка в вихревом снежном облаке.
Борис садится к костру. Находка действительно необычна. Встречались
кости, бивни, останки с шерстью и кожей. Но такой удачи не знал никто.
Если б не собаки, - два целых, так бы и сказал - живых мамонта! Это
странное ощущение, что они живые, овладело Борисом с первого взгляда,
когда он увидел капли черной крови: животное в спячке, в анабиозе!
Память услужливо развертывает все, что Борис читал об анабиозе:
биологические процессы замедленны. Отсутствуют внешние признаки жизни.
Наблюдается при вмерзании в лед небольших организмов - инфузорий,
насекомых. П.И.Бахметьев открыл закономерность анабиоза, когда нет полного
промерзания организма и тканевые жидкости остаются при низких температурах
в переохлажденном, но жидком состоянии. Здесь то же самое! Борис
вспоминает мамонтов, чувствует, как от волнения подкатывает к горлу комок.
"То же самое!.." - повторяет он. И смеется сам над собой: там инфузории,
здесь гора, зверь! Куда ни заведет фантазия!..
И все-таки не фантазия! Он сам чувствовал, видел: живые!..
Порыв погас в душе так же быстро, как и возник: сколько могли быть во
льду в лабораторных условиях несчастные инфузории? Неделю, месяц? А тут -
пятьдесят тысяч лет! Можно ли сравнивать?..
Можно или нельзя, а перед глазами опущенный хобот зверя, закрытые глаза
- спит!
Борис был человеком, в котором тесно переплелись мечта и практика,
фантазия и дело. С детства он рвался в Арктику, к полярным сияниям, к
подвигам. Окончив геологический факультет, уехал с товарищами на Омолон,
приток Колымы. Правда, не все оказалось здесь подвигом, было много простой
черной работы, но и немало романтики в этих просторах, снегах. А главное -
люди! Какие сердца, характеры!.. Повстречался с Василием. Они сразу нашли
друг друга. Василий тоже романтик, но другого склада: трезвый, умеющий
рассчитывать наперед, он удивительно гармонировал с порывистым фантазером
Борисом, умел остановить товарища вовремя, умел и поставить настоящую
увлекательную задачу.
То, что они пустились в зимний рейс, - мысль Василия. Лето на Колыме
коротко. Со своей группой они прошли немало. Но сделать обоим хотелось
больше. Вот почему, испестрив карту значками, которые скрывали тысячи
нежданных возможностей, они решили вернуться к этим местам зимой. Выход
лантанидов на Колыме, на который они наткнулись осенью, перед самыми
снегопадами, взволновал друзей богатством редкоземельных элементов -
именно тем, в поисках чего они рыскали по тайге и тундре все лето. И тут
открытие под зиму!.. С большим трудом удалось договориться об экспедиции с
начальством георазведки, и в этом заслуга Василия. Борис отбирал
оборудование. До хрипоты спорил с Гараниным, заместителем начальника базы:
"Оборудование нужно самое лучшее, Павел Андреевич! Церий, рубидий - с
плохими приборами они ускользнут, как вода между пальцами!.." Гаранин,
мужик скуповатый, но грамотный, приборы давал. "Пиши расписку", - требовал
за особенно ценные, с деталями из платины и иридия. Борис писал, заверял,
что ничего не испортит. "Рацию дам через десять дней, - обещал Гаранин, -
аккумуляторы на зарядке". Но кто согласится ждать, если начальство в любой
момент может раздумать и отменить экспедицию?.. Согласовав маршрут и
надавав обещаний, что в сторону не отойдут ни на шаг, - "В случае чего,
где вас искать?.." - вполне резонно ставили им вопрос, - Борис и Василий
вырвались из-под опеки начальства.
Это был хороший поход: костры, охота, дневник... Надежды друзей
оправдались: они открыли торит... Мало ли еще что открыли? А сейчас за
спиной целый окоченевший мамонт. Его надо только оживить. На миг Борис
останавливается, будто споткнувшись на слове: "Оживить? Он сказал -
оживить?" Что-то в этом слове еще за пределами мысли, но Борис поражен как
громом:
- Оживить!..
Опыты на рыбах, летучих мышах показывали возможность оживления! Даже
когда было поверхностное обмерзание. Борис вспоминает эластичную кожу
мамонтов, холодную, как лед, но не лед! Хочется еще потрогать ее.
- Как оживить? - Борис ударяет кулаком по ладони. - Как?..
Он хоть сейчас готов оживить. Только бы знать, как это сделать.
Ночь наползает неторопливо. Поднялась луна, огромная, оловянная...
Мороз, холода жмут нещадно. Борис подбрасывает в огонь сучья, пламя
взмывает выше, пляшет, волнуется. Это помогает думать. О том же - как
оживить мамонта.
В тишине слышатся отчетливые шаги. Борис поднимает голову: кто сейчас
может быть? Пешком?.. Может быть, это кажется?.. За костром темнота и
ночь. И луна - лишняя, как пуговица, пришитая к небосводу.
Шаги слышатся явственнее. Тишина такая, что не поймешь, близко шаги или
за километр от костра. Кто это может быть?.. Кругом ни жилья, ни человека.
Шаги - уже вот они.
- Кто идет? - спрашивает Борис.
Слышно натруженное дыхание человека. Борис вскакивает и почти
сталкивается с Василием.
- Борис... - тяжело опускается тот у огня.
Без рукавиц, обледенелый по шею, Василий кажется призраком.
- Там... полынья, - говорит он. - Влетели с разбегу. И сразу - под лед:
собаки, нарты. Сам тоже. Если бы не вмерзшее корневище...
Василий с отчаянием смотрит в лицо Бориса.
- Двести километров пути, - говорит он. - Без ружья, без спичек...
- Ладно! - Борис понял товарища. Достает спальный мешок, белье. - Не
пропадем...
Помогает Василию раздеться, трет ему посиневшие ноги. О подробностях не
расспрашивает - не надо. Потом они сидят у костра, Василий пьет чай. Борис
охотно поделился бы с другом мыслями о мамонтах, о том, что они живы. Но
Василию нужен покой.
Ложатся молча. Василий засыпает сразу. Борис думает, каким сложным и
трудным будет завтрашний день. "Оживить мамонта..." И тот же злющий
вопрос: "Как?.." Борис долго возится, не в силах уснуть. Перед глазами -
пещера, собаки, синее крымское море. "Почему море, - думает Борис, - когда
кругом мамонты, мамонты... Один, - считает он, - другой, третий...", -
пока сон не овладевает им.
Разговор между друзьями происходит утром, за завтраком.
- Пешком по апрельскому снегу, - говорит Борис, - десять-двенадцать
дней. Наступит весна - мамонта не убережешь...
Василий кивает: не убережешь.
- Рисковать мы не вправе, - Борис решительно поднимает глаза, - мамонта
надо оживить.
Василий не доносит кружку до рта. Что он, Борис, сошел с ума? Оживить
мамонта?..
Но взгляд Бориса тверд, слово продумано. И первое, что срывается с губ
Василия, - тот же вопрос:
- Как?..
Борис горячо излагает теорию анабиоза. Животное, несомненно, в
анабиозе, его надо разбудить, вернуть к жизни!
Василий раскрывает рот спросить, как это сделать, но Борис
останавливает его:
- Медленным прогреванием тела, каждой клетки...
- Прогреванием?.. - спрашивает Василий. Мысль Бориса ему понятна. Но
ведь это абсурд! И не абсурд... Какое-то время Василий борется сам с
собой. Конечно, абсурд!
Борис смотрит ему в глаза, ждет ответа.
"А может, и не абсурд, - думает Василий. Он уже увлечен энтузиазмом
Бориса. - Но как это сделать?.. Проклятый вопрос, вокруг которого
вертишься, как волчок. Конечно же, прогреванием!." Василий испытывает
чувство, которое охватило накануне Бориса: есть слово, но содержание слова
еще за пределами мышления. "Однако..." - Василий старается взять себя в
руки. Но первое, что приходит ему на ум, - возражения.
- Костром пещеру мы не прогреем, - говорит он. - Солнца на Колыме
недостаточно. Высокочастотным током? Нужны заводские условия...
Борис по-прежнему смотрит ему в глаза.
Василий перестает возражать, хотя мог притянуть еще тысячу возражений.
Он видит спокойную позу животного, мирно опущенный хобот.
- Что у нас есть? - спрашивает он.
Борис облегченно вздыхает: Василий принял его мечту.
Василий действительно принял. Наконец слово начинает обрастать плотью,
оно не просто звук. Оно требует найти решение, и Василий ищет решение. У
них почти ничего нет, чтобы осуществить замысел.
- Что у нас есть? - повторяет Василий. - Снег, вода, камень, ветер?..
Впрочем, - делает резкий жест. - Есть лед. Вода и лед!..
В душе у него до сих пор стоит ужас вчерашнего купания, как он цеплялся
застывшими руками за ледяную кромку, но в голове - другое.
- Электричество будет! - говорит он. - На днях, перед отъездом я читал
об опытах бразильского ученого Рибейро или Римейро, - вода и лед могут
работать как термопара.
- Василий!..
- Как термопара! - подтверждает Василий. - Ток образуется при
затвердевании - или при расплавлении, безразлично! - лишь бы одна фаза
вещества была твердая! Термодиэлектрический эффект! Нужны электроды и
постоянный процесс замерзания. Ток будет!
Опыт они поставили тотчас.
Пока Василий разорял один из приборов, извлекая платиновые пластины,
Борис делал прорубь, стараясь не вспоминать о расписках, оставленных на
базе Гаранину. Семь бед - один ответ, думал он, орудуя ломом. Мамонт
дороже приборов...
Вода в проруби подернулась ледком. Это и нужно было. Одну пластину
опустили в воду, другую положили на лед, подключили вольтметр. Стрелка
прыгнула вправо: пятьдесят три вольта!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг