долины не было.
Клубились, гремели грозные тучи, молнии били беспрерывно, будто
вражеские стрелы, и в их блеске все вдруг увидели черную пасть пещеры, а
над нею, как гребень дракона, три огромных черных зубца.
В пещере было темно, люди не посмели сделать и шагу вглубь: опустились
у входа и, прижавшись друг к другу, заснули тревожным, горьким сном
изгнанников. Много дней сидели тадхаи, боясь пройти дальше, в глубину
черной утробы. А там, в вечных сумерках, чуть поблескивало озеро, и ни
волна, ни рябь не нарушали его спокойствия, только ручей вытекал из него.
Стало голодать племя тадхаев. Были смельчаки, которые выходили в туман
искать добычу, но они или не возвращались, сорвавшись с обледенелых круч,
или приходили с пустыми руками. Тогда старейшины племени - древние, как
камни, старики-вошли в пещеру и сели там на берегу озера в круг совета. И
родилась у них страшная мысль. Они сказали: "Давайте принесем в жертву
богам молодых девушек племени: бросим их в воду".
Девушки встали, поклонились родным и медленно пошли к черному озеру.
- Стойте!- раздался тут звонкий голос.- Зачем умирать всем?
Это крикнула Алан-Гюль, самая красивая девушка племени, дочь старого
Гулара, бедняка, которому и в долине Пянджа скудно светило солнце: не имел
он ни своей земли, ни своей воды, а работал всю жизнь на богатеев.
Алан-Гюль остановила девушек и вышла вперед, высокая, стройная, с горящим
взглядом.
Старейшины, урожающе двинулись к ней, думая, что она хочет поднять бунт
против воли богов. Она же бесстрашно взглянула в их погасшие глаза и
сказала:
- Пусть я умру одна, чтобы спасти всех. Люди любили мою красоту.
Неужели этого будет мало для богов?
Она поклонилась, гордо пошла к озеру и растаяла в темноте. Когда люди
услышали всплеск, ужас объял их сердца.
А наутро, когда рассеялся туман, когда голубое небо заглянуло в пещеру
и мрак отступил в глубину, подруги Алан-Гюль пошли посмотреть на озеро. И
увидели они, что в воде плавают большие бледно-зеленые листья, а над
каждым - гордый цветок, крупный, как лотос, прозрачный, как горный
хрусталь. Кто-то дерзкий протянул руку, взял цветок, и тот легко подался
вместе со стеблем и с корнем, похожим на земляной орех. Чьи-то голодные
зубы сразу впились в этот корень - оказалось, его можно было есть. И все
стали срывать цветы и насыщаться корнями тут же, на берегу.
Скоро люди окрепли и устремились к выходу из пещеры. Кто-то захватил
цветок, вынес его наружу, под солнечные лучи, и сразу вскрикнул от
неожиданности и ужаса. Цветок запылал в руках и растаял, превратись в
золотое облачко. А в пещере один из больных, желая охладить горевшую рану,
приложил к ней лепестки чудо-цветка, и рана мгновенно затянулась.
Для племени началась новая жизнь...
5. РОЗОВЫЙ ДЫМ
- Где же эта пещера?- спросил кто-то из комсомольцев.
- Там,- указал старый Артабан Сагадаев на восток.
- А нет ли у пещеры другой приметы, кроме трех зубцов?- спросила Юля
Крутова.
Старик обратил к ней лицо и долго глядел в ее открытые смелые глаза.
- Есть,- сказал он.- Говорят, за этими зубцами иногда колышется,
клубится красный свет, розовый дым...
- Красный свет! Розовый дым!- воскликнул Анатолий.- Я же видел тогда
красный свет, видел!
И наутро, когда гости уехали, молодежь, прежде чем разойтись по
участкам, решила ускорить работу, чтобы выполнить план раньше и выкроить
дней пять-шесть на поиски легендарного лотоса.
Но затем события разрушили наши мечты и планы.
Как-то группа Анатолия вернулась с восточного края долины. Обычное
возвращение с результатами изысканий. Но поведение Анатолия поразило всех:
взбудораженный, порывистый, он сторонился товарищей, отвечал невпопад.
В чем дело, никто не знал.
Федя Бычков работал на рации, Анатолий подсел к нему. Федя сказал: .
- Ты легок на помине. Как раз тебя касается... по асбесту...
В этот момент с берега озера донеслось:
- Держи! Держи!.. Отпускай! О черт, еще, еще!.. Тяни теперь, тяни! 0-го!
Это на крючок кому-то попалась добыча, и, судя по восторженному крику,
солидная. Федя, страстный рыболов, даже сквозь наушники рации услышал
крики.
- Анатолий, прими!- попросил он, передавая карандаш и наушники, и одним
прыжком выскочил из палатки.
Анатолий, который в институте посещал курсы радистов-любителей, сел за
аппарат.
С Бартанга радировали: заболел один из участников группы, требуется
специалист по асбесту. Сергеев запрашивал, нельзя ли направить к нему
Анатолия, в какой срок он может приехать. Все это Анатолий записал слово в
слово и сам тут же дал ответ:
"Выезжаю, ждите через десять дней".
Федя помог ребятам вытащить огромную рыбину и вернулся к радиостанции.
Анатолий подал ему запись разговора:
- Доложи Александру Гурьевичу.
Федя просмотрел запрос и ответ Анатолия и удивился. Такого он не
ожидал, не мог даже предположить. Федя возмутился:
- А наши поиски?
- Пусть ищут без меня,- спокойно ответил Анатолий.
Это разозлило Федю, и, не сдержав раздражения, он выругался:
- Драпаешь! Энтузиаст... тоже...
Анатолий молча выдержал уничтожающий взгляд друга, пожал плечами и
вышел из палатки.
Весть о внезапном отъезде Анатолия мгновенно разнеслась по лагерю.
Пошли толки, разговоры. Все осуждали Анатолия. Уезжать, когда
осуществление мечты казалось таким близким! Некоторые по секрету клялись
ему, что усилят поиски, но он был глух ко всему и торопливо собирался в
дорогу. Тогда Юля Крутова не без ехидства заметила:
- Я знаю, это Рая Аксенова тебя перетягивает туда.- И на мотив веселой
румынской песенки пропела:- "Ничто не может их разъединить!.."
И Анатолий, тот самый Анатолий, который прежде болезненно воспринимал
малейшую шутку в свои адрес, преспокойно смолчал.
Тогда, подойдя к нему ближе. Юля спросила серьезно:
- Ты что задумал, Анатолий, скажи по совести? Он мрачно ответил:
- Я выполняю приказ...
Анатолий собирался, и не отпустить его не было оснований:
радиотелеграмма лежала на моем столе, а работы наши подходили к концу.
Анатолий не стал ожидать лошадей, которые дня через четыре должны были
прийти за собранными образцами, и на другой день утром отправился.
Провожали его из лагеря я и Юля.
Он взял с собою рюкзак с продуктами, фляжку и ледоруб.
- А ледоруб зачем?-спросил я.
- Да... может, пригодится, Александр Гурьевич,- ответил Анатолий, не
поднимая глаз.
Мы простились. Юля прошла с ним немного, потом отстала и вернулась с
испуганными глазами:
- Он какой-то странный, честное слово, как одержимый. Не надо было
отпускать его, Александр Гурьевич. Не надо!..
Но было уже поздно.
6. ФЛЯГА АНАТОЛИЯ
Наша походная жизнь потекла прежним порядком. Группы возвращались,
приносили образцы, брали продукты и уходили вновь. Геологическая карта
покрывалась новыми значками.
Лето на Памире было в разгаре, десятки речек и ручьев несли в озеро
потоки мутной талой воды. Вытекавшая из Зор-Куля Памир-Дарья шумела, уходя
куда-то на запад, шум ее убаюкивал по вечерам и наш лагерь, и чабанов в
степи, и гурты скота, кочевавшие по равнине.
Однажды ночью мы проснулись от подземных толчков и грохота в горах.
Стены палаток тряслись. дребезжала посуда, приборы. Все повскакивали.
Равнину оглашал панический рев скота. А со стороны окрестных хребтов несся
непрерывный оглушающий гул.
Ничего нет хуже землетрясения в горах, особенно ночью. Кажется, что
скалы рвутся на части, двигаются со всех сторон прямо на тебя, вот-вот
рухнут всей тяжестью, раздавят. Мы стояли возле своих палаток, жались друг
к другу, и невозможно было унять лязг зубов и дрожь мускулов. А в горах
все гремело и гремело. К счастью, никто не пострадал: все чабаны были на
равнине, а геологи в лагере. Да и землетрясение захватило долину Боли
Дуньо лишь боковой волной: его эпицентр был на востоке, за Сарыкольским
хребтом.
Прошло еще несколько дней. Наша группа приготовилась возвращаться назад.
В одиннадцатом часу утра к нам в лагерь примчался на взмыленной лошади
незнакомый чабан. Он на ходу спрыгнул, едва осадив лошадь, и закричал:
- Начальник есть? Кто начальник? Я вышел к нему.
- В чем дело?
- Это ваша?- спросил он, подавая мне фляжку. Фляга была помята, бока
вдавлены, в царапинах - следы ила, глины.
- Где нашли?- спросил я.
- Там,- кивнул приезжий на восток.- В речке Киик-Су.
Нас окружили все парни и девушки нашей группы. Юля Крутова выхватила из
моих рук флягу:
- Это же... Александр Гурьевич... - у нее перехватило дыхание.- Это же
фляга Анатолия!..
- Не может быть! Анатолий ушел на запад!..
- Александр Гурьевич! Это его фляжка, его... - И Юля, беспомощно,
по-детски зарыдав, опустилась на траву.
Все стояли пораженные.
- На берегу нашли,- сказал приезжий чабан.- Там - бумаги...
- Бумаги?
Я взял фляжку, отвинтил пробку, заглянул внутрь: действительно бумаги.
Пришлось разрубить ее. В ней оказалась общая тетрадь, без обложки,
разорванная на отдельные части: видимо, она не влезала в узкое горло фляги.
На листках тетради были записи химическим карандашом. Исповедь нашего
Анатолия.
7. "Я ПОШЕЛ ОДИН"
"Я знаю, что встал на неверный путь. Но с тех пор как я снова увидел
три зубца, я уже не мог владеть собой...
В начале июля мы подошли к району, обследованному экспедицией в 1958
году. Я стал отыскивать нагорье, откуда увидел тогда зубцы, и нашел это
место. А потом тайком от ребят пришел сюда снова, перед закатом, и стал
обшаривать в бинокль далекий горный хребет. Я увидел, наконец, эти три
зубца. Старый Артабан прав: сразу за гребнем поднимаются красные скалы, и
когда лучи заходящего солнца падают на них, они кажутся залитыми кровью. В
сумерках же из расселин поднимаются клубы тумана, это и есть розовый дым.
Я вернулся к ребятам, но ничего не сказал. Я решил открыть золотой
пещерный лотос сам, один. И вот когда меня вызвали на Мургаб, я пошел не
туда, а к трем зубцам.
Я нашел пещеру. Она просторная, но не такая, чтобы в ней поместились
сотни людей, как в легенде. Ручей есть. И озеро есть.
Я прошел шагов двадцать по берегу и заметил на поверхности воды широкий
круг. Я всмотрелся, бросился на колени и увидел большой бледный лист
растения и над ним - прозрачный, совершенно прозрачный! - цветок.
Я взял его за стебель и потянул. Он легко подался, прямо с корнем. Я
встал и понес цветок к выходу из пещеры, и цветок стал как бы оживать.
Сначала в нем появилось смутное мерцание, обозначились грани прозрачных
лепестков. Лотос.
Это, несомненно, лотос! Затем грани уловили, преломили голубизну неба -
цветок заблестел серебром и хрусталем.
Когда я вышел из пещеры, цветок горел в моей руке! Солнце, коснувшись
его, раздробилось в нем, в каждом лепестке, в каждом изгибе. Оно наполнило
его горячим пламенем, и цветок стал таять. Над ним поднялось тонкое
золотистое облако. Очевидно, цветок сплошь состоит из эфира, и достаточно
солнечного тепла, чтобы он стал испаряться. А пары так насыщенны и плотны,
что отражают солнце и кажутся прозрачным золотистым дымом.
На ладони у меня остался серый из тончайших жилок остов, и когда я
дунул на него, он разлетелся в пыль и растворился в воздухе.
Я долго не мог двинуться, потрясенный. Ноги мои были разбиты, изранены,
обувь порвана, сам я еле держался от усталости. Отдохнув, я вернулся в
пещеру, сорвал, вернее, вынул из воды второй цветок и приложил несколько
лепестков к ссадине на ноге. Они приятно холодили рану, успокаивали боль.
Конечно, рана не затянулась на глазах, как говорилось в легенде, и все
же растение утоляло боль. Корень лотоса - небольшую луковицу - я отрезал
ножом и съел. Клубень приятен на вкус, напоминает мяту.
Я решил немедленно описать все, что пережил и увидел. Справа к пещере
подводило узкое ущелье, по нему я пришел. Пещера невелика, сплошь усеяна
камнями, уходит вглубь метров на тридцать, затем поворачивает вправо. Из
тупика, загроможденного глыбами, и вытекает ручей, который впадает в
озеро, а затем течет дальше из пещеры вниз в ущелье.
Я заночевал в пещере, но был разбужен страшным грохотом. Пол и стены
дрожали, гул все ширился. Я понял, что это землетрясение, и хотел
броситься вон. Но обвал закрыл выход. Мелкий щебень засыпал меня. Озеро
плескалось. А снаружи гудело, гудело, словно тысячи поездов проносились
над головой.
Когда все успокоилось, я бросился искать рюкзак. Нашел свой фонарик,
осветил пещеру. Но выхода не было. Тысячи тонн породы я один разгрести не
смогу.
Потолок пещеры провис, дал трещины.
Я сел, положил голову на колени, стараясь ничего не ждать, ни о чем не
думать. Но вот я услышал журчанье ручья. Я обследовал, куда он течет,- он
устремлялся под завал. Я заметил над водой слабое сияние. Вгляделся -
сияние не пропадало. "Наверное, от напряжения",- подумал я и закрыл глаза.
Сияние исчезло. Открыл - появилось вновь.
У ручья остался сток. Набрав воздуху, я лег в воду, чтобы осмотреть
подводную расселину. И далеко, бесконечно далеко увидел смутное мерцание
дня. Взяв ледоруб, я просунул его под глыбу, пытаясь расширить трещину, но
тщетно: порода очень твердая, от нее не отбить и пластинки...
Прежде чем погибнуть здесь, я решил отправить эти записи. Я вложу
тетрадь во флягу и опущу в поток под скалу. Догорает мой фонарик, запасной
батареи нет.
Может быть, люди узнают, что я совершил преступление. Да, да! Это
больше, чем ошибка. Я обманул коллектив, отдалился от друзей. Я пошел
один, пренебрег вами, мои товарищи, и бесславно погиб... Мечты не
достигнешь в одиночку. Сейчас набросаю свой маршрут и план пещеры. Между
страницами положу цветок лотоса. Вот и все. Прощайте, товарищи! Прощайте,
друзья!
Прощайте, Александр Гурьевич! Прощай, дорогая моя Рая!..
А цветы лотоса кружатся уже почти на уровне глаз. Мерцание их
загадочно, таинственно". Но ведь они есть, есть! Не теряйте надежды,
друзья, вы их найдете! Я кладу цветок между страницами...
Прощайте, дорогие, любимые..."
8. ИСКАТЬ НЕМЕДЛЕННО!
На этом рукопись Анатолия кончилась. Меж листами я нашел тонкий узор
пепельно-серых жилок - все, что осталось от чудесного цветка. Щепотка золы.
- Искать! - распорядился я, - Искать немедленно! - подтвердил по. радио
Сергеев.
Но плохо начерченный маршрут Анатолия на последнем листке записей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг