откроем читателю, напомнив, что некоторые московские улицы по сей день
именуются валами, хотя никаких валов на них нет уже сотни лет, а различные
"ворота" давным-давно превратились в обыкновенные перекрестки и площади. К
таким же "филологическим" памятникам старины можно отнести и Кузнецкий
мост - маленькую узкую московскую улицу, расположенную в самом центре
столицы. Здесь когда-то через речку Неглинку был переброшен мост, подле
него проживали кузнецы. А сейчас Кузнецкий мост "заселен" главным образом
магазинами. Особенно много здесь и в крохотном проезде МХАТ - продолжении
Кузнецкого моста - книжных магазинов: букинистических лавок, магазинов
Москниготорга, киосков... Здесь торгуют книгами с лотков, а совсем недавно
торговали даже с рук. Еще в 1956 году на Кузнецком мосту, подле большого
магазина подписных изданий, как войско Самозванца у стен Лавры, стояла
толпа любителей книг, и ловкие спекулянты в этой толпе втридорога
перепродавали "дефицитные" книги, а заядлые книжники обменивались
"новинками".
Но что творилось на Кузнецком мосту по воскресеньям!.. "Сорочинская
ярмарка" и "Ярмарка в Голтве", только слившиеся и, так сказать,
укрупненные!.. Книжное "чрево Парижа" в центре Москвы!.. В огромной толпе,
запрудившей оба тротуара между Петровкой и Пушкинской улицей, можно было
найти все: "Приключения Рокамболя", "Фацетии" Поджо Браччиолини с
"номерными вставками" и без таковых, романы обоих Дюма (отца и сына);
стихи Есенина и Гумилева; антологию японской поэзии; книги Бальзака,
Гоголя, Мопассана, Чехова, Драйзера, Диккенса и даже Поль де Кока;
сочинения Конан Дойля и его бесчисленных литературных "наследников"
(кстати, мало похожих на своего прародителя, как ильфо-петровские "дети
лейтенанта Шмидта" походили на своего нареченного отца).
Как на традиционные охотничьи рынки, сюда, на Кузнецкий мост,
съезжались и сходились по воскресеньям любители книг, Здесь, в
разношерстной толпе, вы могли встретить знакомого, которого не видели
несколько лет. Здесь бывали люди самых разнообразных профессий: электрики
и кондитеры, отоларингологи и парикмахеры, пивовары и сталевары, инженеры
и рабочие, писатели и журналисты, владельцы мощных книжных коллекций и
люди, делающие лишь первые шаги на этом благородном поприще. У многих из
них дома на книжных шкафах и над тяжелыми полками висели надписи, похожие
на скрижали ветхого завета:
"Дом без книги то же, что тело без души...
О прохожий, не лишай души мое тело!"
Цицерон
"Отруби себе руку, если она отдаст из дому книгу"...
Мой папа
"Не прикасаться!.. Грозит смертью!"...
(Нарисованы череп и кости.)
Главэнергосбыт
Большинство завсегдатаев книжной толкучки в будни заняты и потому
лишены возможности посещать магазины, где ценные книги появляются и
исчезают со скоростью падающих звезд. Таких обычно выручают книги,
накопленные еще в эпоху Сойкина и Сытина папашами и дедушками. За
"Петербургские трущобы" Крестовского, романы Генриха Сенкевича и тому
подобные "книжные россыпи" они могут получить здесь любую "упавшую
звезду".
Вместе с книжными "монополистами" сюда приходила и молодежь: студенты,
ученики ремесленных училищ, старшие школьники. Тут же шныряли и какие-то
подозрительные личности, которые, наметив подходящего клиента, непременно
брали его за пуговицу, отводили в сторонку и вполголоса предлагали
приобрести какую-либо "падающую звезду", пригревшуюся у них за пазухой.
Были среди этих типов и своего рода "профессора", повидавшие книг не
меньше, чем любой квалифицированный букинист. Услыхав имя Стефана Цвейга,
например, и название "Книги о вкусной, здоровой пище", они тотчас же
безапелляционно определяли: "Эквивалент!.."
Это означало, что произведения замечательного австрийского писателя и
поваренная книга котируются на Кузнецком мосту как издания редкие и
равноценные. Зато книги Тургенева, например, по сравнению с сочинениями
какого-нибудь нового автора, выпускающего каждую субботу по толстому
роману о шпионах, оказывались здесь "неэквивалентными": за том плодовитого
автора-детективщика полагалось отдать вместе с Тургеневым еще и подписку
на Шиллера. Разумеется, это говорило только о вкусах некоторых посетителей
толкучки и ни о чем больше.
Среди книжных ловкачей были и очень экзотические экземпляры: перепродав
сотни книг, они умудрялись ни в одну из них не заглянуть. На толкучке
такие обычно "шли на таран" и по причине острой малограмотности отчаянно
перевирали названия книг и фамилии авторов. Они путали Стендаля с Далем, а
Куприна - с Купером. Один из них даже получил здесь кличку "Фенимор
Куприн" за то, что однажды, предлагая кому-то сильно потрепанную книгу,
рекламировал ее так:
"Это же "Яма"! Знаменитый роман Фенимора Куприна!.. - и, понизив голос,
добавлял многозначительно: - Запрещенный..."
На груди Фенимора Куприна хранилось удостоверение о нетрудоспособности
по причине психической неуравновешенности, а на животе, за поясом, всегда
согревались несколько "запрещенных романов", которые никто и никогда не
запрещал... Низко надвинув шляпу и прикрыв зоркие глаза темными очками,
он, как Человек-невидимка, скользил в толпе и время от времени
приговаривал сиплым баском:
"Меняю "Деньги" на деньги... - и пояснял: - "Деньги" - это знаменитый
роман. Автор Эмиль Золь..."
Милицию на книжной толкучке беспокоили не столько Фениморы Куприны,
сколько то, что троллейбусы и автомашины с трудом пробивались сквозь
толпу. Аккуратно являясь на Кузнецкий мост, милиционеры вежливо просили
книжников "пройти" и "не нарушать". Солидные книжные магнаты, приехавшие
на собственных "Победах", кряхтя от неудовольствия, "проходили", но
продолжали "нарушать", а Фениморы Куприны при виде милиционеров быстро
исчезали в парадных, где и завершали свои коммерческие операции.
Так продолжалось двадцать лет, пока наконец книжная толкучка не стала
темой для эстрадных юмористов, смешивших публику анекдотами о "Дюме с
камелиями" и о книгах Шпанова, продающихся "на вес"...
Однако вовсе не до смеха было начальнику отделения милиции, на
территории которого стихийно возникала и благополучно процветала книжная
толкучка.
На первых порах этот начальник решил выловить Фениморов Куприных...
Тщательно ознакомившись с характеристиками комсомольцев своего района, он
созвал бригадмильцев в большой зал ЦДРИ и, побеседовав об общих задачах в
борьбе с хулиганами и хищниками, неожиданно спросил:
- Кто из вас бывает по воскресеньям на книжной толкучке на Кузнецком
мосту? Прошу поднять руку...
Последовала пауза. Комсомольцы переглянулись. Некоторые не совсем
решительно подняли руку - таких оказалось одиннадцать человек. Этого было
вполне достаточно.
- Попрошу товарищей, поднявших руку, задержаться в клубе на несколько
минут, - сказал начальник отделения и добавил: - А остальных благодарю за
внимание. Собрание считаю закрытым.
С оставшимися книжниками-бригадмильцами начальник отделения заговорил о
книжной толкучке. К его удивлению, почти все комсомольцы явно погрустнели,
узнав, что скоро уже не смогут выменивать интересные книжки у таких же,
как и сами они, бескорыстных любителей литературы. Но в то же время все
согласились, что Фениморов Куприных надо "изъять из обращения" немедля.
И вот в одно приветливое летнее воскресное утро на Кузнецкий мост
явились все одиннадцать книжников-бригадмильцев. Среди них был молодой
техник Иван Волошин.
Иван Волошин и раньше встречал здесь Фенимора Куприна, не раз видел,
как тот менял "Деньги" на деньги. Сегодня, заметив быстро промелькнувшие
Темные очки, он незаметно пошел за спекулянтом. На этот раз
Человек-невидимка торговал уже не "Деньгами", а романом с очень странным
названием. Волошин слышал, как Фенимор Куприн, подойдя к толстому мужчине
в светло-сером габардиновом костюме, конфиденциально сообщил ему:
- "Блеск и нищета куртизанки Нана". Знаменитый запрещенный роман...
Габардиновый гражданин, видимо, не был новичком в книжных делах. Он
пожал плечами и сказал опорным басом:
- Вы что-то путаете, милейший. "Блеск и нищета куртизанок" - это роман
Бальзака. А "Нана" - роман Золя.
- Не волнуйтесь, гражданин, - с достоинством обнищавшего испанского
гранда ответил Фенимор Куприн, - я знаю, что "Нану" написал Эмиль Золь, а
"Куртизанок" сочинил Бальзак. Но в этой запрещенной книге оба романа
переплетены вместе. А рвать их мне невыгодно.
- Ах, вот оно что! - удивился толстяк. - Но откуда вы взяли, что романы
Бальзака и Золя кто-то запрещал?
- Это как раз неважно, гражданин. Там есть все, что интересно мужчине,
- не сдавался Фенимор Куприн. - Пальчики оближете.
Оперный бас хотел возразить еще что-то, но Фенимора Куприна уже тянули
за рукав:
- Сколько?..
- Полторы сосны...
- Бери третью половину.
- Хо-хо! Поищи, посвищи...
Иван Волошин стоял совсем рядом со спекулянтом. Он уже хотел взять его
за руку и пригласить в отделение милиции, но вдруг заметил, что с
Фенимором Куприным произошло что-то странное: забыв о куртизанках и о
своем покупателе, спекулянт застыл на месте, как охотничья собака,
почуявшая дичь. Он даже снял очки и устремил вдаль пристальный взгляд.
Волошин проследил за его взглядом, но ничего особенного не заметил:
книжники, подгоняемые милиционерами, перекочевывали с места на место,
выкрикивая на ходу:
- Меняю "Голову профессора Доуэля" на "Всадника без головы"!
- Есть "Идиот", нужен "Милый друг"!..
- Меняю "Тридцатилетнюю женщину" на "Куклу"!
Но что же все-таки заметил в нестройных рядах охотников за книгами
"орлиный глаз" Фенимора Куприна?
Тут автор должен на время оставить бравого бригадмильца Волошина и
анекдотического типа Фенимора Куприна и обратить внимание читателя на
фигуру, совершенно нетипичную для книжной толкучки...
Талантливый советский поэт, умерший в тридцатых годах и писавший
исключительно прозой, в одной своей повести сказал:
"Странность, помноженная на странность, дает естественность. А что
может быть естественнее случайности?.."
Вот такая случайность и привела в то воскресенье маленькую и круглую,
как сказочный колобок, старушку в рыжем летнем пальто, Клавдию Антиповну
Куликову, на Кузнецкий мост, где Иван Волошин охотился за Фенимором
Куприным.
С кошелкой, наполненной французскими книжками Ламартина, Вийона,
Верлена и других подобных авторов, Клавдия Антиповна уже побывала в
книжной лавке писателей, но там ей объявили:
- Иностранных книг не берем.
И, лишь взяв в руки последнюю книгу, извлеченную Клавдией Антиповной из
ее вместительной кошелки, товаровед задумался. Книга была необычная:
толстая и увесистая, с плотными, явно не бумажными пожелтевшими листами,
она не имела верхней крышки переплета и титульного листа. Тем не менее
опытный товаровед сразу же понял, что перед ним какая-то редкость.
"Пергамент... Язык древнегреческий... Гм!.. Надо показать Алексею
Васильевичу..." - подумал он и пригласил старушку в кабинет директора.
Алексей Васильевич Симаков умер недавно, в 1956 году, но тридцать лет
своей трудовой жизни он отдал книгам. Это был один из тех букинистов,
которых шутя называют "академиками". Пожалуй, не было ни одной книги,
изданной в дореволюционной России и в Советском Союзе, которая не побывала
бы в руках у Алексея Васильевича. Случалось, что к нему попадали и редкие,
ценные книги. В этом случае он всегда помнил один незыблемый закон
советских букинистов: место ценной, редкой книги не на прилавке, а в музее
или в государственном книгохранилище. Взяв в руки древнегреческую книгу с
пожелтевшими пергаментными листами, Симаков тут же разъяснил Клавдии
Антиповне, что ей следует отнести старинную книгу в Государственную
библиотеку имени Ленина. При этом он растолковал старушке, как попасть в
Ленинскую библиотеку, и даже снабдил ее запиской к заведующему рукописным
фондом.
Старушка отправилась в путь, но прошла лишь квартала два и вдруг
наткнулась на серьезное препятствие: как новое море, разлившееся по воле
человека там, где раньше был обыкновенный асфальтовый тротуар, встала
перед Клавдией Антиповной густая толпа. Бедная старушка с трудом
пробивалась через подвижное скопище книжных болельщиков. А тут еще
какие-то мужчины, старые и молодые, стали пугать ее и оглушать страшными
вопросами:
- Шпионов нет ли, мамаша?
Клавдия Антиповна в ужасе крестилась:
- Что ты, сыночек! Какие такие шпиены?
Но вот к ней подошла девушка в зеленом шелковом плаще.
- Это они про книжки спрашивают, бабушка, - смеясь, пояснила она. -
Книжки у вас есть?
Старушка подозрительно огляделась:
- А зачем им мои книжки?.
- Купить хотят, бабушка. Здесь книжный рынок.
Клавдия Антиповна подумала и сказала:
- Книжки есть. Да я их в магазин несу и в библиотеку.
Обступившие старушку книжники зарычали, как целый хор "варяжских
гостей":
- Успеешь в магазин, бабка. Ты их нам покажи.
Старушка была очень удивлена:
- Да как же это? Прямо на улице?..
Девушка улыбнулась и хотела уже отойти, но вдруг услыхала:
- Да и не русские они. Французские книжки.
Книжников будто струей из шланга обдало, они сразу же утеряли всякий
интерес к старухе и к ее кошелке. Но девушка вернулась и спросила:
- А какие у вас французские книжки? Я читаю по-французски.
- Да не знаю, доченька. Я в них ничего не понимаю. Книжки ведь не мои,
чужие.
И как раз в эту минуту перед Клавдией Антиповной возник Фенимор
Куприн...
Нужно сказать, что женщинам всего мира Фенимор Куприн предпочитал
именно таких старушек, в кошелках которых иной раз можно было откопать
старинные романчики, за которые даже букинисты рисуют в накладных
трехзначные цифры...
Фенимора Куприна несколько смутило, что книжники отхлынули от старушки,
хотя вблизи не было ни одного милиционера.
- Ой, какие интересные книги! Продайте их мне, бабушка! - услышал он
восклицание девушки и понял, что пикировать надо немедленно.
Сняв темные очки, он строго спросил:
- Это на каком же законном основании вы, гражданочка, покупаете книги в
неуказанном месте?
Девушка оторопела и положила книги обратно.
- Я только хотела спросить, - испуганно пролепетала она. - Здесь
французские книжки, а я...
Брови у Фенимора Куприна полезли вверх, а усы опустились вниз.
- Французские? - разочарованно опросил он. - Ну, тогда конечно. Этот
товар никому не нужен.
- Да нет уж! - решительно заявила Клавдия Антиповна, запахивая кошелку.
- Я в магазин пойду, как мне велено. А вот эту старинную книгу в
библиотеку снесу. Мне за нее много денег дадут.
Фенимор Куприн весь превратился в слух.
- Это что ж за книга такая? Про любовь или, обратно, приключения?..
- Да уж и не знаю, гражданин хороший, какая она есть, - деловито и не
без хвастовства ответила Клавдия Антиповна, - а только мне вот записку
дали и сказали: "Несите, мол, Клавдия Антиповна, эту книгу поскореича в
библиотеку, потому как она очень ценная и у нас денег не хватит, чтоб ее
купить".
- Вот тебе и на! - радостно воскликнул Фенимор Куприн. - Да ведь это ко
мне записка! Я и есть главный начальник над всеми библиотеками.
Старушка и девушка - одна растерянно, другая с удивлением - глядели на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг