говорят у вас, у русских? - сказал Свенсон.
- Так.
Ветлугин вынул из футляра биноскоп и стал следить за гонкой собак. Три
лайки уже отстали и беззаботно, как ни в чем не бывало, возвращалась к
палатке. Один пес продолжал еще гнать черноухого. Невооруженными глазами
обе собаки были едва видны среди ледяных глыб и сугробов снега. В биноскоп
же ясно было видно, как мчался вперед истерзанный черноухий, как болтались
у обеих собак языки, как летели из-под лап у них комья снега. Собаки ушли
уже почти на целый километр.
- Придут, - безразлично сказал Свенсон. Он хотел идти в палатку, но вдруг
Ветлугин схватил его за руку.
- Смотри! - крикнул он и сунул Свенсону биноскоп. - Вот там, у тороса,
похожего на гриб... Видишь?
Свенсон вгляделся, оторвался от биноскопа, удивленно глянул на Ветлугина,
потом снова прижал к глазам телескопический бинокль.
- Они издыхают! - крикнул Ветлугин. Свенсон медленно опустил биноскоп.
Ветлугин взял его у Свенсона и снова навел на двух собак. Обе лежали
неподвижно, одна в двух шагах от другой; у обеих лапы были вытянуты, как
культяпки у туго налитых вином бурдюков; кровавая пена пузырилась из
оскаленных пастей, и белая шерсть их стала бурой.
Это случилось внезапно. Собаки мчались по гладкой льдине. И вдруг,
одновременно, обе споткнулись, точно с размаху ударились о какую-то
невидимую стену, и покатились в разные стороны, извиваясь и судорожно
царапая лапами лед. Затем собаки замерли; лишь легкие конвульсии сводили
их окоченевшие тела.
Свенсон и Ветлугин переглянулись, обвели горизонт настороженными глазами.
- Да-а... - наконец сказал Ветлугин. - Это любопытно.
- Там начинается отравленная зона, - спокойно резюмировал Свенсон.
Ветлугин вновь поднес к глазам биноскоп.
- Они совсем почернели, как уголь!
- Это кармонзит. Сильнейший яд. Крестовики называли его "святой водой". -
Свенсон иронически взглянул на своего друга. - Мы с тобой сейчас мало
отличались бы от тех двух псов, если бы вчера продвинулись вперед хоть на
один километр.
- Значит, "апостолу Петру" суждено раньше помереть, чем нам с тобой. Не
так ли, Эрик? - весело ответил Ветлугин, но тотчас же стал серьезным. -
Что ты предлагаешь?
- Нам другого ничего не остается: надо дать знать Ливену и вернуться на
Ева-Лив.
- Будем ждать тумана?
- Подождем. Так будет вернее. Станция могла ошибиться на час-полтора, не
больше.
В тот же день профессор Ливен получил шифрованную радиограмму от
Ветлугина. Радиограмма очень напоминала сводку о погоде: она изобиловала
цифрами и специальными метеорологическими эпитетами. После расшифровки она
выглядела так:
"25 километров к западу от Ева-Лива прошли днем при густом тумане. Ледяной
припай стоит на месте. Эрик полагает, что он зашевелится не раньше 15
июля. Дорога очень трудна: торосистый лед, заусенцы, надувы, трещины,
разводья в некоторых местах. Во время разведки ни звукоуловители, ни
вибриометры не дали подозрительных показателей. После ночевки случайно
обнаружили в километре от себя зону, отравленную "святой водой". Погибли
две собаки. Возвращаемся на Ева-Лив. Ждем ваших сообщений".
Радиограмма эта была зачитана профессором Ливеном вслух в большой комнате
гостиницы Мальмгрена. Слушали ее: Силера, Ирина Ветлугина, механик Хьюз,
практикант Бельгоро и четыре других сотрудника Ливена из его гибралтарской
экспедиции.
Ливен заметил, как вытянулись физиономии у его слушателей.
- Товарищи, - сказал Ливен, - мы прибыли на архипелаг Вейпрехта - Пайера
не для того, чтобы отсиживаться в гостинице. Поэтому мы завтра же
выступаем в путь на Ева-Лив, где нас ждут товарищи Ветлугин и Свенсон.
"Святая вода" - это пустяки; талантливый Кармон отстал в своем развитии, -
времена Северной армады и крестовиков прошли. Пять лет назад открыто
дегазирующее средство, которое полностью нейтрализует кармонзит.
Ливен смеющимися глазами обвел своих слушателей.
- И мы с вами скоро будем тревожить юрские песчаники острова Брусилова, -
продолжал он.
Хьюз подмигнул остальным.
- Если на этот остров апостол крестовиков не пошлет манну небесную, как он
сделал это на острове Седова.
Хьюз имел в виду "манну" - съедобный мох-лишайник, произрастающий в
Палестине, продуктом которого является нитроманнит, одно из сильнейших
взрывчатых веществ, известных на земле.
- Может быть, и пошлет, - сказал Ливен. - Но он все же опоздает. Мы
проберемся на заколдованный остров Брусилова и зароемся в землю раньше,
чем Петер Шайно услышит над собой наши шаги.
- Проберемся, профессор! - крикнул Хьюз. - С вами я не пробрался бы, но со
Свенсоном? Ого! По-моему, у Эрика кто-то из предков был ластоногим.
- Хьюз, вы говорите глупости, - с легким укором сказала Ирина.
- Честное слово, Ирина Степановна! Мне Свенсон в этом сам признался.
- Точка, - сказал Ливен. - Завтра мы выступаем к Ева-Ливу. Займитесь
собаками, товарищи. Силера, останьтесь со мной. Мы сейчас будем говорить с
Североградом. Надо сообщить комиссии о кармонзите и узнать у
баренцбургских инженеров, в каком состоянии оставлены шахты
законсервированных рудников на острове Брусилова...
24
"Степан Никитич Андрейчик
и мальчик Рума уехали далеко,
но, полагают, не надолго"
С тех пор, как из гостиницы "Скандинавия" уехали Ливен, Силера, Эрик
Свенсон, Хьюз и Ирина Ветлугина с мужем, прошло десять дней. Асю мать
отослала к себе на родину, в Чернигов. И только дед Андрейчик и Рума
продолжали жить все в той же гостинице и в том же номере.
Старик часто отлучался из дому. Он каждый день бегал по каким-то своим
таинственным делам и приводил в номер молодых техников, вместе с которыми
часами копошился над левыми рукавами двух водоходов, разложенных по всей
комнате в разобранном виде. Молодые техники отнимали у левых рук водоходов
набор инструментов и приспосабливали их для каких-то иных функций.
Наведывался дед Андрейчик и к председателю Чрезвычайной комиссии и к
следователю Померанцеву.
- Как вы думаете, за что крестовики убили строителя подводного штаба
Варенса? - спросил он однажды Померанцева, когда тот познакомил его с
показаниями Золтана Шайно.
- Не знаю, - ответил следователь. - У меня такое впечатление, что мой
подследственный вряд ли и сам знает, что у них там произошло.
- А я знаю...
Померанцев недоверчиво поглядел на старика.
- Интересно! Скажите.
- Извольте. Рума ушел от крестовиков через тайный шлюзовый ход, в котором,
по словам его отца Маро, обитала какая-то таинственная женщина. Маро знал
ее имя, но ни он, ни Рума в секретной комнате никогда эту женщину не
видели, хотя и умели проникать в шлюз, чего не умели прочие крестовики.
- Да, я это знаю со слов Румы, - сказал Померанцев.
- Имя женщины?
- Лилиан. Мальчик слыхал это имя от отца. Вы правы, Степан Никитич.
- Так, - дед Андрейчик прищурил один глаз и продолжал с видом фокусника,
разъясняющего секрет своего искусства: - Теперь слушайте дальше. Варенс,
когда строил штаб, сделал один тайный выход, специально для атаманши
апостольских шпионов, на тот случай, если дела у апостола совсем
испортятся, - чтобы она могла, бросив апостола и всех своих сообщников,
вовремя удрать из штаба. Индейцы и техники, которые строили штаб, были
убиты. Вы это знаете. Те индейцы, которых оставили в живых, ничего не
знали о тайной лазейке. После смерти Варенса оставался, следовательно,
один-единственный человек, который знал об этом секретном ходе, - красивая
немка Лилиан. Но как ни хитра Лилиан, все же она обмишурилась, оставив в
живых одного индейца, отлично знакомого с устройством тайного хода и
притом самого смышленого из всего племени. Факт. Я в этом уверен.
- Вы имеете в виду отца Румы, Маро? - спросил Померанцев.
- Да, его.
- Я спрашивал мальчика через Грасиаса, но он ничего не говорил мне о
взаимоотношениях Варенса и Лилиан.
Дед Андрейчик расхохотался.
- Ну, еще бы! Откуда ему знать обо всех фортелях апостольской разведки?
Относительно Варенса это так... плоды моих собственных размышлений. Тот,
кто хорошо помнит мастера высшего класса провокации, красивую немку
Лилиан, тот знает, как умеет маскироваться и на что способна эта
обольстительная дама.
- Возможно, что вы и правы. Но... не во всем, - сказал Померанцев. - Да,
кстати. Я собрался завтра еще раз побеседовать с вашим приемышем. Можно к
вам зайти часов в пятнадцать?
- Нет.
Померанцев удивленно глянул на старика.
- Почему?
- Завтра мы с Румой будем далеко отсюда.
- Как?!
- Так.
- Значит, вы все-таки получили разрешение Чрезвычайной комиссии на эту
свою экспедицию?
- Получил. А вы откуда о ней знаете, товарищ Померанцев?
- Да вы же при мне с председателем беседовали.
- А-а!
Дед Андрейчик пошевелил усами, помолчал и стал собираться.
- Получил.
- И сколько людей идет с вами? - спросил следователь.
- Нас будут провожать человек пятьдесят проводников-добровольцев. Но до
конца пойдет со мной один Рума.
- Почему один Рума?
- Это очень рискованное дело. Мы с Румой его придумали, и мы вдвоем только
и имеем право рисковать собой. А кроме того... там, где пройдут два
человека, там не пройдут четыре. Понятно?
- Понятно.
Следователь уже с явным уважением смотрел на старика.
- Ну, что ж, желаю вам успеха...
- Благодарю.
- Передайте привет красивой немке Лилиан.
- Незамедлительно.
- При первом же знакомстве с нею вас, Степан Никитич, ждет большой сюрприз.
- Факт. И не один. Я в этом не сомневаюсь.
- Но об этом сюрпризе вы все-таки не догадываетесь.
- И не берусь догадываться.
- Вы меня перещеголяли в своей догадке насчет смерти Варенса, а я вас
перегнал по части личности самой красивой немки, - загадочно улыбаясь,
сказал Померанцев.
Старик внимательно взглянул на белокурого следователя.
- Если эти данные могут способствовать моей экспедиции...
- Очень мало, - сказал Померанцев. - Но я вам все же скажу. Вы знаете, кто
такая красивая немка Лилиан?..
- Знаю. Квалифицированная шпионка, стоявшая во главе апостольской разведки.
Померанцев расхохотался. Отсмеявшись, он поманил к себе пальцем деда
Андрейчика:
- Красивая немка Лилиан...
Следователь наклонился к уху старика и, щурясь от удовольствия, прошептал
несколько слов. Дед Андрейчик вытаращил глаза от изумления и с минуту
смотрел на следователя недоверчиво:
- Шутите, молодой человек?
- Честное коммунистическое...
- От кого вы это узнали?
- А это, видите ли, - Померанцев улыбнулся, - это тоже... плоды
собственных размышлений.
- Так вы думаете, что красивая немка Лилиан... Аха-ха-ха!.. Вот это
здорово!
Дед Андрейчик хохотал, похлопывал себя по бедрам, приседая и всхлипывая от
восторга. Наконец успокоился и сказал серьезно:
- Я это проверю. Если окажется, что вы правы, я буду считать вас очень
сообразительным юношей. Хотите?
- Очень хочу, - с жаром сказал Померанцев. Они пожали друг другу руки и
разошлись.
* * *
Целую ночь после этой беседы дед Андрейчик обучал вместе с молодыми
техниками Руму, как управлять скафандром-водоходом. Утром старик и мальчик
исчезли из гостиницы. Местному корреспонденту радиогазеты "Юманитэ",
который явился утром раньше всех своих коллег, чтобы разузнать у деда
Андрейчика, не слышно ли чего нового о Юре, портье сказал:
- Степан Никитич Андрейчик с мальчиком Румой просили отвечать всем, кто их
будет спрашивать, что они уехали далеко, но, полагают, не надолго...
25
Манометр показывает давление в тридцать атмосфер
Занесенный снегом и вечным льдом маленький остров Брусилова сиротливо
стоял в сырой каше берегового припая. Пасмурный безветренный день и тишина
делали крохотный островок еще более сиротливым и хмурым. Тихо было в
воздухе над островом, тихо и сумрачно было в воде у его берегов. Вода
подле острова Брусилова, покрытая тяжелой корой битого и рыхлого льда,
казалась непроницаемой, как огромная лужа выплеснутого и застывшего чугуна.
На дне Ледовитого океана, в четырех километрах от острова Седова, у
берегов маленького, соседнего с ним островка Брусилова было абсолютно
темно. Дневной свет терялся где-то вверху, на глубине ста метров, а здесь,
на самом дне, на многие десятки метров вглубь и вширь стояла непроницаемая
тьма. И тем не менее в этот день по дну моря на глубине в триста метров
мимо подводных скал острова Брусилова пробирались люди. Они не видели друг
друга, они только знали, что их пятьдесят человек, что идут они вперед
сквозь холодную коричневую мглу, все время вперед.
Малейший звук в воде отдается десятикратным грохотом, но высокие
металлические подошвы скафандров были защищены толстыми каучуковыми
пластинками, и шаги могучих водоходов глохли тут же, в песчаном грунте.
Люди осторожно обходили последнюю подводную скалу, стоявшую на их пути у
острова Брусилова.
Во главе отряда шли трое. Огромные скафандры этих троих были связаны
прочным тросом-кабелем, который был для них телефонным проводом и тем, чем
является веревка для привязанных друг к другу альпинистов.
Внезапно кабель-трос обмяк и упал на дно: три передовых подводных
путешественника стали сходиться. На миг из трубчатой руки одного скафандра
брызнул сиреневый луч, осветил вместе с серой мутью какую-то обалдевшую от
света, полуслепую рыбешку и остановился на огромном металлическом шлеме. В
иллюминаторе шлема неверно обрисовалось темное лицо Румы, усталое и
сонное. В сиреневом свете аргона оно казалось лицом мертвеца. Затем луч
погас, и Рума услышал чуть приглушенный телефоном голос деда Андрейчика:
- Ну как, парень? Идешь?
Рума шевельнул плечами в своей броне, обвел глазами тьму, обступившую его
со всех сторон, и сказал по своему обыкновению в два слога:
- И... дешь...
Затем луч скользнул в сторону и осветил лицо женщины в другом иллюминаторе
водохода. У женщины были строго сдвинуты брови, она смотрела перед собой
не моргая, словно силилась услышать далекий шум. Это была океанограф
Татьяна Свенсон. Вместе с дедом Андрейчиком и Румой она шла впереди
подводного отряда.
- Через десять минут я отцеплю твой кабель, Таня, и мы с Румой дальше
пойдем одни, - говорил дед Андрейчик. - Ты меня слышишь, Таня?
- Слышу, - сказала Татьяна, глядя широко открытыми глазами в сиреневый
пучок света.
Затем между женщиной и стариком произошел следующий разговор:
- Сигнал я тебе подам только в случае серьезной опасности. Понятно?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг