и дело только в этом, старался убедить себя консул. Только в этом! Но невольно
он снова и снова вспоминал слова Ольшеса, прозвучавшие уже через месяц после их
прибытия на Ауяну, - "Нам оказывают тайное противодействие..." Ничего, утешал
себя консул, привыкнут постепенно к нам, поверят... в таком деле спешка просто
опасна. Да и некуда спешить. И незачем. Пусть все идет своим чередом.
Потом мысли консула сосредоточились на вчерашней прогулке. Прежде всего
Ласкьяри потребовала, чтобы все переоделись. Вечером не принято ходить по
улицам в светлой одежде, объяснила она. Затем сказала, что лучше выйти не через
парадный подъезд, а через сад. Это вызвало естественный вопрос: "Почему?" Но
Ласкьяри достаточно убедительно объяснила, что чем меньше людей знает о
нарушении правил дипломатии, тем лучше, а перед зданием консульства, на
площади, всегда много гуляющих. Площадь эта небольшая, уютная, и весьма
популярна среди молодежи. Ольшес посмотрел в окно - действительно, публики
предостаточно... вот только до сегодняшнего дня он что-то такого количества ни
разу не наблюдал. Ну, через сад так через сад.
...И вот они впервые за полгода очутились на улице Столицы не в
автомобиле. Они шли, выбирая самые узкие проезды и проходы - такие, в которые
не втиснулась бы даже малолитражка. Рассматривали дома, прохожих, слышали
обрывки разговоров... и впервые по-настоящему ощутили себя на чужой планете. До
сих пор все было иначе - консульство и дворец, дворец и консульство, и весьма
ограниченный круг лиц. До сих пор они по-настоящему не видели жителей Тофе-та,
людей Столицы. И не знали их. Конечно, за время короткой прогулки они не могли
познакомиться с подлинной жизнью города, но все же некоторые впечатления
получили. И эти впечатления заставляли задуматься...
Многие из встречных узнавали землян - даже в плохо освещенных переулках -
и вжимались в стены, исчезали в черных дырах подъездов, уступая дорогу. Елисеев
не сразу понял, в чем дело, но вскоре каким-то десятым чувством уловил, что
горожане боятся. Почему? Что в них такого страшного? А были и другие - тоже
уходящие в сторону, только вместо страха от них веяло ненавистью... Выходит,
прав был Ольшес, утверждавший, что против землян ведется тайная кампания? Но
кем и с какой целью?
Особенно же обеспокоило Елисеева сообщение Ольшеса, сделанное по
возвращении в консульство. Когда они расстались с Ласкьяри, проводившей их до
ограды консульского сада, и уселись наконец в гостиной, Ольшес сказал:
- Между прочим, за нами был "хвост".
- Что-что? - не понял Елисеев.
- Следили за нами, - перевел Даниил Петрович свой специфический термин на
общепонятный литературный язык. - Всю дорогу.
- Вы уверены? - насторожился Росинский.
- Я знаю.
- Эт-то интересно, - сказал Корсильяс.
- Да? очень.
- И много было в "хвосте" составных элементов? - поинтересовался Хедден.
- Шесть.
- Вот как? - Елисеев сразу понял, что Ольшес ничего не напутал. - Значит,
по одному на каждого из гуляющих? Включая и дочь первого министра?
- А может быть, в ней-то и дело? - предположил Корсильяс. - За нее
беспокоились. Вот и пустили сопровождающих.
- Нет, - уверенно сказал Ольшес. - Следили за нами. Ласкьяри тут ни при
чем. Хотя, конечно, так нельзя сказать, что она совсем уж ни при чем. Она знала
о слежке.
- Ну, дорогой, - развел руками Росинский. - Это уже чистый домысел,
по-моему. Откуда вы можете знать, что она - знала?
- Можете быть совершенно уверены в этом, - спокойно сказал Ольшес. - И она
вывела нас через сад именно потому, что там ждали эти ребята.
- А почему они не могли ждать нас на площади? - удивился Хедден. -
Кажется, в толпе гуляющих скрыться гораздо легче, нежели на пустынной улице.
- В этом я еще разберусь, - пообещал Ольшес.
И вот теперь Адриан Станиславович, обдумывая вчерашние события, мысленно
споткнулся на том, что Ольшес не только заметил, что за ними следят, -
единственный из всей компании, - но и умудрился сосчитать следящих... Да, вывод
мог быть только один. В состав консульства без ведома Елисеева включен
инспектор по особым делам. Да, конечно, консулу говорили об Ольшесе, как о
работнике высокой квалификации, но Елисеев-то думал, что речь идет об опыте
культурного сотрудничества в Федерации, но уж никак не о разведке... Ч-черт
побери, зачем тут особист? Елисеев прекрасно понимал, что его личная неприязнь
к работникам Управления Федеральной безопасности ничем не обоснована, что люди
этого ведомства делают весьма и весьма нужное для всей Федерации дело... Но что
тут поделаешь? Вот не любит Елисеев инспекторов, и все!
По внутренней связи Елисеев вызвал Ольшеса. Тот сидел в своей комнате,
разложив на столе клочки бумаги, и всматривался в них напряженно и остро, и не
сразу поднял голову, услышав сигнал вызова.
- Даниил Петрович, - сказал Елисеев, - мне бы хотелось с вами поговорить.
Можно зайти к вам?
- Лучше наоборот, - вскочил Ольшес. - Я сейчас приду.
"Неужели не хочет, чтобы я видел эти его бумажки? - удивился Елисеев. -
Дожили... Секреты от консула!"
Когда Ольшес вошел, Елисеев сразу спросил:
- Даниил Петрович, как это вам удалось вчера сосчитать людей, следящих за
нами?
Ольшес рассмеялся и ответил вопросом:
- Адриан Станиславович, а разве вы не знали, что в состав каждого
консульства или посольства на чужих планетах в обязательном порядке включается
специалист... э-э... моего профиля?
- Не знал, - совершенно искренне ответил консул.
- Ну и прекрасно, - сказал Ольшес. - Ну и замечательно. И продолжайте не
знать. Уверяю вас, это действительно нужно. Кстати, Ласкьяри не сказала вам, за
кого ее выдают замуж?
- Нет.
- Представьте, за сына шестого министра. Свадьба уже назначена - через
полтора месяца.
- Но... позвольте, Даниил Петрович, вы ничего не путаете? Дочь первого не
может стать женой сына шестого, здесь на этот счет очень строгие правила.
- Так ведь не завтра, а через полтора месяца.
- Ничего не понимаю.
-Ой ли?
Елисеев подумал несколько мгновений.
Так, - сказал он наконец. - Значит, действительно заговор? Переворот?
- Да. Не исключено, что мы можем при этом оказаться в затруднительном
положении. Во всяком случае, у меня в последние дни сложилось впечатление, что
именно мы являемся центром этой возни. Мы - причина. Если не самого заговора,
то по крайней мере приближения дня его осуществления. Так что мы обязательно
окажемся втянутыми в этот водоворот. Вы должны быть ко всему готовы.
- Ox... - Елисеев сел возле стола, сжал кулаки, глядя на Ольшеса. - Даниил
Петрович, я очень на деюсь, что вы все же ошиблись, несмотря на вашу
квалификацию.
- Я тоже очень, очень надеюсь, что я ошибся, - серьезно ответил Ольшес. -
Мне очень хочется ошибиться. Хоть раз в жизни. Да, вот еще что. Меньше чем
через две недели у них начинается некий праздник, о котором нам почему-то до
сих пор ничего официально не сообщали. Более того - тщательно скрывают сам факт
существования этого действа в их культуре. Праздник, насколько я выяснил,
длится два или три дня, бывает один раз то ли в три года, то ли даже в пять
лет, это я еще не узнал. Мне не нравится, что вас не поставили в известность об
этом. Боюсь, что вместо праздничка у них в этот раз задумано нечто иное. Не
оказаться бы нам жертвенными агнцами на священном алтаре.
- Интересно. А какого характера праздник? Религиозный или светский?
- Ни то ни другое.
- Разве так может быть? И каким образом вы о нем узнали - если, конечно,
это не секрет?
- Я вам отвечу, если позволите, только на вторую часть вопроса, хорошо? И
не пугайтесь. Дело в том, что я, в силу своих обязанностей, каждую ночь бываю в
городе - все те полгода, что мы находимся здесь. Так что... Но, Адриан
Станиславович, кроме вас никто не должен знать об этом.
- Понимаю, понимаю. Безусловно, я не собираюсь говорить... Вот что, Даниил
Петрович, - решился спросить консул. - Меня постоянно мучит фраза, сказанная
Ласкьяри, - о праве на власть. Вы не знаете, что стоит за ней?
- В общем, знаю. Или догадываюсь. Но пока не скажу. Не могу, извините. Но
если хотите совет...
- Пожалуй.
- Сегодня вечером поезжайте на Морскую набережную. Доберетесь на
автомобиле, а там - погуляйте пешочком.
- А вы?
- А я, с вашего позволения, займусь другими делами.
После ужина в консульство снова явилась Лас-кьяри, и, узнав, что Адриан
Станиславович намерен поехать на набережную, уставилась на Елисеева громадными
серыми глазищами - очень удивилась.
- А в чем дело, Ласкьяри? - спросил Елисеев. - Вы не хотите поехать с
нами?
- Поеду, - протянула девушка. - Отчего же, конечно поеду. А почему вы
решили ехать именно туда?
- Да просто так, - пожал плечами Елисеев. - Мы ни разу вашего моря не
видели, почему же не съездить?
- Разумеется, - еще более протяжно произнесла девушка. - Это - причина...
Уж такая причина...
Когда все уселись в автомобиль, Ласкьяри вдруг спросила:
- А вы умеете сделать так, чтобы машина ездила быстрее?
За рулем в этот раз сидел Корсильяс. Он обернулся к Ласкьяри и важным
голосом сообщил:
- Очень даже умеем. Если до конца выжать скорость - машина поедет намного
быстрее. Только на ваших улицах, к сожалению, мы на любой скорости постоянно
рискуем въехать в чью-нибудь квартиру.
- Я не о том, - тихо сказала девушка.
Елисеев наблюдал за ней и видел, что Ласкьяри мучит какая-то мысль, что
девушка хочет о чем-то сказать, но не может решиться. Елисеева беспокоило
предположение о правительственном заговоре, и он надеялся - собственно, он был
почти уверен, - что Ласкьяри, будучи дочерью первого министра, кое-что знает о
предстоящих событиях, и ждал удобного случая, чтобы поговорить с ней на эту
тему... и в то же время сомневался, вправе ли он использовать чувства девушки,
чтобы избавить от риска своих сотрудников... В конце концов, Ласкьяри
действительно влюблена в него не на шутку, и как ее угораздило? Он же ей в
дедушки годится...
Когда они уже подъезжали к набережной, Ласкьяри задала вопрос, заставивший
вздрогнуть не только Елисеева:
- Скажите, пожалуйста, господин консул, а у вас есть при себе оружие?
- Оружие? - помолчав, переспросил Елисеев. - Какое оружие?
- Которым убивают, - пояснила девушка.
- Но помилуйте, Ласкьяри, - вмешался Росин-ский, - мы ведь здесь с миссией
культурной, а не военной. Почему такой странный вопрос?
- Вы находите мой вопрос странным? Но вы далеко от дома, на чужой
планете... мало ли что может случиться.
- Например, что именно? - поинтересовался
- Не знаю, - сказала Ласкьяри.
...И вот наконец они вышли к морю - розовому и сиреневому в закатных
лучах, спокойному, бесконечному... и белые мраморные парапеты набережной тоже
казались сиреневыми, и в небе неторопливо плыли сиреневые и зеленоватые
облака... и все было как на Земле. Вот только море светилось, не дождавшись
темноты, - мягко сияли волны, из глубин сочился странный зеленый свет,
пробиваясь сквозь розоватую поверхность воды... а на спусках к воде сидели
неподвижно люди - темные сгорбившиеся фигуры, закутанные в плащи, с надвинутыми
на глаза капюшонами, - сидели и смотрели на светящуюся воду.
Земляне долго шли по набережной, и темные фигуры повторялись, как орнамент
на парапете, как естественная принадлежность приморского пейзажа - фигуры в
темных плащах, которые казались вросшими в белый мрамор... И в конце концов
Елисеев тихо спросил свою спутницу:
- Что делают здесь эти люди?
- Ждут осуществления надежд... нелепых надежд, - ответила Ласкьяри.
И голос девушки прозвучал так печально и странно, что консул не решился
больше спрашивать ни о чем.
Глава 3
Елисеева почему-то чрезвычайно интересовала реакция Ольшеса на рассказ о
прогулке к морю. Почему - он и сам себе затруднился бы объяснить. Ему казалось,
что Даниил Петрович должен заинтересоваться сообщением о сидящих на набережной
людях и словами Ласкьяри о них. Но консул ошибся. Это сообщение Ольшес выслушал
спокойно. "Ну да, - сообразил Адриан Станиславович, - он же ходит по ночам в
город, он их уже видел". Зато не стал скрывать интереса к вопросу Ласкьяри о
скорости автомобиля.
- Что, так и сказала - "умеем ли"? - переспросил он, когда Хедден в
разговоре упомянул об этом.
- Да.
- Интересно. - Ольшес повернулся к Елисееву. - Адриан Станиславович, вам
не кажется, что есть смысл последовать скрытому совету нашей милой
приятельницы?
- То есть?
- Поменять мотор.
- Но... во-первых, зачем, а во-вторых, как?
- Зачем - не знаю, но такой вопрос дочь первого министра не задаст просто
так, она слишком умна и осторожна для этого...
- Ну, Даниил. Петрович, это уж вы слишком, - перебил Ольшеса Росинский. -
Ласкьяри - просто молоденькая девушка, а вы хотите, чтобы мы ее считали чуть ли
не дипломатическим волком.
- Эта молоденькая девушка даст сто очков вперед любому местному дипломату,
- заверил Ольшес первого помощника. - Вы просто плохо ее знаете. А насчет того,
как это сделать, - продолжил он, - так это как раз проще простого. Съезжу ночью
на корабль и поставлю наш мотор. Подогнать несложно, вполне успею до утра
вернуться.
- Право, не знаю, - сказал Елисеев. - Не нравится мне все это.
- Мне тоже не нравится, - сообщил Ольшес. - Но больше всего мне не
нравится то, что Правитель не дает Хеддену возможности работать. Ты сколько раз
просил у него разрешения на выезд в степи? - спросил он Хеддена.
- Раз десять за полгода, - ответил Богдан Маркович.
- Вот видишь! А он не разрешает. Почему?
- Ну, по-моему, Адриан Станиславович был прав, когда предполагал, что
причина - простое чувство неловкости за свою страну перед представителями
высокоразвитого инопланетного разума.
- Возможно, возможно... - пробормотал Ольшес. - Действительно, почему бы и
нет? Но вот праздник...
- А что - праздник? - насторожился Елисеев.
- А то, что предстоящий праздник связан именно с кочевниками. Что-то
многовато таинственно сти вокруг этого торжества... но ясно, что в эти дни то
ли кочевники приходят в Столицу, то ли горожане отправляются в степи... в
общем, происходит встреча. Так какой же смысл запрещать Хеддену видеть этих
бродяг? Ты ведь объяснял там, во дворце, что занимаешься именно первобытными
формами социума? - снова обратился Ольшес к Богдану Марковичу.
- Разумеется.
- И чем там обосновывают отказ?
- Ничем. Нельзя, и все.
- Ну вот. Нельзя. А если предположить, что эти кочевники - никакие не
кочевники... или, по крайней мере, не такие они дикие, как это может
показаться, а дело тут вообще в чем-то Другом, а?
- В чем именно? - недоуменно спросил Хед-ден.
- Ну, мало ли в чем... - туманно откликнулся Ольшес. - И вот еще что. Нам
ходить по городу - нельзя. А другие, между прочим, ходят. Нас и в этом надули.
- Кто ходит?
- Представители всех государств Ауяны. Свои, к сказать. Заперты лишь мы,
инопланетяне.
- Но ведь разрешили и нам выходить, - сказал Елисеев. - Может, это был
просто своеобразный карантин?
- Может, - согласился Ольшес. - А может, есть и другая причина.
- Какая?
- А такая, что рядом с Правителем, когда он подтверждал свое разрешение,
стоял человек с пистолетом под мышкой, - спокойно сказал Ольшес.
Ласкьяри пришла как раз перед обедом, и земляне пригласили девушку к
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг