исследователь. Когда шаман, найдя предмет, рвал и сжигал записку, больной
выздоровливал.
При обычном заболевании отношения пациента и врача в каком-то смысле
механистичны: врач задает вопросы, выписывает лекарства, больной следует
его предписаниям. Приходит другой больной, приходит тысячный и все
повторяется с монотонностью конвейера. И совершенно иная суть
происходящего в целительствах от порчи и зла, насланных кем-то. Каждая
ситуация здесь уникальна, как неповторимы и уникальны обстоятельства,
стоящие за ней.
Соответственно, сами методы и приемы, которыми исцеляют от порчи и
наговора, так же далеки от традиционных медицинских средств, как унылые
медицинские истории болезней, от драматических историй, стоящих иной раз
за такой порчей или наговором. Как и в случае, который я только что
рассказал, инициатором такого наговора нередко оказывается женщина.
Женщина, чьи чувства оказались отвергнуты или оскорблены. Не знаю, не
берусь судить, можно ли ответить односложно, кто олицетворяет, кто
приносит в мир исходное зло - колдун ли, наславший порчу, та ли, что
просила его об этом, или сам человек, сотворивший кому-то обиду и зло и
уже по одному этому открытый для зла сам? Во всяком случае, вот такую
историю поведал мне киевский кинорежиссер В. П. Олендер:
- Зовут ее Валентина Баранникова. Поехал я к ней случайно. Не собирался
совсем.
Добираться к ней сложно, а тут заехал приятель на машине. Поехали. Тем
более, суббота, она не принимает. Значит мешать не будут, поговорить
можно. Когда заходили к ней, девица от нее вышла с лицом, темным от
отчаяния и печали.
Валентина оказалась женщиной лет всего сорока. Так что слово "бабка"
весьма условно применимо к ней. Нет ничего, что внешне как-то выделяло бы
ее. Говорит нам, когда мы вошли: "Видели вышла сейчас от меня? Парня ждала
из армии. Даже не гуляла с ним до этого, а он пришел, обидел ее, а сам
женился на другой. А другая на той же улице живет. Если бы еще где... Чуть
ни каждый день видит их, лицом к лицу встречается с ними. Не разминуться.
Места не находила из-за этого. Узнала, где "черная бабка" живет. Люди
всегда подскажут. И поехала к ней, рассказала: о своей обиде. Та говорит -
ладно, помогу, мол. Спрашивает: "У тебя от него есть что-нибудь? Письмо
там, фото или хотя бы что он в руках держал?" Но она знала уже об этом
заранее. Тоже люди сказали. Захватила половинку письма от него из армии.
Нарочно половинку и нарочно так разорвала вдоль, чтобы прочесть нельзя
было. Но бабка и не собиралась вникать, что там написано. Взяла листок,
скомкала, в тряпочку завернула, отошла, пошептала над ним что-то,
сбрызнула из чашки и говорит: "Садись на электричку (сказала куда ехать).
Только поздно вечером поезжай, да так рассчитай, чтобы, когда приедешь,
двенадцать ночи было.
И день выбери, когда луна совсем на ущербе будет. Как сойдешь, иди по
дорожке, что справа, она одна там, не спутаешь. Отсчитай пятьсот шагов.
Тут еще раз направо поворачивай, еще триста шагов. По сторонам не смотри,
только шаги считай, чтобы тебе не сбиться. Там стань да узелок этот в
землю и закопай и будет тогда все по-твоему." Она так и сделала. Выбрала
ночь, когда луна в ущербе, поехала, отсчитала все шаги и закопала узелок
там в землю. Месяц проходит, ничего с тем парнем не делается.
Засомневалась, она, опять к той "черной бабке" поехала. Лучше б не ездила.
Успокаивает ее бабка, говорит: "Не сомневайся, умрет твой Валерий-то".
Девка аж в голос закричала: "Как умрет?! Я же не просила об этом! " "Мало
что не просила. А узелок-то где закопала? На кладбище. Туда и свезут его
скоро." Девка запричитала, что не видела она, где закопала, темно было. И
не надо этого, не хочет она! "И не отпирайся, милая, - отвечает бабка, -
на то и свидетель есть. Борька, ты здесь?" И вот откуда-то, из темного
угла чтото непонятное появилось, шар какой-то мохнатый, и прыг ей,
старухе, на плечо. "Ну что, видел, как шла она на кладбище?" И тот комок
мохнатый запищал: "Видел! Видел! " "Умрет Валерий-то?" Комок радостно
подхватил:
"Умрет! Умрет! " Тут девица эта со стула так и сползла, вроде обморока
у нее случилось от этого всего. С того раза заикаться стала. И вот,
стерва, приезжала ко мне не за него, ведь, не за Валеру своего, просить,
хоть могла бы, а за себя.
Она, мол, несчастная! Заикаться стала."
- Я не успел спросить, - продолжал Олендер, - помогла ли она ей, как за
окном послышался звук подъезжающей машины. "Гони их всех! - крикнула
Баранникова кому-то из своих домашних. - Очумели они все что ли? Суббота
ведь! " Тогда я стал просить ее, чтобы приняла приехавших - мне интересно
было увидеть ее "за работой". Вошел военный летчик, капитан, кажется,
пропустив вперед себя женщину, худенькую, как подросток, видно, жену.
Очевидно, они были у колдуньи раньше, потому что она, сразу узнала их и
спросила отрывисто: "Ну как, нашли?" В ответ капитан молча протянул ей
маленькую пластмассовую коробочку. Заглянув в нее, она кивнула и передала
коробочку мне. Я увидел несколько маленьких согнутых ржавых гвоздей и
"венков" из перьев, перехваченных кое-где ниткой. Я уже знал, что это
такое. "Гвозди. Видел - гнутые? Они их всегда засылают. Либо "венок", либо
гвозди. А здесь, видишь, и то и то. Мало им показалось. А иной раз еще и
щепка окажется. Тоже бывает."
Оказалось, с месяц назад жена летчика стала вдруг буквально таять.
Потеряла за эти несколько недель килограммов двадцать. Появилась слабость,
апатия, не хотелось жить. Анализы ничего не давали, а врачи, как это
бывает всякий раз в подобных случаях, выписывали лекарства и давали
советы, которые оказывались бесполезны. Они не знали, не могли понять, что
то, что происходило с ней, было не по их части. Летчик метался в поисках
спасения, когда случай и вывел его на Валентину Баранникову. Сейчас, в
свете вечернего солнца, очевидна была не просто худоба его жены, а
какая-то даже прозрачность. Когда они приехали первый раз, только взглянув
на нее, Валентина сказала: "Поезжайте скорей домой, распорите перину, на
которой спите. Переберите по перышку. Что найдете, везите ко мне."
Она не стала говорить, что именно могут найти они там. Она знала. Когда
капитан с женой собрали в коробочку, что оказалось там, то отправились
сначала даже не к ней, а к теще, ей показать - как мол, могло все это
оказаться там? Ведь перину-то она сама готовила. Та только за голову
схватилась. "Теперь сожги все, - сказала Валентина, возвращая коробочку. -
И гвозди тоже в огонь. По луне - сегодня самое время." Когда же летчик,
чуть ни со слезами благодаря ее, ушел в сопровождении все такой же
безучастной жены, и машина их отъехала, Валентина заключила: "Это какими
же дураками надо быть, чтобы к теще ехать! Она-то разве могла бы? Родной
дочери-то? Есть еще дураки. Я могла бы сказать, кто сделал. Но зачем? Вот
запалит он костер-то, да бросит все это в огонь, никогда больше к ним не
сунется. Обожжется! " И довольная, она засмеялась чему-то, понятному ей
одной.
Баранникова и то, что делает она, не есть нечто исключительное. Таких
"бабок"
сегодня сохранилось немало. Затаившись, они пережили лихолетье,
продолжительность не в одно поколение. Как пережили этот срок и другие -
те, кто не утратили и не забыли злого искусства наводить на людей порчу,
насылать болезнь и недуги. Противоборство их, идущее, наверное, с тех пор,
как в мире появились добро и зло, продолжается по сей день.
Услышав о Баранниковой, когда был в Киеве, я собрался было навестить
ее, но узнал, что какое-то время назад она исчезла. "Уехала", - лаконично
отвечают те, кто разделяли с ней кров. На вопросы: "Куда? Когда вернется?"
- молчаливое пожатие плечами.
Я знаю, время от времени некоторые из таких людей исчезают. Очевидно,
на то у них бывают свои причины. Правда, я не встречал еще, чтобы кто-то
внезапно уехавший так, возвращался. И на это тоже, остается предположить,
существуют свои причины.
4. ЦЕЛИТЕЛИ. НА НЕВЕДОМЫХ ПУТЯХ
По благодати и без нее Напомню: некоторые считают, что болезнь, как форма
страдания, есть искупление, погашение зла, совершенного человеком в этом
или в прошлом его рождении. С величайшим уважением и симпатией относясь к
этой точке зрения и к людям, которые ее разделяют, я чувствую все-таки,
что что-то не дает мне принять ее до конца.
Это как бы дверь, я вижу ее, она открыта, но войти в нее я не могу. И я
пытаюсь понять, что мне мешает.
Мне кажется, я начинаю понимать: это сама готовность таким образом все
объяснить и ответить на все вопросы. В реальности, встающей за этой точкой
отсчета, я присутствую лишь частично. Там же, где пребываю я, царят скорее
"произволы Господни". Кто чувствует, как я, легко поймет, что я имею в
виду.
Почему и зачем я вообще заговорил здесь об этом? Только чтобы сказать о
тех целителях, которые делают свое дело вне понятий кармы, не видя в
болезни ни воздаяния, ни искупления за прошлое зло. Таковы целительства
многих христианских святых. Московское княжество уже много лет платило
тяжелую дань Золотой Орде, и не было случая, чтобы посланец хана привез
весть, которая означала бы что-то, кроме новых тягот и горя. Так было и на
этот раз. Хан Чанибек Тайдула прислал Московскому Великому князю Иоану
Иоановичу письмо, в котором требовал от князя прислать к нему "человека
божьего", Московского митрополита Алексия*, чтобы тот помолился о
даровании прозрения его жене. Жена же его была слепа к тому времени уже в
течение трех лет. Но главное, письмо хана содержало важное политическое
условие. Вернее, угрозу: "Если, - писал хан, - по его молитве исцелится
моя жена, то ты в мире со мною, будешь, если не пошлешь его ко мне, то со
огнем и мечем пройду по твоей земле."
Само то, что сохранение мира связывал хан с исполнением задачи, которая
заранее должна была бы казаться невозможной и невыполнимой, говорит о том,
что целью этой его акции, очевидно, был просто набег. Но коль скоро
княжество все время исправно платило дань, хану нужен был предлог. Не
исключено, что такой ход мог быть подсказан хану и кем-то из других
русских князей, соперников великого князя Московского.
В такой обстановке, в таких обстоятельствах святой Алексий в
сопровождении клира отправился в Золотую Орду. То, что последовало, можно
комментировать и пытаться объяснить как угодно. Когда митрополит совершил
молебен и окропил женщину святой водой, она прозрела. Москва была спасена.
Осыпав дарами святого и прибывших с ним, хан с миром отпустил их обратно.
Перстень, которым хан наградил святого, хранился с тех пор в патриаршей
ризнице. Цел ли он сейчас, сохранился ли, пройдя жестокое время, не знаю.
Бессмысленное и неблагодарное дело, как видится мне, пытаться понять,
найти объяснение, почему одним молитва во исцеление помогает, а другим -
нет. Не только с каким-то злом, совершенным или несовершенным когда-то, но
даже с верою или неверием болящего оказывается трудно и невозможно это
связать. И нет этому, как и многому другому, как видится мне, иного слова,
кроме как все того же:
"произволы Господни".
Не привожу здесь длинного перечня других целительств и чудес,
совершенных святыми. Упомяну только одно, более близкое к нам по времени.
Это "исцеление по телеграфу" Иоанном Кронштадтским наследника болгарского
престола Бориса*, от которого отступились было уже все светила тогдашней
медицинской науки. Иоанн награжден был болгарским орденом.
Всегда ли, однако, святость и благодать были условием такого
целительства?
Как-то великая княгиня Анастасия с сестрой гостили в Киеве в подворье
Михайловского монастыря. Проходя по монастырскому двору, они заметили
монаха, занятого колкой дров. Подошли, разговорились. Оказалось, монах
дважды пешком совершал паломничество в Иерусалим, побывал во многих
русских обителях. Во всем этом не было, правда, ничего примечательного. В
те времена на Руси было немало таких людей, ищущих Бога. Но сам разговор с
монахом, его суждения показались великой княгине любопытны. Она спросила
его имя, он был приглашен княгиней в Петербург и какое-то время спустя
оказался представлен царской семье. Как вы уже догадались, я говорю о
Распутине.
Об этом человеке написано и сказано очень много. Об удивительных его
способностях, равно как и о пороках. Не буду повторять ни того, ни другого
- это было бы невозможно, да и ни к чему. Замечу только, что, в отличие от
целителей, о которых говорилось выше, претендовать на благодать оснований
у этого человека было крайне мало. Но тем не менее он лечил. Лечил не
только тех, кто верил ему слепо, но и тех, кто исполнен был скепсиса к его
способностям и к нему самому.
Вот как описывал это один из современников и свидетель происходившего:
"Болел кто-нибудь головой и лихорадкой - Распутин становился сзади
больного, брал его голову в свои руки, нашептывал что-то, никому
непонятное, и толкал больного со словом "Ступай! ". Больной чувствовал
себя выздоровевшим. Действие распутинского нашептывания я испытал на себе
и должен признаться, что оно было ошеломляющим."
Небезынтересно привести в этой связи рассказ секретаря Распутина об
исцелении его сына. "Мой второй сын уже долгое время страдал болезнью,
которая считалась неизлечимой. Его правая рука постоянно тряслась, и вся
правая сторона была парализована. Он ежегодно несколько месяцев должен был
проводить в кровати.
Когда я услышал от Вырубовой и других дам о способности Распутина
излечивать болезни, я его несколько раз просил помочь моему сыну. Но он не
соглашался на исполнение моей просьбы и всякими путями изворачивался. Во
время одного из его деловых посещений он увидел на моей квартире в очень
жалком положении моего сына, и его, наверно, охватило сострадание к нему.
Не спуская с него глаз, он предложил мне привести его рано утром, пока он
еще не встал, к нему. Мой сын должен был поджидать Распутина в одной из
комнат, а я разбудить его, но так, чтобы он меня не видел.
Я привез моего больного сына на квартиру Распутина, посадил его в
кресло в столовой, сам постучал в дверь спальни и быстро покинул его
квартиру. Мой сын домой вернулся через час. Он был излечен и счастлив.
Болезнь больше не возобновилась. Он рассказывал, что его лечение
производилось Распутиным следующим образом:
Распутин вышел к нему из своей комнаты, сел против него в кресло,
опустил на его плечи свои руки, направил свой взгляд ему твердо в глаза и
сильно затрясся.
Дрожь постепенно ослабевала, и Распутин успокоился. Потом он вскочил и
крикнул на него: "Пошел, мальчишка! Ступай домой, иначе я тебя выпорю."
Мальчик вскочил, засмеялся и побежал домой." Но если Распутин, следуя
нормам своего времени и своего круга, иногда прибегал хотя бы к
поверхностным, внешним формам благочестия, современные
экстрасенсы-целители, как правило, не видят нужды делать этого.
Одно время по первой программе Центрального телевидения ровно в 7.15
утра в самой популярной передаче, которую смотрят миллионы людей,
появлялся человек в легкой спортивной безрукавке, который говорил примерно
следующее:
- Сегодня я постараюсь помочь тем, кто... (далее он называет область
заболевания или его симптомы). Сядьте удобно. Приготовьте стакан или чашку
с водой. В ходе сеанса я заряжу ее, вы будете пить в течение дня и
почувствуете облегчение. Боли пройдут. Разомкните руки и ноги, закройте
глаза. Смотреть на меня не обязательно. Старайтесь прислушиваться к тому,
что в это время будет происходить с вами.
Это известный экстрасенс и целитель Аллан Чумак. Если вы не закрыли
глаза, вы могли бы увидеть на экране, как, делая пассы руками, временами
беззвучно шепча что-то, он снимает боль, исцеляет суставы или сосуды и,
судя по письмам, по десяткам тысяч писем, действительно помогает многим. С
благодарностью пишут люди, страдания которых многие годы не могла
облегчить медицина, люди, потерявшие было надежду.
Другой целитель, человек исключительной сенситивной силы -
Кашпировский. Он также часто появляется на экранах телевизоров и
удивительным, необъяснимым исцелениям, связанным с его именем, нет числа.
При этом наблюдателю со стороны может показаться, будто он почти не
прилагает или вообще не прилагает никаких усилий.
Не стану приводить здесь ни рассказов о самих этих случаях, ни
комментариев коллег-медиков, состоящих либо из изумленных восклицаний,
либо из неодобрительного бормотания, в котором очень уж явно
просматривается профессиональная зависть. Впрочем, речь здесь о другом -
не о том или ином экстрасенсе-целителе, а о том, как соотносится сама эта
способность с дарами духовными и тем, что называют благодатью.
Я знал священника, который попробовал развить в себе эту способность -
целительство, и у него это стало получаться. Прихожане начали замечать,
что после благословения у некоторых исчезла боль, у других проходили
болезни. Об этом стали говорить. Однако, когда разговоры дошли до него, он
после мучительных раздумий и колебаний прекратил эту практику.
- Они ведь полагали, что это от благодати, - пояснил он мне, - и думали
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг