меня просто нет времени, чтобы тратить его на свою особу. Я продолжаю своп
исследования. Ведь для всех, кроме меня, проблема бессмертия потеряла
всякую актуальность. Признаюсь только тебе одной, я боюсь тоже потерять к
ней интерес и поэтому откладываю...
Ольга Нсу рассмеялась. Но выражение ее лица не изменилось, но стало менее
тревожным и озабоченным. Судьба мужа беспокоила ее. В этом прочном, почти
абсолютном человеческом мире он один не обладал никакой прочностью. Он
был, как все биологические существа - индивиды на Земле, от слона до
бабочки, кроме человека, кратковременен, относителен, почти эфемерен.
Невеселые мысли Ольги Нсу прервал тихий гудок отражателя. Она взглянула на
экран. Оттуда глядело на нее незнакомое лицо. Густой низкий голос, однако
же полный странной неуверенности и замешательства, произнес:
- Вы Ольга Нсу. А я, кажется, Олег Нар, корреспондент "Квантовой Зари".
Ольга Нсу рассмеялась.
- Нар вы или не Нар?
- Кажется, все-таки Нар.
- Вы хотите меня в этом убедить или просите, чтобы я вас в этом убедила?
- Нет. Впрочем, да. И нет.
- Вам не хватает только уверенности или еще чего-то?
- Для моей уверенности недостает самого главного. Ведь я, так же как вы,
абсолютен, бессмертен. Но вечное во мне еще не слилось с временным. Мой
характер не изменился. Н чувства тоже остались прежними.
- Я уже оценила вашу откровенность. Но ваш звонок ко мне вызван, вероятно,
не только желанием поделиться своим самочувствием и настроением.
- Я хотел узнать, - сказал Нар, - почему ваш знаменитый муж откладывает
свою субмолекуляризацию?
- Это известно вам одному, - спросила Ольга Нсу с тревогой, - или это уже
знают многие?
- Пока мне одному. Но стоит нам опубликовать короткую заметку, и будет
знать вся солнечная система.
- Я уже догадываюсь.
- О чем?
- Вам очень хочется порадовать солнечную систему своим сенсационным
сообщением.
- Если бы мне этого хотелось, я давно бы это сделал.
- Что же вас удерживает?
- Я хочу понять вашего гениального мужа. Мысль о том, что среди нас,
абсолютных, вырванных из цепких объятий времени, есть один смертный, не
дает мне покоя.
- Вы тревожитесь о нем? - спросила Нсу. - Боитесь, как бы он не умер
случайной смертью?
- Я тревожусь не о нем, а о себе и обо всех, в том числе и о вас. Что это
значит? Не поспешили ли мы? Не сделали ли мы роковую, неисправимую ошибку?
- Вас интересует философский аспект проблемы? Не так ли? Так почему же вы
обращаетесь не к философам, а ко мне?
- Меня интересует человеческий аспект проблемы. Только человеческий. И
поэтому я обращаюсь к вам. Жена академика Лодия должна знать истинные
мотивы поведения мужа.
- А если не знает?
- Исходя из логики, должна.
- Ему некогда. Он занят. Вот и вся причина.
- Вы уверены в этом?
- О, если бы я была в этом уверена!
До напряженного слуха Олега Нара донеслись всхлипывания. Затем экран
отражателя покрылся пеленой отчуждения. Нсу отключила себя от свидетеля
своей нечаянной слабости.
5
- Я почти бог, - сказал Нар своей жене, ложась спать. - Почеши,
пожалуйста, мне спину.
- У бога не должна чесаться спина. Богу не мешало бы принять ванну.
- По-твоему, у бога не должно быть никаких желаний?
- Оставь, Олег. Это мне надоело. Ты воображаешь, что стал Аристотелем или
Спинозой от того, что сходил на пункт субмолекуляризации? Не забывай, что
там побывало несколько миллиардов. Но никто, кроме тебя, не вообразил себя
богом.
- У них не хватает воображения. Так же, как и у тебя.
- Откуда ты это знаешь?
- Ты думаешь, все изменилось с тех пор, как открылись
субмолекуляризационные пункты?
- Я ничего не думаю, Олег. Я устала. Я устала от тебя за эти три недели. С
тоской я думаю о том, что прошло всего двадцать дней, а впереди еще целая
вечность.
- Разве тебя это не радует?
- Радует. Но меня бы это радовало еще больше, если бы ты не воображал себя
богом.
- А кто же я, если не бог? Кто? Человек, в чьем распоряжении вечность,
вправе так о себе думать.
- Сколько я тебя знаю, ты всегда был слишком высокого мнения о себе. Можно
подумать, что ты предвидел субмолекулярные пункты и абсолютную власть над
временем.
- Обойми меня. II поговорим о чем-нибудь временном и мимолетном.
- О чем, Олег?
- Ну, хотя бы о нашей любви.
- Разве она кончилась от того, что мы стали бессмертны?
- Не знаю. Я бог, я вечное существо. Но я еще мало знаю о вечности.
- Олег, перестань называть себя богом. Мне стыдно за тебя.
- Лучше обойми меня. Мне нужно встать рано и писать статью.
- О чем?
- О любви... Редактор утверждает, что читатели хотят знать, какой станет
любовь теперь, когда в распоряжении любящих целая вечность.
- Почему он поручил это тебе?
- А я знаю? Он сказал: "У вас есть воображение, Нар. Вам придется
заглянуть в будущее. А на это не все способны". Его слова польстили моему
самолюбию.
- И что же ты напишешь?
- Еще не знаю. Мне нужно выспаться и набраться сил. Почеши, пожалуйста,
мне спину. Когда ты чешешь, мне кажется, что все осталось прежним, как
было до этих пунктов. Забыл их название.
- Субмолекулярных, Нар.
- Мне хочется забыть это слово. А тебе? Я все смотрю на тебя и ловлю себя
на опасной мысли, что ты не изменилась. Может ли это быть?
- Может, Олег. Все может быть. Это сказала мне одна старуха, не пожелавшая
пойти на пункт.
- И она так и не пошла?
- Нет. Это ведь дело добровольное. Она осталась дома и до сих пор не может
решить - стоит или не стоит?
- Где она живет? Ты знаешь ее адрес?
- Его можно узнать. А что?
- Я хочу помочь ей сделать выбор. Свой я уже сделал. Но мне хочется еще
раз пережить этот миг, миг сомнения. Разбуди меня пораньше.
6
Ольга Нсу, молодая и энергичная, не любила тратить драгоценное время на
встречу с утраченным. Она не любила вспоминать. Ее жизнь была наполнена
настоящим, всем тем, что приносил огромный мир. Зачем оглядываться на
прошлое? Но с тех пор, как она стала вечной, ее начали томить и услаждать
воспоминания, как восьмидесятилетнюю старуху. Она не могла отдать себе
отчет, почему это происходило. Ведь впереди были тысячелетия, подаренные
ей наукой. И тем не менее она не могла избавиться от воспоминаний.
Прошлое, состоящее из мимолетных минут и мгновений, словно дразнило ее.
Ей являлось то ее детство, то юность. Она мысленно видела ту местность, в
которой жила вместе с матерью, отцом и сестрой. Там было множество рек,
речек и озер. И когда она садилась в маленький детский вездеход, они
говорила автоматическому водителю:
- Тин, остановись в том месте, где пасутся пятнистые олени. Я хочу
взглянуть на них.
- А я не хочу, - ответил своенравный робот. - Терпеть не могу пятнистых
оленей.
- Ну, Тиник. Я тебя прошу. Ты такой добрый.
- Не льсти мне, - ответил автомат. - Я ипохондрик. Не нужно лакировать
действительность. И кроме того, мы можем опоздать в школу.
- Ипохондрик? Что это такое? Это очень красивое слово.
- Все слова красивы, когда они не льстят.
- Ну, Тин. Ну, ради твоих родных.
- У меня нет и не было родственников. Ну, так и быть, я остановлюсь.
Плыли ленивые облака. И вода в ручьях звенела. Грохотал водопад. На ветке
сидела синяя белка. Мгновения тоже плыли, как облака.
- Тин, хочешь, я расскажу тебе сказку?
- Сказка - ложь. А я люблю истину. О чем же твоя сказка?
- О тебе, Тин. И обо мне. И об этих облаках, которые плывут над лесом.
- Ну, пора. Собирайся! Не то мы опоздаем в школу.
Как далеко детство! Ольга Нсу недавно летала в тот край. На месте были
ручьи, речки, озера, леса и даже облака. Паслись пятнистые олени там же,
где бродили раньше, возле скал, пахнущих лиственничными ветвями и смолой.
Но чего-то не хватало там, Ольга не могла понять, чего. Чего-то такого,
что было и исчезло.
Свой детский вездеход она нашла в сарае, там же обнаружила и
Тина-водителя, погруженного в вечное молчание.
Милый Тин, чудесный ипохондрик, сколько раз мы опаздывали с тобой в школу,
заглядевшись на лесную синеву, на плывущие облака или на стройные ноги
оленьей важенки!
Воспоминания несли Нсу дальше, сквозь детство в юность. С Лодием они
познакомились на площади большого города возле памятника Уотсону и Крику.
Нсу с удивлением смотрела на памятник. Вместо двух фигур там, на
пьедестале, застыло три.
- Кто же третий, с бородой? - спросила Ольга Нсу высокого человека,
стоявшего рядом.
- Чарльз Дарвин, - ответил он.
- А при чем тут Дарвин?
- Дарвин совершил самое крупное биологическое открытие в XIX веке, а
Уотсон и Крик в XX. Они в интеллектуальном родстве.
- Я проходила это в школе, - сказала Нсу.
- Но почему же вы не узнали Дарвина?
Нсу смутилась. Уж очень строгое лицо было у этого молодого человека,
типичное лицо экзаменатора.
- Кто вы? - спросила Ольга Нсу.
- Пока никто. Аспирант. Специализуюсь на субмолекулярной биологии.
- Пока. Ну, а потом?
- Вы хотите заглянуть в мое будущее? Не нужно. Если мне удастся
реализовать одну идею, будущее навечно сольется с настоящим.
- Что вы хотите сказать?
- Когда-нибудь мне удастся отнять у людей страх смерти.
- Ведь не все ее боятся.
- Но почти все ее не хотят.
- Я не понимаю.
- Сейчас объясню. Если мне удастся то, что я задумал, вы будете жить почти
вечно.
Нсу рассмеялась.
- Благодарю вас за остроумную шутку. Но ваши слова мне понравились больше,
чем ваша мысль. Слово "почти" нельзя ставить рядом со словом "вечность".
- Другим нельзя. А мне можно, - сказал молодой человек.
- Да, я вижу, вы себе разрешили все, даже говорить нелепости.
И они пошли вместе по улицам, еще не придавая большого значения этой
встрече.
В языке еще существовало доживающее свой век слово "судьба". Оно возникло
еще в те наивные времена, когда человек ставил себя в центре мира и
воображал, что вся Вселенная занята только им. Но если не судьба, то
случай. Памятник двум биофизикам, открывшим информационные и
наследственные свойства нуклеиновых кислот, был той точкой, в которой
пересеклись жизни Нсу и принципиального противника смерти.
Воспоминания несли, несли Нсу дальше. То, что она приняла за шутку,
оказалось истиной: Лодий действительно работал над решением проблемы,
которая всем представлялась неразрешимой.
- Чем занимается ваш муж?- спрашивали знакомые Ольгу Нсу.
- Поисками абсолюта.
- Кажется, так называется повесть Оноре Бальзака?
- Да, Бальзак этими словами осудил своего героя.
- Героя легче осудить, чем мужа, - отвечали знакомые.
- Прежде, чем его, мне бы пришлось осудить самое себя. Я работаю в его
лаборатории.
Изучение клетки в свое время вели десятки тысяч ученых. Цитология стала
самой актуальной наукой еще сто лет назад, когда специалисты поняли, что
сложность и загадочность клетки может привести в отчаянье самый мудрый,
терпеливый и оптимистически настроенный ум. Постепенно клетка поддалась и
перестала быть загадкой. От клеточного уровня ученые перешли к
субмолекулярному и молекулярному уровню изучения живого. И только тогда
ученые воочию увидели принципиальную разницу между физикой и биологией.
Физика - это наука о вероятностях. Биология - наука о невероятном. Это
сказал еще знаменитый биохимик XX века Альберт Сент-Дьердьи. Он же сказал,
что в живом организме становятся возможными реакции, которые кажутся
физику невозможными и невероятными. Когда была вскрыта гробница
Тутанхамона, оказалось, что за 3000 лет его завтрак не окислился. Такова
физическая вероятность. Но если бы фараон воскрес и сам съел свой завтрак,
то завтрак сгорел бы очень быстро. Такова была биохимическая вероятность.
Сам фараон представлял собой очень сложную и высокоорганизованную
структуру ядер и электронов, статистическая вероятность которой близка к
нулю.
Лодий развивал идеи Сент-Дьердьи, глубоко оценив его мысль о
статистической парадоксальности живого организма.
Природа и эволюция дали почти бессмертие роду и виду, ограничив индивид.
Но в человеческом обществе индивид стал высокоинтеллектуальной личностью,
которой трудно было примириться с биологическими границами своего бытия.
Над каждым висел цейтнот. Каждому действительность напоминала о сроках. Но
тут как бы раскрылись две действительности. Одна, физическая
действительность, состояла как бы из действительного и возможного,
утверждая закон вероятностей. Другая действительность, биологическая,
состояла из действительного и парадоксального, казалось бы, невозможного.
Еще в конце XX века биологи столкнулись с противоречием в развитии науки о
живом. С одной стороны, огромные успехи в раскрытии тайн генотипа,
наследственности, всего, что связано с эволюцией рода и вида, с другой -
полная неудача в раскрытии загадки развития фенотипа, индивида, того, как
осуществляется заданное в наследственности и "записанное" самой природой в
нуклеиновых кислотах. Ученые бились над вопросом: как оплодотворенная
яйцеклетка, бесформенный комочек протоплазмы может превратиться в
человека? Как одна простая клетка может превратиться в великое множество
специализированных клеток, составляющих организм человека?
И только в XXI веке ученые подошли к разрешению этой сложнейшей из
проблем. Молекулярный и субмолекулярный уровень изучения малого и
отдельного, объединенный с пониманием целостного организма, помог ученым
разгадать загадку осуществления заданного наследственностью и хранящегося
в устойчивости нуклеиновых кислот. Вот тогда-то Лодий пришел к дерзкой,
поистине федоровской идее соединить родовое с индивидуальным, сделать
индивид таким же бессмертным, как род.
7
- Нсу, - спросил Лодий, - что ты так смотришь на меня, словно мы на
космическом вокзале? Я же не улетаю за пределы солнечной системы. Я
всего-навсего только лечу в институт. Двадцать минут пути...
- Двадцать пять, Лодий.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг