сколько сердце. Мой разум мог объяснить мне, почему она разлюбила меня и
полюбила другого, но чувства все равно продолжали спрашивать - почему?
Ведь она недавно еще любила меня, за это время я не стал глупее,
бессердечнее. Я остался таким, каким был. И все же это случилось.
Она страдала не меньше меня и иногда заходила ко мне. На ее лице я видел
жалость. Это меня оскорбляло, и мы расстались".
Наступила тишина. И Марина сказала мне:
- На сегодня хватит.
Мы вышли. И она закрыла дверь на ключ.
21
Прошла неделя.
Я снова с волнением слушал продолжение рассказа Володи.
"Вакуум! Мне слишком рано удалось узнать, что это такое. И только на
щедрой, доброй, красивой Земле я забыл о нем. Но после того как ушла от
меня Зоя, я решил покинуть добрую, щедрую Землю. Меня по моей просьбе
отправили на Марс вместе с геологической экспедицией. Помощник начальника
экспедиции, энергичный и расторопный человек, заранее позаботился обо
всем. Он захватил с собой не только все необходимые продукты, но и грохот
речных перекатов, шум водопадов, лепет березовых рощ, свист и пение птиц.
Он захватил с собой шепот влюбленных, детский смех, грохот морских волн,
набегающих на песчаный берег, "снятых" с помощью электронно-оптических и
акустических аппаратов. Он ничего не забыл, этот сверххозяйственный и
предусмотрительный человек.
Он был весь наполнен, туго, до отказа набит земной веселой жизнью, этот
толстенький человечек, умудрявшийся суетиться там, где отсутствие земного
притяжения, казалось бы, должно было ему напомнить о том, что пора бы и
остепениться. Его звали Лодочкин, Сергей Лодочкин. Он был родом из
древнего и веселого города Одессы. И он умел рассказывать смешные и
забавные истории.
Глядя на Сергея Лодочкина, я думал: "Как он похож на Землю, эту веселую,
щедрую и чуточку легкомысленную планету". Вероятно, так же думали и другие
участники экспедиции, слушая смешные истории возле перегородки, отделявшей
нас от бездушной и страшноватой бездны, от ничто. Своими смешными
историями веселый одессит пытался победить ничто, уговорить и заворожить
страшную бездну за перегородкой.
Сергей Лодочкин помог нам скоротать время. Он был дотошен, и ни одна вещь
не утратила своих земных свойств, оказавшись вместе с нами на Марсе.
Забегая вперед, я напомню один эпизод из моей жизни астрогеолога. Однажды
в песчаной, безводной и безатмосферной пустыне, где я блуждал, разыскивая
товарищей по партии, я вдруг услышал голос кукушки. Он напомнил мне не
только о запасах Лодочкина, но и о том, что, кроме песчаной пустыни,
существует еще другой, бесконечно более прекрасный мир. Изумленный, я
ловил эти земные, лесные ясные звуки, думая, что это галлюцинация, что
меня обманывает слух.
"Ку-ку! Ку-ку!"
Голос кукушки доносился до меня будто с Земли, из ее еловых, сосновых и
березовых лесов, преодолев расстояние в несколько сот миллионов километров.
"Ку-ку! Ку-ку!"
Ее голос словно играл со мной. Он был здесь и далеко, рядом и нигде. И в
эти минуты я забыл о том, что стою на мертвом, холодном песке марсианской
пустыни, затерянный в бесконечности. Голос кукушки принес мне запах лесов,
земную щедрость и доброту".
22
"Я никогда не думал много о себе. Меня всегда остро интересовало то, что
было вне меня: люди, вещи, явления, события. Я готов был даже простить
людям пошлость только за то, что они люди. Помню, как Лодочкин, то плавая,
то вися в безгравитационной среде несущегося космолета, убеждал нас:
- Будьте внимательны к еде. Ешьте то, что полезно. Я все учел, все.
Счастливые крысы умеют синтезировать в своем организме аскорбиновую
кислоту. Морской свинке и человеку природа отказала в этом. Мы вынуждены
принимать витамины вместе с пищей.
И он начинал перечислять все сорта продуктов и все виды витаминов, которые
он везет с собой.
Сергей Лодочкин! Он стал только воспоминанием. Его уже нет в живых. Марс,
его отнюдь не щедрая к людям суровая среда расправилась с Сергеем раньше,
чем с другими. Сергей Лодочкин, по его собственному выражению, отдал
концы. Мы похоронили его в холодном марсианском песке, который не смогло
бы согреть даже земное горячее солнце. Вот солнца-то и не догадался
захватить этот бесподобный администратор. Да и как доставишь его на Марс с
Земли? Оно слишком большое и слишком щедрое. Новый администратор Карл
Шмидт, хотя и не был таким щедрым, как Лодочкин, тоже умел посмеяться и
пошутить:
- Опять вдыхали запах мяты и черемухи! Опять слушали крик петуха! Надо
экономить! Куда это годится! Перерасход. А Земля далеко. Быстро сюда не
доставишь.
Шуткой он хотел облегчить нашу вину, а заодно и свою жизнь.
Нет, не легкая жизнь была на Марсе, где всего не хватало: и воздуха, и
тепла, и воды. Воздух, вернее - земную биосферу, мы носили с собой,
разумеется, в тех размерах, которые были нам по силам. Биосферу в
миниатюре. Человеку нужна среда, так же как и животному. Но животное,
передвигаясь, не может захватить с собой необходимый ему мир, а человек
может. Мы передвигались, разыскивая полезные ископаемые, и вместе с собой
несли все необходимое - воздух, воду и пищу.
Избаловал нас покойный Сергей Лодочкин. Отправляясь в маршрут, мы думали
не только о воздухе, воде и еде, мы старались захватить с собой и то, что
нужно не только для желудка и дыхания.
Как-то я сказал Карлу Шмидту:
- И соловьиного пения тоже подкинь. Иногда доставляет удовольствие.
- Ишь чего захотел! - рассмеялся Карл. - Свист. А зачем он тебе?
- Нужно.
- От этого продукта больше вреда, чем пользы. Я с врачами советовался.
Говорят, действует на нервы, заставляет тосковать по Земле.
- А почему же немножко и не потосковать? Иногда это бывает даже необходимо.
Меня сопровождали три робота: Биль, Джек и Ле-Рой.
Джек и Биль - роботы как роботы: аккуратные, исполнительные,
дисциплинированные. А с Ле-Роем было не так просто. Уж не нарочно ли мне
подсунул администратор Шмидт эту упрямую машину с большим дефектом в
программе? Ле-Рой выделывал всякие штуки: вдруг исчезал неведомо куда,
отлынивал от работы. Создавшие его конструкторы, по-видимому, не без
умысла включили в его программу то, что никак не вязалось с сущностью
автомата, - лень. Робот-лентяй - это нечто неслыханное и
непредусмотренное. Лень-то и делала Ле-Роя более человечным, чем ему
полагалось. У Биля и у Джека не было никаких недостатков. И, может,
поэтому мне было с ними скучно. Ле-Рой же своей ленью и медлительностью
иногда меня развлекал. Он любил поваляться - странная привычка у автомата.
Как его только пропустила комиссия, отбиравшая вещи на Марс?
Да, лень и неповоротливость. Я был рад им, как подарку. Иногда Ле-Рой
выводил меня из себя. Но и в этом было нечто человечное и человеческое. На
Биля и Джека невозможно было сердиться. Это были вещи точные,
исполнительные. Никогда не ошибающиеся вещи. Но я слишком много говорю о
вещах.
У них не было ни щек, ни ушей, ни глаз. Но спины у них были совершенно
человеческие - дань, отданная современной техникой отнюдь не современному
иллюзионизму. Иногда я шел нарочно позади них, обманывая себя. Казалось,
впереди меня идут люди. Я не один. В каждой спине есть нечто характерное.
У них тоже были характерные спины. Но самая характерная спина была у
Ле-Роя. Его спина соответствовала его характеру. Это была спина лентяя,
которому не терпится скорее присесть или прилечь.
Ради щедрой, доброй Земли и ради людей я прибыл сюда, на Марс. Я знал, что
встречусь здесь с трудностями. Но пока я не жалел об этом. Я делал свое
дело. Роботы помогали мне. Без них я не мог бы сделать ни одного шага. Они
несли на себе тот кусок земной биосферы, тот маленький островок, без
которого я не смог бы прожить здесь ни одной минуты. Мне нужен был
кислород, вода, пища, тепло. Только тут на Марсе да еще на космической
станции можно было со всей остротой почувствовать железную силу
детерминизма, связь живого организма со средой. На щедрой, доброй,
красивой Земле человек забывал, что он, кроме всего прочего, еще и
организм".
Наступила пауза. Марина вошла и выключила "память".
- Не сердитесь, Микеланджело, - сказала она, - на сегодня довольно. Дайте
ему отдохнуть, а заодно и себе.
- Ему? Разве он... Он ведь не существует как личность, не правда ли?
Марина рассмеялась не совсем кстати.
- И существует и не существует. Но не в этом дело. А личность ли он? Вот
это мы и хотим узнать. В какой мере оторванная от человеческого организма
память может сохранить что-то от личности? Организм как целое - это ведь
тоже интересная проблема.
- Меня в нем интересует не организм, а человек.
- Меня тоже, - сказала Марина.
23
Астрогеолог Володя называл нашу планету щедрой, доброй Землей. Но ведь не
всегда она была такой щедрой и доброй, ведь такой ее сделал человеческий
труд.
И вот на днях я узнал, что люди собираются сделать добрым и щедрым
неуютный, холодный Марс. Коммунистическое общество приняло решение создать
на Марсе атмосферу и биосферу.
Пройдет несколько десятилетий, и люди, работающие на Марсе, не будут
терпеть те суровые лишения, которые испытал астрогеолог Володя.
Где бы я ни появлялся, везде я слышал о Марсе и о том, каким он станет
через двадцать-тридцать лет. Об этом говорили пассажиры в машинах быстрого
движения, пешеходы на улицах, строители, созидающие жилища и
экспериментальные институты, люди, прогуливающиеся в парках и садах. Даже
в усталых глазах стариков, смотревших на мир сквозь призму большого
житейского опыта, я заметил юношеский блеск энтузиазма. Старики, вероятно,
завидовали тем парням и девушкам, чей возраст и чьи свежие силы позволяли
надеяться на то, что они примут участие в переделке природы Марса.
В нашем институте тоже все говорили об этом смелом решении, обсуждали
проект и план работ, принятых Советом коммунистического общества Земли.
Все сотрудники института хотели активно включиться в работу по перестройке
Марса. Но Совет коммунистического общества распорядился иначе. Мой отец и
другие руководители института получили указание продолжать исследования,
связанные с расшифровкой уазского послания, а марсианской проблемой должны
продолжать заниматься только те лаборатории, которые имели необходимый
опыт. Таким образом, Уаза и уазцы продолжали быть в центре внимания
сотрудников нашей лаборатории.
Так как грамматики и логики встретились с загадкой уазского мышления,
научное руководство института избрало сложный путь ее решения. Мой отец
считал: то, чего не сумела решить математическая лингвистика, сумеет
решить гипотетическое моделирование странного мышления и видения уазцев.
Это было дело настолько необычное, что оно стояло на грани фантастики, а
иногда и за ее гранью.
Теперь я часто видел своего отца в лаборатории Сироткина. Оба они -
Сироткин и мой отец - подолгу о чем-то спорили.
Лаборатория работала напряженно. Все занимались поисками, от заведующего
до уборщицы. Иногда появлялся беллетрист и фантаст-психолог Уэсли второй.
Мой отец упорно называл его Уэсли-младшим или просто младшим.
- Ну, что принесли, младший? - спрашивал этого франтоватого и молодящегося
человека мой отец. - Выкладывайте свое кредо.
Уэсли второй принимал участие в работе над созданием личности нового
Кумби, своеобразного и причудливого чужого "я", приближенного к
гипотетической среде, странной и небывалой среде, где преобладает
одушевленное над неодушевленным.
Мой отец и верил и не верил в эту затею.
- На старости лет, - ворчал он дома, - стал антропоцентристом! Даже и того
хуже, почти виталистом! Может ли быть одушевленной, то есть живой, среда?
Абсурд! В том и сущность всякой среды, в единстве с которой живет
организм, что она мертвая, иначе бы она перестала быть средой. Правда,
существуют в земной природе организмы, которые живут среди организмов. Их
среда действительно живая. Но это паразиты! Не могу же я допустить, что
уазцы - это организмы среди организмов. Двойной абсурд.
- Если абсурд, то для чего же вы с Сироткиным создаете это странное "я"?
- А для того, чтобы доказать, что это абсурд. Евгений Сироткин... Он
увлекающийся человек. Его настолько увлекла эта идея, что, находясь в
пути, он почти не думает о конечной цели своего движения вперед. Его
интересует не столько Уаза, сколько возможность создать еще одно "я", не
похожее на все другие "я", живые и искусственные. Он прежде всего
кибернетик, конструктор и инженер. А проблема Уазы отнюдь не только
инженерная и кибернетическая.
Уаза! Она у всех была на кончике языка. Про нее сочиняли юмористические
стихи, рассказывали анекдоты. И каждый представлял ее себе не такой, какой
представляли другие.
Я помню, как Уэсли второй, этот удивительный человек, сделавший своей
профессией склонность к вымыслу, рассказывал нам о том, какой он
представляет себе Уазу. Нет, это больше походило на сказку, чем на трезвую
и обыденную реальность. Этот писатель, психолог и фантаст, как он
самоуверенно и откровенно признался нам, в сущности, не в силах был
оторваться от собственной личности, собственных привычек, собственных
переживаний, и, экстраполируя Уазу, он мысленно перенес самого себя на эту
странную планету. И вот им, Уэсли вторым, человеком земным, хотя и пишущим
о внеземном и далеком, овладели страх и даже ужас от одного сознания, что
вокруг него все живое, что под ногами у него организмы и все вокруг живет,
дышит, а значит, и чувствует.
Он долго занимался экстраполяцией, пока не кончилось терпение моего отца.
- Неужели вы не можете оторваться от самого себя, от собственных и сугубо
личных переживаний, взглянуть на гипотетический мир Уазы не лично из себя
и даже не из человека вообще, а как бы посмотреть на все глазами
гипотетического уазца?
- Простите, я писатель, человек, житель Земли, а не уазец. Я могу...
- Не только можете, но должны освободиться от субъективизма. Вы говорите:
страх, ужас. Чепуха! Уазцу, выросшему на своей планете, не придет в голову
такая блажь - бояться своей собственной среды, живая она или не живая.
- А эмоции?
- У них другие эмоции, чем у нас. Человек - это эволюция, осознавшая самое
себя. Уазец - это тоже эволюция, овладевшая сознанием. Но там была другая
эволюция, чем у нас. И перед нами встает вопрос: может ли быть мышление,
построенное на других законах, чем наше? Вот над этим мы и бьемся. Вы
говорите: страх, ужас. А может быть, они вообще не имеют понятия о том,
что такое страх. Может, этого слова нет в их словаре.
- Могу допустить это, но только в том случае, если они бессмертны, -
вмешался в спор Евгений Сироткин.
- А откуда мы знаем, смертны они или бессмертны? Если они обогнали нас на
миллионы лет, то, наверное, они нашли способ предохранить наследственную
информацию от порчи. Если они овладели этой тайной, то слово "страх" для
них звучит так же, как для нас слова "табу" или "групповой брак". Этим
занимаются их историки первобытного мышления.
Почти все сотрудники лаборатории пытались представить себе среду, в
которой жили гипотетические уазцы, и только я один не столько думал о
далекой и загадочной Уазе, сколько о человеке, пребывавшем вне времени и
пространства и все-таки оставшемся человеком. Я часто, слишком часто
открывал уже переставшую быть таинственной дверь, ключ от которой Марина
Вербова доверяла только мне.
И все же я пропустил целых два дня. Мне хотелось повидаться с Таней.
Машина быстрого движения доставила меня в Лесное Эхо. Но сколько я ни
кричал в лесу, ни звал Таню, она не откликнулась. От ее брата я узнал, что
отец их умер, и Таня покинула Лесное Эхо и отправилась на Марс.
Встречусь ли я когда-нибудь с ней? Солнечная система не велика, и всегда
можно разыскать человека, который тебе нужен, если и ты нужен ему. Но был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг