Валентин ГОНЧАРОВ
г. Солигорск
Дом
Дом догорал. Потрескивали обугленные балки, выбрасывая языки пламени и
стреляя дымящимися угольками. Дотла выгорели перегородки, местами
провалился пол, обнажив черное нутро подвала.
Дом медленно умирал.
Он был таким старым, что не помнил точной даты своего рождения. Перед
смертью в памяти возникали лить отрывистые видения: кто-то молодой и полный
сил, в выпущенной поверх штанов рубахе, с огненнорыжей, пламенеющей на ее
белом фоне бородой, обтесывает первое бревно, потом укладывает стропила,
кроет крышу...
Так родился Дом. И хотя век его был неизмеримо более долог по сравнению с
жизнью одного человека, родившись, Дом очень походил на человеческое дитя.
Поначалу он был маленьким Домом, Домом-младенцем, размером в одну комнату,
с крошечными сенями. Шло время, и Дом рос. Из небольшой избенки он стал
Домом-подростком, возмужал, раздался комнатами. Покрытый листовым железом,
перестал бояться дождей, а получив громоотвод, стал снисходительным к
зловещим играм молний.
С возрастом он многое познал, но в отличие от человека ничего не забывал.
Каждая его, даже крохотная деталь заключала в себе воспоминания о том месте
и времени, где и когда появилась она на свет. Дом аккумулировал эти знания,
тщательно собирал и укладывал их в свою поистине безграничную память, и
теперь, если какая-то вещь погибала или заменялась новой, ее воспоминания
не пропадали бесследно. Так, не сходя с места, он преотлично знал, что
делается в ближайшем лесу за рекой,- большей частью он и был родом из этого
леса. И одновременно словно наяву слушал таинственную ночную жизнь джунглей
- шкаф, он поселился одним из последних, немало порассказал о своей далекой
южной родине.
Дом не переносил одиночества и никогда не оставался один. Сколько он себя
помнил, в нем всегда жили люди, да и не могло быть иначе. Мать склонилась
над колыбелью ребенка и что-то нежно ему напевает, по половицам ползают
малыши, а подросшие ребятишки затеяли возню на печи. Усталый хозяин сидит
на лавке, уронив на стол тяжелые натруженные руки.
Сменилось не одно поколение, но по-прежнему величаво несла свои воды
неиссякаемая Река Времени - то широко разливаясь и почти затормажиная свой
бег, то превращаясь в ревущий поток, нагромождающий события друг на друга,
сметающий на своем пути целые страны и народы. Дни складывались в недели,
недели в месяцы, а те - в годы. И с каждым прожитым годом жизнь становилась
лучше, интереснее, и Дом искренне радовался этому: дольше жили люди, и
приходили они с работы веселые, полные энергии, тщательнее следили за
чистотой, обихаживали Дом новыми вещами. Казалось бы, живи и радуйся.
Но были еще войны.
Уходили и не возвращались мужчины. Голосили женщины. Становились сиротами
дети. В округе появлялись чужие люди, от которых исходил запах конского
пота, потом пороха, но всегда - крови.
Дом вставал на защиту. Он не пускал непрошеных гостей в дверь, подставлял
им ножки-вещи, цеплял острыми углами, напоминающими руки, не раздумывая,
преграждал путь стрелам и пулям своим крепким телом-срубом.
И непрошеные гости уходили.
Дом залечивал старые раны, набирался сил. Он постарел и любил немного
побрюзжать ветреным вечером, поскрипеть старыми бревнами и подребезжать
железом крыши, но был еще хорош собой и крепок. Он засыпал позже всех и
рано просыпался. Едва начинал алеть край неба на востоке, Дом распахивал
веки-ставни и радостно вглядывался в окружающий его привычный мир
заспанными окнами, потом глубоко вдыхал свежий утренний воздух и умывался
росой. Полотенцем ему служили первые лучи солнца.
Иногда, под настроение, Дом любил посудачить со своими соседями,
поговорить о прошлом с такими же, как и он, домами, выросшими рядом кто
ненамного позже, а кто и совсем недавно. Он был самым старым, самым
многоопытным из них и без излишней скромности воспринимал уважительное к
себе отношение. Впрочем, говорили они очень редко - с людской точки отсчета
времени.
В один летний день рядом с Домом выросли кирпичные исполины. Поначалу Дом
принимал их за себе подобных - там внутри тоже селились люди,- пытался
заговорить, познакомиться. Но безрезультатно. Громады оказались неживыми, а
Дом недоумевал: как же люди могут жить там, где о них не заботятся сами
стены.
Опустевшие соседние дома поникли, съежились и словно припали к земле,
грустно глядя потускневшими стеклами глаз...
В тот день, когда и его семья перебралась в один из бездушных каменных
истуканов, Дом ошутил новую, незнакомую доселе боль, посильнее той, что
испытывал от впивающегося в тело металла. Не было обычных ран, истекающих
смолой, он умирал незаметно для окружающих.
Быть может, врач, что лечит людей, определил бы болезнь с мудреным
названием, но такой врач не разбирался в болезнях домов, а своих докторов в
их племени сроду не было. Да и не лекарства нужны были - людское
присутствие, тепло и ласка, создаваемые живущими в нем людьми. Только
сейчас Дом понял одну истину: не столько он нужен людям, сколько они ему;
без людей само существование Дома теряло всякий смысл.
Вечером началась гроза. Потекли по стеклам дождинки.
Серебристо-огненная молния ударила в громоотвод и ушла в землю. Но Дом
загорелся. Запылал изнутри. Сгорал, как сгорает все, что лишено главной
цели в жизни, а существовать ради одного существования не хочет и не может.
Первыми упали тонкие перегородки-ребра. Местами провалился пол, обнажив
черное, кричащее от боли нутро подвала. Одна боль сжигала другую.
Дом умирал медленно.
(c) Техника молодежи N 11 за 1987 г.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг