увлекательную и фантастическую историю о гибели этого самого Уранополиса,
остатки которого они по черепушечке выкапывали иголками да ножичками
из-под земли.
- Представим себе, - торжественно начал он, - кто имеет хоть каплю
воображения, конечно, темную ночь в конце августа шестьдесят третьего года
до нашей эры. Тогда не было ни этой танцплощадки, откуда к нам доносятся
столь громкие ритмы, ни асфальтовых дорожек, ни этого маяка на скале, то и
дело посылающего в море призывный сверкающий луч... Тьма упала на узкие
улочки Уранополиса, приютившегося в ложбине меж гор под защитой крепостных
стен. Дневная жара спала. Гасли светильники в домах. Укладывались спать
усталые ремесленники. Только рабы еще заканчивали работы, для которых не
хватило дня. Но на то они и рабы, чтобы трудиться без отдыха и сна...
"А у нас на то и уши, чтобы слушать эти хрестоматийные сказочки для детей
младшего школьного возраста..." - хотел вставить я, но, покосившись на
вилку в загорелых руках Тамары, промолчал. Она девушка решительная.
- Итак, наступила ночь. В богатом доме, в зале, украшенном цветной
мозаикой и мраморными фигурами грифонов, раб скатал ковровую дорожку,
тянувшуюся от самой двери, и поставил тяжелый сверток у мраморного порога:
у него уже не было сил выбивать ее сегодня, и он решил встать для этого
пораньше, до зари. В соседней комнате другой раб, писец, пристроив на
коленях дощечку с натянутым на нее папирусом, выводил последние строки
отчета о сделанных за день покупках, чтобы утром предстать перед хозяином.
В караульной будке у ворот старый привратник Сириек перед сном увлекся
своей любимой забавой, которой стеснялся заниматься днем, на людях: из
блестящего желтоватого оленьего рога он любовно вырезал острой пилкой
крошечные фигурки причудливых зверей - дикой лесной кошки, легконогого
тура, белки с пушистым хвостом...
Все притихли. Только потрескивал костер, рыжими космами языков облизывая
черное небо, нависшее над нами.
- Еще пылало жаркое пламя в горне тесной и грязной мастерской оружейника,
прилепившейся на обрыве над самым морем возле стен крепости. Мастер в этот
поздний час заканчивал большой щит из электрона, украшенный изображениями
быков и оленей. Он рассматривал его при неверном, угасающем свете и все
никак не мог налюбоваться на свою работу. Если бы он знал в тот момент,
что его щитом так и не удастся воспользоваться никому из воинов,
расхаживающих с острыми копьями в руках по тропинке на вершине крепостных
стен и тревожно всматривающихся в ночную тьму!.. Усталая жена оружейника
засыпала зерно на завтра в большую каменную ступку. Надо было провеять его
заранее, да не успела дотемна, придется раньше вставать. И она с досадой
бросила на глиняный пол возле очага деревянный совок. Если бы она знала в
этот момент, что утром уже не возьмет его в руки!.. Мы осторожно выкопаем
этот совок из праха только двадцать веков спустя. Засыпает маленький
город, приютившийся среди крымских скал на чужом берегу, далеко от родной
Эллады. Ночь и тишина, только время от времени протяжно перекликаются
стражники на крепостных стенах. А по скалам, окружившим город и крепость,
прикрытая ночным мраком, по-змеиному коварно и бесшумно подкрадывается
беда...
- А кошка, Алексей Николаевич? Вы забыли про кошку! - перебила Тамара,
нарушив все очарование сказки.
- В самом деле, про кошку-то я забыл. Итак, все утихло в крепости. И тогда
в громадном погребе, где хранились пузатые глиняные пифосы с отличным
крымским вином, вышла на охоту кошка. Мерцая зелеными глазами, она тихо
кралась между пифосами. И вдруг увидела мышь! Кошка метнулась к ней, а
мышь, пытаясь спастись, прыгнула на крышку пифоса! Он был пуст, время
сбора винограда еще не наступило, и мышь провалилась в глубокий глиняный
сосуд с отвесными гладкими стенками. Через мгновение туда же рухнула и
кошка, не рассчитавшая своих движений в азарте ночной охоты. Теперь ей
было уже не до мыши... Им не выбраться из каменного плена: через полчаса
прозвучит над горами условный трубный звук, со всех сторон на город
бросятся подкравшиеся в темноте вражеские воины, запылают хижины, закричат
люди, и пламя охватит крепость...
Алексей замолчал, и все молчали. Костер, в который забыли подбрасывать
хворост, догорал, и угли в нем жарко рдели, словно и впрямь остатки
какого-то пепелища. А тьма, обступившая нас, казалась тревожной,
угрожающей, полной каких-то подкрадывающихся теней и непонятных шорохов.
Умеет он все-таки завлекать своими россказнями!
- Особенно ловко у тебя получилось с кошкой,- как можно снисходительнее
сказал я, прогоняя колдовскую тишину. - Стоит она у меня перед глазами ну
прямо как живая. И кошка и мышка... Завидная у вас все-таки профессия,
братцы гробокопатели! Пожалуй, не уступает астроботанике. Пойди там
проверь, что растет на Марсе или как кошка ловила мышку две тысячи лет
назад? Любимая профессия барона Мюнхгаузена...
На меня сразу бросились с негодующими воплями с двух сторон. Еле отбился
от землеройных фанатиков.
- По-твоему, все это сказочки, игра фантазии, - снисходительно сказал
Алексей. - А я могу голову дать на отсечение, что все так именно и было в
ту ночь.
- Конечно. И главное, как удобно сочинять: пойди проверь, что в самом деле
случилось в одну чудесную августовскую ночь две тысячи лет назад!
- А если мы вам докажем достоверность каждой детали? - сказала Тамара.
- Попробуйте. Начните хотя бы с того, что это была именно ночь, да к тому
же непременно августовская.
- Пустяк. Кто же, по-вашему, врасплох нападет днем на укрепленную
крепость? Конечно, это было сделано ночью, когда все спали, кроме
горсточки часовых, - атаковал меня Алик.
- Ладно, а почему августовская?
- Потому что в обуглившихся развалинах одного из домов мы нашли скелет
коровы, - сказала Тамара. - А у нее в желудке - арбузные семечки, травинки
и даже целый непереваренный цветок, какие и до сих пор растут на горных
склонах именно в конце лета, в августе.
Это становилось уже интересным, и я спросил:
- А история с уставшей женщиной?
- Тоже не выдумана. Среди осколков ступки мы нашли обуглившиеся пшеничные
зерна. И совок действительно лежал возле остатков очага, так что его явно
тут бросили, не прибрав на место. И совсем законченный щит нашли в
развалинах мастерской оружейника, и ковровую дорожку под обломками дома.
- Вот как, - пришлось сдаться мне. - Выходит, все у вас совершенно
логично, хотя и смахивает на рассказы о проницательном Шерлоке Холмсе.
- А что же, он, по-твоему, свои догадки с потолка брал? Обычный
дедуктивный метод, - засмеялся Алексей.
И знаете, что в заключение разговора сказал, сладко потянувшись, этот
сумасшедший?
- Эх, если бы перенести отсюда современные дома, все эти хибарки и
санатории! Вот тогда бы мы покопались!..
- Ложитесь спать, фанатики! - возмутился я.
3
(Рассказывает Алексей Скорчинский)
Легко сказать - спи, когда мысли так и скачут в голове. Чудак Мишка!
Продемонстрировали самый обычный пример восстановления картины прошлого по
элементарным археологическим находкам, и ему это кажется чуть ли не чудом.
А нам все время приходится вот так, по крупинкам, восстанавливать истину.
Обуглившиеся зерна, осколки посуды, случайно оброненная тысячи лет назад
детская игрушка... Разве тут можно обойтись без воображения и без трезвой
железной логики?
А вот когда совсем нет опорных точек, никаких находок, за которые можно
было бы уцепиться, как быть тогда? Легко восстановить даже в деталях
гибель города. Но почему он вдруг стал Уранополисом? Кто мне объяснит?
А утром мы натолкнулись еще на одну загадку. Дня за два до этого я
перебросил большинство своих ребят на раскопку здания, которое, по моим
предположениям, должно было служить храмом. Конечно, от него ничего не
сохранилось, кроме фундамента. Но оставшиеся в земле базы пяти колонн
перед фасадом - доказательство, что это здание явно имело какое-то
общественное значение, скорее всего связанное с героизацией или
обожествлением. Об устройстве храмовых зданий в греческих городах Крыма
известно пока маловато, так что я и решил особое внимание уделить именно
этому объекту.
Предупредив всех об особой важности работы, я сам внимательно следил за
ходом раскопок на каждом из трех участков, выбранных так, чтобы вскрыть
сразу возможно большую площадь. Хотя храм, конечно, был полностью
разграблен нападавшими в ту трагическую ночь и, вероятно, сгорел дотла,
может, думал я, удастся обнаружить какие-нибудь уцелевшие предметы утвари
или даже обломки статуй, какими обычно украшали подобные здания.
Пока мои надежды не оправдались. Вырастали груды просеянной сквозь частые
сетки земли, густо перемешанной с пеплом, но, кроме строительного мусора и
совершенно бесформенных и обуглившихся кусочков дерева, ничего интересного
не попадалось. Правда, часто встречавшиеся обожженные осколки соленов -
так греки называли большие плитки черепицы - подтверждали, что здание было
богатым и нарядным. И вдруг меня окликнула Тамара:
- Алексей Николаевич, тут какая-то металлическая пластинка и на ней,
по-моему, буквы...
Я поспешил к ней. Действительно, на ее перепачканной землею ладони лежала
небольшая медная пластинка.
Свидетельство о проксении! Так называли греки право гостеприимства и
защиты интересов иностранцев на территории своих полисов - нечто вроде
современной "визы на въезд", что ли. Я тут же набросал в блокноте беглый
перевод надписи на пластинке:
"Проксения Уранида.
Совет и народ дал. Феотим Антигон, сын Автея, и Аглотел, жрец, сын
Никагора, сказали: дать Ураниду проксению и гражданство самому и роду его
и право въезда и выезда им самим и имуществу их в военное и мирное время".
Опять те же имена! Но кое-что теперь проясняется: Аглотел был жрецом,
возможно даже, в этом самом храме. Значит, пошли по верному следу. А
загадочный Уранид - иностранец, которому за какие-то заслуги народное
собрание города, по предложению Феотима Антигона и жреца Аглотела, решило
дать эту проксению и права гражданства.
За что? За те же услуги, которые отмечены чеканкой монет с именами
Аглотела и Уранида? Но что они совершили, чтобы удостоиться такой чести? И
кто был этот Уранид, из каких краёв прибыл он в город, где его родина?
Вероятно, у него было какое-то другое имя, но здесь, в греческом городе,
его почему-то заменили этим странным прозвищем - Уранид. Или его настоящее
имя просто казалось грекам слишком трудным для произношения, варварским?
Есть над чем призадуматься...
Мишке, конечно, опять повод для шуточек:
- Как в переводе звучит твой Уранид? Сын Неба? Так чего же тут голову
ломать? Объяви его попросту пришельцем с какой-нибудь планеты, желательно
подальше от Земли, перевернувшим, по своему хотению, всю жизнь греческого
городка. Такие гипотезы сейчас в моде...
Да, искать повсюду, где есть археологические загадки, следы космических
пришельцев, стало в последнее время модой. Поражает своими размерами
древняя "Баальбекская веранда" в пустыне - значит, построили ее гости из
космоса, не иначе. Изображения древних богов "вроде как в скафандрах" на
скалах Сахары объявляются портретами марсиан. Забавный, однако, метод -
подменять одни загадки другими, еще более запутанными...
Особенно смешно слушать все эти рассуждения о древних цивилизациях, якобы
основанных небесными гостями, а потом по каким-то причинам захиревших,
погибших, нам, археологам.
Одно поколение за другим, слой за слоем оставляли в земле следы своей
жизни. Если в глубокой древности в каком-нибудь удобном месте возникало
человеческое поселение, то и последующие поколения старались селиться тут
же. Эта приверженность к обжитому месту даже получила в науке специальное
название: закон постоянства поселений. Так что с течением времени в
некоторых местах эти культурные слои, как мы их называем, образуют наросты
до сорока метров!
Такие земляные "слоеные пироги" неопровержимо и наглядно показывают, как
постепенно развивалась цивилизация на нашей планете - от древнейших
стоянок первобытных охотников до громадных современных городов. Чтобы нас,
археологов, убедить в каких-нибудь необычных скачках в истории развития
человечества под влиянием мудрых космических пришельцев, нужны доводы
посерьезнее, чем "Баальбекская веранда", служившая якобы космодромом, или
воображаемая гибель библейских городов Содома и Гоморры в огне атомной
войны...
Наши загадки земные, но гораздо непонятнее и таинственнее.
Михаилу легко. Он здесь в отпуске, все заботы оставил дома. Целые дни
напролет ныряет в море, как дельфин. На некоторых моих ребят он, кажется,
начинает действовать разлагающе. Вчера двоих я поймал при попытке среди
белого дня улизнуть из раскопа к морю - якобы умыться.
А через два дня мой друг внес новый раскол в наши крепкие
исследовательские ряды. Со своими новыми дружками он обнаружил какую-то
пещеру неподалеку от берега и так вдохновенно расписывал ее вечером у
костра, что многие из ребят захотели тоже туда заглянуть. Пришлось
выделить им выходной день, которых, кстати, у нас уже давненько не было.
Я, признаться, отменял выходные под разными предлогами, стараясь побольше
раскопать за короткий летний сезон. Но теперь пришлось официально объявить
ближайшее воскресенье нерабочим днем.
Раздосадованный, сам я не хотел ни в коем случае лезть с ними в эту
пещеру. Но потом подумал: глупо одному торчать в этот день в раскопе. Да и
в пещере могли сохраниться какие-нибудь следы стоянки или просто
временного пребывания первобытных людей, как и во многих других
подземельях Крыма. Хотя первобытное общество и не моя специальность,
стоило проследить, чтобы следы пещерной культуры не повредили по
неосторожности, если их удастся обнаружить.
А потом, в конце концов, - хотя я в этом и не хотел признаться самому себе
- нужно было и мне немного проветрить голову от назойливых мыслей,
рассеяться, переключиться на что-нибудь далекое от загадок моего
Уранополиса.
Отправились мы в пещеру рано утром, запасшись, как полагается, фонарями,
свечками, веревками. Тут совершенно неожиданно оказалось, что мой
ближайший помощник из студентов, Алик Рогов, давно увлекается спелеологией
и облазил немало пещер в Подмосковье и на Кавказе. Так что я ему поручил
все руководство этим "подземным пикником".
До пещеры оказалось с полкилометра. Вход в нее прятался в густых зарослях
кустарника. Приметой служил белый известковый камень, оставленный здесь
Михаилом.
Из тесного входа тянуло сырым холодком. Свет наших фонариков проникал туда
всего метра на три, не больше. Дальше все пряталось в темноте.
Гуськом, подталкивая друг друга, мы начали, пригнувшись, спускаться по
пологому тоннелю. Чуть забудешься и неосторожно поднимешь голову, как
больно стукаешься о мокрые выступы скалы.
Но вот ход немного расширился, можно было выпрямиться во весь рост. Подняв
над головой фонарики и свечи, мы осмотрелись. В небольшом гроте смутно
белели глыбы известняка в желтоватых, грязных потёках. Одна из них
преграждала дальнейший путь. Лишь с трудом, бочком, удалось протиснуться в
узкую щель между этой глыбой и мокрой стеной пещеры.
Я впервые забирался под землю и, признаться, чувствовал себя не очень
уютно. Да и все притихли, перекликались почему-то шепотом, девчата жались
друг к другу.
Наши громадные уродливые тени плясали и дергались по стенам пещеры, а
порой, при резком повороте, словно бросались нам навстречу, заставляя
девчат испуганно взвизгивать. Под ногами хлюпала холодная грязь. Она
налипала на ботинки, идти с каждым шагом становилось все труднее. Я
проклинал себя: завтра наверняка многие схватят насморк, раскиснут и будут
работать, словно сонные мухи.
Идущие впереди Алик Рогов и Михаил вдруг так резко останавливаются, что мы
тычемся в их спины. Дальше тоннель разделяется на три рукава. По какому из
них идти?
Алик присаживается на корточки и колдует со свечой, то опуская её к самому
полу пещеры, то приподнимая повыше. Тоненький язычок пламени беспорядочно
дергается и трепещет.
- По-моему, следует повернуть направо, - не очень решительно говорит,
наконец, Алик. - Оттуда сильнее тяга воздуха, возможно, там выход.
Вслед за ним мы один за другим лезем дальше. В душе я надеюсь, что и этот
ход окажется ложным или непроходимым, тогда можно будет с чистой совестью
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг