- Видишь, я тащу, а никакого ответа.
Раздумывать было некогда.
- Прыгай за мной! - сказал я и начал торопливо засовывать в рот
загубник.
Павлик мешкал. Я хотел поторопить его, но мундштук уже был зажат у меня
в зубах, и получилось какое-то неразборчивое мычание. Тогда я просто
махнул рукой и нырнул.
По правилам должны были идти на выручку страхующие. Но они растерялись,
а медлить было нельзя. У меня же в баллонах еще оставалось вполне
достаточно воздуха.
Я погружался все глубже вдоль троса, который должен был привести меня к
Михаилу, но вдруг почувствовал такую резкую боль, что едва не вскрикнул и
не выронил изо рта мундштук.
Маска сжала мне лицо, словно стальными клещами. Я не сразу сообразил,
что получился "обжим", как называют его водолазы.
Я опускался слишком быстро. Давление воздуха внутри маски не успевало
сравняться с давлением окружающей воды. Маска присосалась к лицу, словно
медицинская банка, какие ставят больным при простуде, и края ее сильно
сдавили мое лицо.
Чтобы избавиться от обжима, я на минуту остановился и несколько раз
сильно выдохнул воздух в маску через нос.
Стекло запотело, но зато давление на лицо сразу уменьшилось, и боль
немножко утихла. Дальше я погружался уже осторожнее.
Еще несколько метров вниз, и я увидел Михаила, лежащего ничком на
песчаном дне. Он не подавал никаких признаков жизни, хотя пузырьки
отработанного воздуха продолжали серебристой цепочкой вырываться из
клапана акваланга. Было некогда разбираться, что с ним приключилось.
Трясущимися руками я вытащил кинжал и перерезал сигнальный трос,
привязанный у него к поясу, потом подхватил его под мышки и посадил на
песок.
Мундштук, к счастью, не выпал у него изо рта, значит, он не
захлебнулся. Но глаза были закрыты, и лицо заметно потемнело.
Крепко обняв товарища за пояс, я начал всплывать. Это было не легко. С
трудом поднявшись метров на пять, я сообразил, что можно уменьшить наш
вес, сбросив грузила.
Пока я это делал, ко мне присоединился Борис, нырнувший наконец на
подмогу. Вдвоем мы стали подниматься быстрее, но я вовремя вспомнил об
опасности кессонной болезни и, как ни хотелось нам поскорее вырваться на
поверхность, мы сделали две необходимые остановки.
Нас одного за другим втащили на борт, и судовой врач с помощью Светланы
тут же начал делать Михаилу искусственное дыхание и растирать грудь. Я
стоял рядом, тяжело, прерывисто дыша. Почему мне так трудно дышать? И
вдруг Павлик сказал:
- Да сними ты маску, уже все...
Я торопливо содрал ее с головы и склонился над Михаилом.
Что же с ним произошло? Азотное опьянение? Но оно бывает только на
глубинах свыше пятидесяти метров. Кессонная болезнь? Тоже не похоже. Ведь
я его нашел на дне, он еще не начинал подниматься на поверхность.
Врач сделал Михаилу два укола в руку, затем поднес ему к носу пузырек с
нашатырным спиртом.
Михаил сморщился и застонал. Потом открыл глаза и бессмысленно
уставился на наши встревоженные лица.
- Что с тобой случилось? - спросил я.
- Не знаю... Кажется, потерял сознание, да?
- Что вы чувствовали перед этим? - допытывался врач. - Какие были
ощущения?
- Какие ощущения? Какая-то слабость, тошнота... и голова болела, - он
остановился, припоминая, - дышалось плохо.
- Акваланг у него в порядке, я проверил, - вставил Борис.
- Вам было жарко? Дышали часто? - продолжал допрашивать врач.
- Очень жарко. И дышал часто, воздуха не хватало.
- Принесите-ка с камбуза холодного чаю, только очень холодного, -
приказал врач, - пусть кок ледку в кружку бросит из холодильника.
- Что же все-таки с ним приключилось, доктор? - спросил Кратов.
- Судя по симптомам, ничего особенно страшного. Просто тепловой удар.
Перегрелся на палубе перед погружением. Вот и обморок. Но поскольку это
произошло под водой, все могло кончиться гораздо хуже. Вырони он
загубник...
Да, если бы Михаил выпустил мундштук, а я опоздал, все обернулось бы
трагически.
Теперь я вспомнил, что перед погружением видел испарину на лбу у Мишки.
Ну да, он же просидел целый час на солнце в резиновом костюме - вот и весь
секрет! Я уже раскрыл рот, чтобы поделиться своей догадкой со всеми, но
перехватил напряженный взгляд Михаила. "Молчи, - умоляли его глаза, -
молчи!" И я поспешно закрыл рот.
Когда Павлик и Борис унесли Михаила вниз, в каюту, Светлана вдруг
накинулась на меня:
- Почему у тебя кровь из носа идет?
- Где? - я провел рукой по лицу.
На ней действительно были следы крови.
- И глаза у него красные, больные, посмотри, Света, - закудахтала
Наташка.
Пришлось сознаться, что у меня был маленький обжим. Тут уж девчата,
конечно, бросились демонстрировать на мне свои медицинские познания. Они
обмотали мне голову мокрым полотенцем, так что я ничего не мог видеть
вокруг, а потом заставили задрать голову повыше и в такой смехотворной
позе, придерживая за локти, как инвалида, повели меня в каюту.
Михаил лежал на койке и, отдуваясь, пил холодный чай, густой и темный.
Меня торжественно уложили на другую койку, как я ни упирался. А потом
Светлана встала в "артистическую" позу посреди каюты и запела:
Служили два друга в нашем полку.
Пой песню, пой!
И если один из друзей грустил,
Смеялся и пел другой...
Я запустил в нее подушкой, но она увернулась и продолжала:
И часто спорили эти друзья.
Пой песню, пой!
И если один говорил из них "да",
"Нет" говорил другой...
Следующий куплет со смехом подхватила Наташа:
И кто бы подумать, ребята, мог,
Пой песню, пой!
Что ранен в бою был один из них,
Жизнь ему спас другой...
Песня, пожалуй, довольно точно отражала наши взаимоотношения с
Михаилом...
Девчата с хохотом убежали на палубу, а он сказал мне:
- Шутки шутками, а ты ведь действительно спас мне жизнь. Спасибо!
Постараюсь отплатить тебе тем же.
- Что за счеты! - ответил я. - Как-нибудь рассчитаемся...
Мы с ним и не подозревали в тот момент, что наш шутливый разговор
окажется пророческим...
СТРАННАЯ НАХОДКА
Наутро мы оба чувствовали себя вполне здоровыми, я-то уж во всяком
случае. Но Кратов отменил все погружения и объявил этот день выходным.
Расстелили на баке брезент и загорали, болтая о всякой всячине. Но
как-то так получилось, что все наши разговоры так или иначе возвращались к
древнему кораблю, остатки которого покоились на морском дне. Откуда он
плыл? Почему наскочил на риф? Что случилось с его командой?
- Больно вы шустрые, все хотите сразу узнать, - ворчал Василий
Павлович. - Я прекрасно понимаю ваше нетерпение и разделяю его. Но
вопросов масса, а ответов почти нет. Откуда плыл корабль? Неизвестно.
Клейма на амфорах не наводят на след. Может быть, узнаем это по другим
особенностям груза.
Вокруг профессора постепенно собирались свободные от вахты матросы.
Тихонько подошел капитан и сел в сторонке на бухту каната.
- А люди как, все погибли? - спросил один из матросов.
- Это мы вообще никогда не узнаем, - ответил Кратов. - Даже если кто-то
из них и доплыл до берега, на суше его поджидало не меньше опасностей, чем
в море. На пути к ближайшим греческим поселениям кочевали враждебные
племена синдов и скифов. Попавшие в плен навеки становились рабами.
- Навряд ли кто-нибудь спасся, - задумчиво сказал капитан. - Наскочили
они на банку скорее всего ночью. Днем ее можно было бы заметить по цвету
воды. А ночью все спали, так и пошли ко дну в каютах... А что же это было
за судно, профессор? Как оно выглядело, любопытно узнать. Похоже на наши,
современные?
- Вопрос весьма нелегкий, уважаемый Трофим Данилович, - покачал головой
профессор. - Мы знаем по описаниям военные корабли греков - триеры. На них
плавало до двухсот гребцов. Торговые суда, конечно, были поменьше. Но до
сих пор нет в музее даже модели такого корабля. Некоторое представление мы
можем получить только по увеселительным лодкам римского императора Траяна.
Их удалось найти при осушении озера Неми в Италии. Но одно дело лодки,
предназначенные для увеселительных прогулок по тихому, небольшому озеру, а
совсем иное - настоящие торговые корабли, на которых древние мореплаватели
совершали свои походы. Некоторые греческие города-полисы, как, например,
Милет, имели сотни заморских колоний, куда, конечно, они часто плавали.
Недаром милетских купцов прозвали "вечными мореходами". Найти целиком хоть
один корабль, на котором они странствовали, конечно, весьма заманчиво для
науки. Но - увы! - дерево не сохраняется в морской воде. А все корабли в
те времена строили только из дерева. Сейчас уже известно несколько находок
древних затонувших судов. Но всюду, как и в нашем случае, находят только
амфоры и отдельные металлические части судов. Сами же корабли давно
растворились в морской воде.
- А если попытаться хотя бы восстановить облик этого корабля? - сказал
Аристов. - Ведь груз, уцелевший до наших дней, хранился в каком-то
определенном порядке: в трюмах, в каютах. Значит, по находкам можно
представить устройство корабля, верно, Василий Павлович?
- Верно, - согласился Кратов. - Я уже пытаюсь сделать нечто подобное.
Не случайно же я требую от каждого из вас точно сообщать, где именно
сделана каждая находка, в каком квадрате. Все эти данные я наношу на
специальную схему...
- Почему же вы нам не показываете?
- Покажите! - зашумели мы.
- Она еще не готова, - отказывался профессор. Но потом уступил,
отправился в каюту и принес оттуда большой лист ватмана.
Он расстелил его на палубе, аккуратно приколов кнопками. Цветными
карандашами были обведены склон рифа с уступом, на котором мы нашли первую
амфору, и участок дна у подножия скалы, где покоился затонувший корабль.
Пунктир намечал контуры самого корабля. Местами он прерывался: значит, в
этом месте мы еще не копались.
- Судя по всему, корабль ударился о риф правым бортом и очень быстро
пошел ко дну, - пояснял Василий Павлович, водя тупым концом карандаша по
карте. - Лег он на дно так, что его нос оказался чуть приподнятым, а
правый борт наклоненным. - Как я это узнал? - профессор хитро прищурился и
окинул взглядом наши лица. - Методом почтенного Шерлока Холмса, которым вы
все, наверное, еще недавно увлекались, сиречь путем логических
рассуждении. И, конечно, наблюдений за местом раскопок с помощью
телевизора. Ну-ка, проверим вашу наблюдательность и сообразительность.
Прежде всего, кто мне скажет, куда повернут носом затонувший корабль: к
скале или в противоположную сторону от нее?
- К скале, - торопливо ответил Миша Аристов.
- Правильно, но почему ты так решил?
- Не мог же он удариться о скалу кормой.
Кратов засмеялся.
- Довод действительно весьма резонный. Конечно, корабль плыл не кормой
вперед, а носом. Но я пришел к тому же выводу несколько иным путем.
Вспомните, где Светлана нашла статуэтку?
- Почти у самого подножия скалы, - сказала Светлана.
- А что это означает? Статуэтку, конечно, везли не в трюме. Она
украшала каюту кого-то из моряков, вероятно, самого капитана. А в те
времена, как и поныне, для жилых помещений отводилось самое неудобное
место - на баке, где больше всего качает. Кормовую же часть занимали трюмы
для грузов. Мы действительно находим амфоры не там, где обнаружена
статуэтка, не у самой скалы, а в некотором отдалении от нее. Так?
- Так! - хором ответили мы.
- Теперь разберем второй вопрос. Откуда мне известно, что судно
ударилось о скалу именно правым бортом и получило большую пробоину? Ну,
кто скажет?
Мы все переглядывались, словно ожидая друг от друга подсказки, и
молчали. В самом деле: как это узнаешь? Ведь бортов не сохранилось,
попробуй теперь переделить, в каком из них зияла пробоина?
- Задумались, шерлоки холмсы? - насмешливо сказал Кратов. - А все
потому, что больше работаете руками, чем головой. Для археолога же и то и
другое одинаково важно. Вы обратили внимание, как расположены амфоры на
дне? Здесь они почему-то лежат в полном беспорядке; А вот в этом месте вы
их находили целыми гнездами, словно аккуратненько уложенными в штабели.
Почему так? Рядами амфоры были уложены в трюме корабля, и часть их так и
осталась там лежать после крушения. А другая часть груза вывалилась через
разбитый борт а рассыпалась по дну в беспорядке. И именно справа от судна,
раз оно лежит носом к скале. Значит, поврежден правый борт.
Нам все стало ясно, и доводы Василия Павловича казались совершенно
неопровержимыми. Как только мы сами не додумались до этого?
- Теперь нам предстоит продвинуть раскопки вот сюда, чтобы уточнить
контуры судна, - продолжал Кратов, показывая на те места схемы, где
пунктир обрывался и начинались "белые пятна". - Но в этом году мы,
вероятно, не успеем все закончить. Только после полного завершения
раскопок, уважаемый Трофим Данилович, мы, может быть, сумеем, наконец,
ответить на вопрос, интересующий нас всех, - как же были устроены суда у
древних греков?
- Как, Василий Павлович, неужели мы не закончим работу в этом году? -
огорчилась Светлана. - Мы вам будем доставать по сто амфор в день!
- Вот этого-то я как раз и боюсь, - покачал головой профессор. -
Опасаюсь вашей прыти. Она ни к чему хорошему при раскопках не приводит.
Поймите же, что не амфоры нужны. Их много в музеях, а вот судна ни одного.
Когда мы выберем все амфоры, тогда только и начнется, в сущности,
настоящая работа. Придется применять какие-нибудь машины, что ли, и
просеять весь песок на месте крушения. Только так, по крупицам, и
добывается в археологии истина. И конечно, в этом году мы все проделать не
успеем. Уже сентябрь, скоро вода станет холодной...
- По последнему прогнозу, - вмешался капитан, - в ближайшие дни следует
ожидать хорошего шторма. А тогда придется бежать отсюда. Если прижмет наш
"Алмаз" к банке Магдалины, то как бы нам не повторить последний путь
вашего древнего корабля - на дно морское. Море-то ведь осталось таким же,
не постарело за две тысячи лет.
- Вот видите, - засуетился Кратов, свертывая свою схему. - Значит, для
работы остались буквально считанные дни. Не будем же их растранжиривать на
всякие происшествия!
Он все-таки чудак немножко, наш старик. Как будто мы нарочно ищем
приключений или сами вызываем "всякие происшествия"! Море есть море. Когда
ныряешь, не знаешь, какие сюрпризы поджидают в его глубинах.
Отдохнув, мы на следующий день взялись за работу с большим азартом и
подняли на поверхность двадцать шесть амфор!
Выкапывая их из песка, я мечтал уже о других, более интересных
находках. Меня все время тянуло порыться в том месте, где Светлана нашла
чудесную статуэтку. Видимо, там были каюты команды или капитана. Может
быть, в песке у подножия скалы скрыты какие-нибудь сокровища?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг