- Я начальник - ответил старичок, воинственно выставив вперед свою
бородку и с любопытством разглядывая меня. - Слушаю вас, молодой человек.
Это было для меня полной неожиданностью. Я считал, что начальник
экспедиции подводников должен быть непременно здоровяком этакого
богатырского сложения. Может быть, флотский капитан. С ним мне было бы
легко столковаться.
Поэтому я стоял и растерянно молчал. Тогда Светлана насмешливо сказала:
- Под водой вы были активнее, Коля.
Все вокруг засмеялись.
- Так я слушаю вас, - повторил начальник. - Судя по всему, вы хотите
присоединиться к нашей экспедиции, - он смотрел на рюкзак, лежащий у моих
ног.
- Да, - обрадовался я.
- А вы кто, археолог?
- Нет.
- А кто же?
- Я, собственно, служил в армии.
- Военная косточка? - оживился старик. - Это отлично!
Потом уже я узнал, что своим упоминанием об армии сразу расположил его
к себе. Военное дело было, оказывается, любимым коньком профессора - по
своей специальности, казалось бы, совершенно мирного человека.
Мы никогда не могли понять этого его увлечения. В армии Василий
Павлович служил недолго и очень давно, еще в первую мировую войну. Но до
сих пор во время раскопок носил военную фуражку, сапоги и брюки-галифе,
любил, когда ему отвечали по-военному, коротко и четко. Даже в своей науке
он сумел выбрать какую-то особую военную тропку, написав несколько
интересных исследований о вооружении и тактике древних греков.
Все это я узнал уже потом, а сейчас просто обрадовался, что армейская
служба оказалась хорошей рекомендацией.
- А где же вы служили? - продолжал он расспрашивать.
- На флоте, - ответил я. (Это было не совсем так: я служил в береговой
обороне. Но все равно ведь это рядом с морем.)
- Отлично. И с аквалангом знакомы?
- Знаком.
- И плавает он хорошо, - лукаво вставила Светлана.
- А документы, простите, у вас при себе? - спросил профессор.
Светлана засмеялась. Он удивленно посмотрел на нее.
- В чем дело?
- Так, Василий Павлович, - ответила она, подмигнув мне. - Вы же знаете,
я сметливая.
Покраснев так, что мне стало жарко, я достал из рюкзака все свои
документы и передал их профессору. Он внимательно изучал их, а я смотрел
себе под ноги, чтобы только не встретиться взглядом с насмешливыми глазами
Светланы.
- Отлично, - одобрительно сказал, наконец, профессор, возвращая мне
документы. - Ну что же? Я вас зачисляю. Только учтите, зарплата у нас
маленькая...
- Да мне это совсем не важно!
- Ладно. Тогда отправляйтесь завтра в Керчь на медицинскую комиссию.
Я попробовал было возражать, уверял что здоров как бык. Но он поднял
палец, посмотрел на меня поверх очков и строго сказал:
- Порядок есть порядок. Вы же военный человек, Козырев.
Я понял, что спорить бесполезно.
Комиссия, конечно, признала меня совершенно здоровым, и к вечеру
следующего дня я уже снова был на косе. Теперь меня встретили как своего.
Только Мишка бросил по моему адресу несколько замечаний, но я на них решил
попросту не обращать внимания.
Остальные ребята были довольно славными. Долговязого и нескладного
звали Павликом Борзуновым. С ним мы быстро подружились. Он оказался
хорошим товарищем, не навязчивым и добродушным, - предложил мне место
рядом с собой в палатке, давал читать книги по истории, которые повсюду
таскал с собой в старом, облупленном чемодане. Разговаривая, Павлик быстро
начинал горячиться и размахивать длинными руками. За это над ним частенько
подшучивали, но он не обижался.
А другой паренек - его звали Борисом Смирновым - нередко сердился по
пустякам, хотя и был медлительным, молчаливым, всегда как будто немножко
сонным.
Светлана, ее подруга Наташа, Михаил и Павлик учились, оказывается,
вместе на четвертом курсе. А Борис был на курс младше их и учился заочно.
Он работал слесарем на заводе, а в экспедиции проводил свой отпуск.
Я немножко побаивался первого погружения. В армии нас, правда,
знакомили с устройством легководолазных аппаратов, и я совершил больше
десятка погружений. Но то были кислородные, а не акваланги, работающие на
сжатом воздухе. Однако, получив утром от профессора Кратова акваланг, я
увидел, что легко разбирался в его устройстве, и успокоился. Конструкция
была собственно, та же.
Зная, что Василий Павлович наблюдает за мной, я одевался как можно
более спокойно и неторопливо. Павлик помог мне укрепить на спине два
увесистых баллона. Запаса воздуха в них хватит на целых два часа. В воде
этот груз станет почти невесомым. К поясу я пристегнул металлические
ножны, в них торчал кинжал с пробковой рукояткой, чтобы не тонул в воде, а
всплывал на поверхность, если его нечаянно выронишь. "Зачем он нужен? -
подумал я про себя. - Ведь акул в Черном море нет".
На левую руку я нацепил часы в герметическом футляре, а на правую -
особый маленький компас, Грузил мы не брали, потому что нырять тут
приходилось неглубоко.
Напялив на ноги неуклюжие ласты, я стал прилаживать маску. Ну вот,
кажется, все готово.
- Не забывайте прислушиваться к указателю минимального давления! -
погрозил мне пальцем Кратов. - А то знаю я вас. Попадете в воду и
забываете о времени.
- Что вы, профессор, - солидно ответил я.
Устройство указателя мне тоже было знакомо. Так называют маленький
манометр, укрепленный над левым плечом водолаза. Посмотрев на него, можно
всегда узнать, много ли воздуха еще осталось в баллонах. А когда запас
воздуха станет иссякать, указатель напомнит об этом громким щелчком под
самым ухом.
Профессор еще раз повторил, как мы должны вести поиски. Собственно, обо
всем договорились еще вчера вечером, но таков уж характер у нашего
начальника: обо всем напоминать по сто раз.
А задача была простая: плыть недалеко друг от друга по определенному
азимуту над самым дном и смотреть, не попадутся ли обломки кирпичей,
обтесанные камни или осколки древних глиняных сосудов.
А я-то ожидал сразу найти на дне целый город...
Наконец беседа закончилась, и мы один за другим полезли по трапу в
воду. Я нырнул следом за Светланой и сразу пошел на глубину. Волнующее
чувство внезапного освобождения от земной тяжести сразу охватило меня.
Я парил, как птица. Я мог кувыркаться, повиснуть вниз головой - земное
тяготение больше не сковывало меня. К этому ощущению невозможно
привыкнуть. Оно радует при каждом погружении.
Пробыл я под водой два часа, пока хватило воздуха в баллонах, но не
нашел ничего - даже обломка кирпича, хотя так старательно разгребал ил на
дне, что все исчезало вокруг в облаке поднимавшейся мути.
Было стыдно возвращаться с пустыми руками. Но, увидев, что и другие не
удачливее меня, я успокоился.
В этот день мы ныряли еще по три раза, но так же безрезультатно. Мне
хотелось расспросить толком, что же именно мы ищем, но я как-то по-глупому
стеснялся. Не хотелось лишний раз напоминать другим, что вокруг все
студенты, хорошо знакомые с историей, а я круглый неуч.
Вечером у костра все разговоры вертелись вокруг наших бесплодных
поисков, и, слушая их, я сразу поумнел, точно побывал на лекции.
Две с лишним тысячи лет назад, еще до нашей эры, здесь, в Крыму, жили
кочевники - скифы и другие племена. Потом сюда разузнали дорогу греческие
мореплаватели. Сначала они приплыли из далекой Эллады торговать, а потом
греки построили здесь несколько своих колоний. Так на берегах Черного
моря, которое они прозвали Понтом Евксинским - "гостеприимным морем", -
появилась Ольвия возле нынешнего Николаева, Херсонес, развалины которого
сохранились неподалеку от Севастополя, и другие города.
Особенно много греческих городов возникло по обоим берегам Керченского
пролива. Он тогда назывался Боспором Киммерийским. Под угрозой набегов
скифов эти города объединились в Боспорское царство. Столицей его был
город Пантикапей, на месте которого теперь стоит Керчь. Отсюда в Грецию
вывозили хлеб, рыбу, пушнину, закованных в цепи рабов.
Боспорское царство существовало почти тысячу лет, пока, наконец, не
рухнуло под натиском кочевых племен. Древние города были разрушены. Теперь
их раскапывают археологи, восстанавливая по находкам жизнь и обычаи
народов.
За тысячелетия уровень моря повысился, и развалины некоторых этих
городов очутились на морском дне. Вот их-то и разыскивала экспедиция
профессора Кратова, оказывается, уже не первый год. Удалось найти остатки
греческого города Гермонассы, стоявшего как раз на месте станицы
Таманской, и Карокондама - у основания Тузлинской косы. Возможно,
существовали какие-то поселения и на самой косе. Вот это-то и предстояло
проверить.
Теперь, когда я уже немножко разобрался в истории, я решился спросить у
Кратова:
- Василий Павлович, а разве может что-нибудь уцелеть в морской воде?
Ведь тысячи, лет прошли. На-верное, все давно растворилось?
- Что вы, голубчик! - ответил он. - Камень, глиняная посуда, даже
металлические изделия превосходно сохраняются...
- О, мы в прошлом году такие чудные амфоры здесь нашли.
- А ритон какой из слоновой кости! - вспоминали ребята.
- Я бы даже сказал, что на дне моря древности порой сохраняются лучше,
чем на суше, - продолжал профессор. - Люди копаются в земле, строят дома,
вспахивают поля. Следы минувших веков при этом, конечно, стираются. А в
море развалины никто не тревожит. Их быстро заносит песком и илом, и так
они лежат тысячелетия. На суше при раскопках в Тамани нам попадались
только разрозненные черепки да обломки камня, а на дне мы нашли отлично
сохранившееся на большом протяжении основание крепостной стены древней
Гермонассы. Поэтому я и решил организовать подводную экспедицию...
- Вот если бы греческий корабль найти, - задумчиво сказал Павлик,
помешивая в костре суковатой палкой.
Целый рой огненных искр взвился в ночное небо.
- Да, это было бы весьма заманчиво, - ответил Кратов и посмотрел на
часы. - Ну, а теперь спать! А то вы завтра у меня под водой носами клевать
будете! Спать, спать, отбой...
"НУ И РЫБКА!"
Мы ныряли уже целую неделю, пропустив только один день, когда
разыгрался шторм, но найти так ничего не удалось. Один раз я, правда,
откопал в иле кусок кирпича, но меня подняли на смех: кирпич оказался
современной выделки. Наверное, просто упал с палубы парохода.
Нам хотелось подвигов, приключений, настоящих открытий.
И приключения неожиданно начались, дав нашим поискам совершенно новое
направление.
В то утро мы отправились на катере к самому концу косы. День начинался
чудесно. Стоял полный штиль, и море в этот утренний час, пока солнце еще
не поднялось высоко, было жемчужно-серым, каким-то удивительно тихим,
ласковым. Вдалеке, там, где море незаметно сливалось с небом, маячили три
рыбачьих баркаса. Они, казалось, парили в воздухе.
После вчерашнего небольшого шторма вода сегодня была особенно мутной.
Плавать в такой тьме не очень приятно. Все время кажется, будто сзади
кто-то подкрадывается, то и дело хочется оглянуться.
Дно появилось так внезапно, что я едва не ткнулся маской в серый мягкий
ил. Стараясь не взмутить его, я не спеша поплыл по указанному мне азимуту.
Заметить что-нибудь среди серого ила в такой мутной воде, пожалуй, не
легче, чем найти иголку в сене.
Я проплыл уже метров двести, как вдруг услышал звонкое постукивание:
точка-тире-точка. Звук распространяется в воде в пять раз быстрее, чем в
воздухе, и мне показалось, будто сигналы подает кто-то совеем рядом со
мной. Но я уже знал, что источник звука может находиться за добрый
километр, а все будет казаться, словно он возле тебя.
Тире-тире-тире-тире... Я остановился и расшифровал эти сигналы:
"Шестой, я второй... Шестой, как у тебя дела?.."
Шестой - это мой условный номер для вызова под водой. Второй - это
номер Светланы. Видно, ей уже стало скучно и она решила поболтать со мной.
Я вынул из ножен кинжал и постучал по баллону с воздухом: "Дела
неважные... Атлантиды пока не нашел..."
"Я тоже, - ответила Светлана. - И мне уже надоело... Очень мутная
вода..."
Точка-тире-тире-точка, - вдруг загремело у меня, казалось, прямо над
самым ухом: "Прекратите болтовню, продолжайте поиск..."
Ага, это Михаил скучает на катере и изображает начальника. Сейчас я ему
отвечу!
Но кинжал выскользнул у меня из руки и, тускло сверкнув, провалился
куда-то вниз.
Мне достался кинжал с обломанной пробковой ручкой. Все собирался ее
приделать, да так и не успел. Вот теперь расплачивайся!
Мысленно обругав себя растяпой, я попытался найти кинжал на дне. Но
сколько ни шарил, ничего, кроме ракушек, не попадалось под руку. Видно, он
упал лезвием вниз и глубоко ушел в ил.
Потеря была не так уж велика. Жалко только, что не удастся продолжить
беседу со Светланой.
А она так и сыпала точки-тире, отвечая Михаилу, чтобы "он не мешал
своими глупыми замечаниями вести планомерный творческий поиск затонувших
сокровищ глубокой древности".
Я тоже попытался добавить кое-что от себя, постукивая согнутым пальцем
по баллону. Но звук получался слабый и невнятный, я сам его еле слышал.
"Шестой, шестой, - вызывала Светлана. - Почему не отвечаешь?"
Я решил немного изменить свой курс и плыть навстречу ей, чтобы она
могла услышать меня. Плыл я довольно быстро и внимательно смотрел по
сторонам"
И вдруг сильно ткнулся головой в какое-то препятствие. Оно было
невидимым и упругим, словно совершенно прозрачная стена, которая слегка
подалась под ударом, а потом, как резиновая, мягко спружинила и отбросила
меня назад. Сколько я ни всматривался, ничего различить не мог. Это было
так неожиданно и, главное, непонятно, что я напугался.
Я попробовал свернуть чуть правее. Невидимая преграда не только снова
оттолкнула меня, но вдобавок еще цепко ухватила за манометр, выступавший
над левым плечом. Я дернулся что было силы. Но невидимка держала крепко.
Попытался оттолкнуть загадочную преграду рукой и почувствовал, что она
тоже в чем-то запутывается.
Я стал вырываться как бешеный. Но чем больше барахтался, тем сильнее
запутывался. Я поднял такую муть, что уже ничего не видел вокруг. От
волнения я начал задыхаться, и мне показалось, будто запас воздуха в
баллонах кончается. Теперь я понял, как должна себя чувствовать муха в
паутине.
...Паутина?! И вдруг я догадался, что случилось со мной, на какую
преграду я наткнулся. Конечно же, это была сеть, поставленная рыбаками! Я
ведь видел вдали три баркаса, когда нырял. Уйдя со своего азимута, я дал
большой крюк и прямехонько заплыл в рыбачьи сети.
Сообразив это; я стал успокаиваться. Мне вспомнилась первая заповедь
подводника: никогда не поддаваться панике. Стоит только испугаться под
водой, как опасность возрастет во сто крат, - испуганный человек не может
принимать правильных решений. Дыхание у него затрудняется, мутится разум.
Я только что испытал это на собственном примере. Теперь мне стало стыдно,
и я поспешил исправить ошибку: перестал барахтаться, расслабил мускулы,
начал дышать спокойно и глубоко, выжидая, пока рассеется муть.
Расходилась она страшно медленно. Мне хотелось начать осторожно
выкарабкиваться из проклятой сети. Но пока сеть не было видно. Надо ждать.
В этой мути я даже не мог рассмотреть часов на руке и узнать, сколько
времени пробыл под водой. Вероятно, много, потому что снова услышал
настойчивый стук: "Шестой, шестой, выходи на поверхность! Немедленно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг