в шторм по этому морю. Сквозь века до нас словно донесся на миг их живой
голос. Донесся - и оборвался на полуслове.
Мне было немного обидно, что вместо драгоценных творений древних
философов и поэтов в цисте оказалось самое обыкновенное письмо...
- А тут какие-то стихи, - вывел меня из задумчивости взволнованный
голос Кратова.
Он рассматривал уже второй листок пергамента, вынутый из цисты.
- "Муза... ты расскажи каждому... всем о муже, который, полный отваги,
стремясь навстречу... на свидание с другом..." - бормотал Кратов и покачал
головой. - Пожалуй, подражание Гомеру, но, надо сказать, весьма слабое.
Вероятно, этот Аристипп увлекался поэзией и, попав в бурю, возомнил себя
вторым Одиссеем, Стихи, конечно, вряд ли содержат важные исторические
сведения, а художественной ценности, совершенно очевидно, не представляют.
Мы ими займемся на досуге. А зато письмо чрезвычайно интересно. Новые
сведения о восстании Савмака! Первое революционное восстание на территории
нашей родины, а мы о нем почти ничего не знаем. Если бы нам найти эту
крепость и там как следует покопаться! Тилур... Вы случайно не слышали о
таком месте? - повернулся он к капитану.
Тот пожал широкими плечами и, словно извиняясь, ответил:
- Нет, профессор, плаваю по Черному морю вот уже тридцати лет, такого
порта не знаю.
- Да, и откуда же вам знать, - спохватился Кратов, - ведь все это было
двадцать веков назад! Но и ни в одном из источников такая крепость не
упоминается... Нет, не помню...
Он опять склонился над письмом.
- Посмотрим, может быть, что-нибудь даст текстологический анализ...
Автор письма, конечно, грек. Пишет он некоему Ахеймену. Судя по имени,
это, вероятно, перс. Скорее всего, придворный Митридата Евпатора. Диофант
- известный полководец, руководивший операциями против Савмака. О нем есть
введения в источниках. А вот весьма любопытны имена сподвижников Савмака.
Бастак - имя, пожалуй, скифское; Аристоник, несомненно, грек. Значит; к
восставшим примкнула и какая-то часть греческого населения. Это важное
свидетельство!
Он опять забыл обо всем окружающем, снова и снова вчитываясь в каждую
букву и бормоча:
- Если бы еще хоть какой-нибудь намек... Найти эту крепость...
Капитан осторожно потянул его за локоть.
- Вы меня извините, профессор, но больше задерживаться нельзя. Надо
уходить в Керчь, а то якоря не выдержат.
Только тут, мы заметили, что свист ветра перешел в глухой, монотонный
рев. Я заглянул в иллюминатор. Море стало белым от пенистых гребней, по
стеклу катились хрупкие брызги.
- Да, да, конечно, капитан, - торопливо закивал Кратов. - Пожалуйста,
командуйте, вам виднее.
Мы помогли перенести цисту и найденные в ней записки в каюту и вышли на
палубу.
Ветер пронизывал до костей, всю палубу то и дело обдавало брызгами. Нос
судна то проваливался вниз, то взлетал под самое небо. Наташа побледнела;
жалобно пискнула и, схватившись рукой за горло, убежала, Светлана
продержалась дольше, но вскоре сказала:
- Куда это Наташка подевалась? Плохо ей стало, что ли? Пойду поищу
ее...
Все убыстряя шаги, она тоже помчалась в каюту и больше не появлялась.
Мы покурили, любуясь разбушевавшимся морем, а потом поспешили вниз, где
было тепло и сухо.
Павлик с Борисом уселись играть в шахматы, падавшие поминутно на пол, а
Михаил сказал, что хочет немного вздремнуть, и лег на койку. По-моему, его
тоже начинало укачивать, только он не хотел признаваться.
Достав из чемодана Павлика все книги по античной истории Крыма, я начал
искать сведения о восстании Савмака.
Их оказалось поразительно мало. Кратов не преувеличил: все достоверные
исторические сведения, дошедшие до нас об этом первом в пределах нашей
страны восстании рабов против угнетателей, в сущности, заключались в
одной-единственной надписи на триумфальной плите, найденной археологами
при раскопках Херсонеса. Эту стелу жители Херсонеса воздвигли в честь
полководца Диофанта. Надпись была длинная, Но о Савмаке в ней говорилось
совсем мало.
Сначала идут всякие традиционные фразы, восхваляющие Диофанта. Я их
пропускаю.
Слова, взятые в скобки, подставили исследователи этой надписи, чтобы
сделать белее связным ее текст:
"...скифы, с Савмаком во главе, произвели государственный переворот и
убили боспорского царя Перисада, выкормившего Савмака, на Диофанта же
составили заговор; последний, избежав опасности, сел на отправленное за
ним [херсонесскими] гражданами судно и, прибыв в [Херсонес], призвал на
помощь граждан. [Затем], имея ревностного сподвижника в лице пославшего
его царя Митридата Евпатора, Диофант в начале весны [следующего года]
прибыл с сухопутным и морским войском и, присоединив к нему отборных
херсонесских воинов на трех судах, двинулся из нашего города, овладел
Феодосией и Пантикапеем, покарал виновников восстания; Савмака же, убийцу
царя Перисада, захватив в свои руки, отправил в царство [то есть в Понт] и
снова приобрел власть [над Боспором] для царя Митрич дата Евпатора". Вот и
все, что нам известно о восстании Савмака. Кроме того, как я узнал из
книг, археологам удалось найти две мелкие серебряные монеты тех времен.
Надписи на них полустерлись, сохранились только четыре греческие буквы:
сигма, альфа, ипсилон, мю. По-русски они читаются как начало имени вождя
восставших рабов: САВМ... Но действительно ли эти монеты чеканились от его
имени, пока восставшие держали власть в своих руках, - ученые не сошлись
во мнениях.
А восстание, видно, было значительным. Целый год рабы владели Боспором.
Если бы узнать обо всем этом побольше! А мы не знаем почти ничего. Как
выглядел Савмак? Где он родился, как провел свою юность? Каким страшным
казням предал его царь Митридат Евпатор, прославившийся даже в те времена
своей непомерной жестокостью? Ведь он, пробиваясь к власти, убил родного
брата и заточил в темницу собственную мать. Митридат, не задумываясь,
убивал своих детей, лишь стоило ему только заподозрить их в стремлении к
власти. Можно представить, как расправился он с рабом, осмелившимся
восстать против империи, которую сорок лет не мог победить Рим!
Теперь я начинал понимать радость Василия Павловича. Раз мы так мало
знаем о восстании Савмака, каждый новый документ бесценен для науки. Если
бы еще разузнать, где находилась эта крепость, ставшая последним оплотом
восставших! Вдруг там сохранились какие-нибудь рукописи, оружие... Хотя
преследователи, конечно, все перерыли в поисках спрятанных сокровищ, об
этом же говорится в письме.
Но куда делись последние защитники крепости? Не улетели же, в самом
деле, на небо! Чертовщина какая-то! И вряд ли мы когда-нибудь узнаем об их
судьбе, Попробуй теперь разобраться, через двадцать веков...
Мои размышления прервал матрос, позвавший нас на ужин.
За ужином капитан спросил Кратова:
- Ну как, профессор, наверное, вы уже порылись в книгах? Не нашли, где
была эта самая крепость... простите, забыл ее название.
- Тилур. Представьте себе, нет. Никаких упоминаний. Конечно, источников
здесь у меня под рукой мало, но и вспомнить, главное, я ничего похожего не
могу. Судя по названию, это какое-то скифское укрепление. А может быть,
его построили тавры. Они обычно обитали в прибрежных районах и частенько
промышляли пиратством. А вот стишки я разобрал. Они действительно, к
сожалению, дрянные.
С этими словами он вынул из кармана лист бумаги и, надев очки, начал
заунывно читать:
Муза, расскажи всем об отважном муже,
Который, к другу стремясь, вышел в разгневанный океан,
Много испытаний выпало на его долю,
Но он их все перенес, богами хранимый.
Только покинули гавань, где мы одержали победу,
Как быстровейный Зефир подхватил наш корабль.
Бог Посейдон, в руки трезубец схватив, отправил в погоню
Стаю различных ветров и тучами землю и море
Густо окутал. Глубокая ночь опустилась с неба.
Утром Зефир передал нас в лапы Борея седого.
Лучше б в бою мне погибнуть, чем гнев испытать Посейдона.
Ночью и днем нас бросали громадные волны,
Чтобы на третью ночь Евру жестокому стал наш корабль игрушкой!
Василий Павлович на миг прервал чтение, чтобы пояснить капитану:
- Тут все образы заимствованы из мифологии, Трофим Данилович.
Посейдона, бога морей, вы, конечно, знаете. Борей - это северный ветер.
Зефир - западный, Евр - восточный, а Нот - южный.
- Я уже понял, не беспокойтесь, профессор, - успокоил его капитан. - Мы
и сейчас жестокий норд-ост, который частенько свирепствует у этих берегов,
называем борой.
- Совершенно верно, - кивнул Кратов и продолжал чтение.
Шесть носило нас дней по гороподобным волнам, Так же, как северный
ветер осенний гоняет по равнине Колючие стебли травы, сцепившиеся Друг с
другом. То наш корабль Нот бросал в лапы Борею, То его Евр предоставлял
гнать дальше Зефиру. Только к исходу шестого тяжелого дня море немного
утихло. Музу благую призвав, побившим описать злоключения ваши."
- Описание бури в подражание "Одиссее", - заключил Кратов, снимая очки.
- Но весьма слабо, небрежно. До Гомера нашему стихотворцу-мореплавателю
далеко, как до звезд. Историю древнегреческой литературы подобные вирши не
украсят...
- Разрешите? - капитан взял листочек из рук Кратова и перечитал вслух:
- "То наш корабль Нот бросал в лапы Борею, то его Евр предоставлял гнать
дальше Зефиру". Черт его знает, тарабарщина какая-то!..
- Стихи, - пожав плечами, снисходительно сказал профессор. - Так
называемые "поэтические красоты". Чем марать пергамент такими стишками,
лучше бы этот Аристипп написал свое письмо подробнее и обстоятельней...
ПО СЛЕДАМ ВЕТРА
В Керчи мы появились настоящими триумфаторами. Весть о наших находках
взбудоражила город. Здесь всегда работает несколько археологических
экспедиций, раскапывая древний Пантикапей и окрестные боспорские городки и
поселки. Так что нашего старика буквально с утра до вечера атаковали
старые и молодые археологи, желавшие узнать все подробности поисков. Во
дворе маленькой хатки на склоне горы Митридат, где располагалась база
нашей экспедиции, теперь вечно толпился народ. Мне удалось лишь пару раз
вырваться в гости к дядюшке.
В конце концов нас замучили бесконечными расспросами, и Кратов решил
сделать доклад в городском саду. Народу собралось много. Возле летней
эстрады мы выставили найденные на дне амфоры. Светлана нарисовала большую
цветную схему раскопа с примерными контурами корабля. Все это выглядело
весьма внушительно.
К несказанному удивлению, среди слушателей я заметил и своего дядюшку.
Он все время делал пометки в толстом блокноте.
Со свойственной ему педантичностью, Кратов начал доклад с нескольких
осторожных фраз: речь-де идет только о самых предварительных результатах,
что какие-либо итоги подводить, конечно, совершенно преждевременно. Но
лотом он разошелся и рассказывал очень живо и интересно. Даже мы, все это
сами пережившие, заслушались.
Когда он кончил, посыпались вопросы. И потом его еще долго не
отпускали, окружив плотным кольцом.
Но вот все постепенно разошлись. И тут к Василию Павловичу подошел...
Кто бы вы думали? Мой дядя!
- Простате, профессор, не могли бы вы мне дать переписать здесь, при
вас, те стихи, что вы отыскали? - сказал он, прикладывая руку к козырьку
своей морской фуражки.
Просьба, видно, показалась совершенно неожиданной не только мне, но и
Кратову, потому что он спросил:
- А вы что, поэт?
- Нет, я, собственно, метеоролог, - ответил дядя.
- Зачем же вам эти стихи? - удивился Кратов. Дядя Илья помялся, потом
туманно ответил:
- Понимаете, есть у меня одна идея, - он пошевелил в воздухе толстыми,
короткими пальцами. - Но, как вы только что прекрасно выразились, идея эта
весьма еще расплывчата и требует уточнения. Так что мне, с вашего
разрешения, не хотелось бы пока распространяться более обстоятельно...
- Пожалуйста, пожалуйста, как вам угодно! - засуетился Кратов. -
Садитесь вот сюда, за стол, и перепишите. Я могу вам предложить и
фотокопию греческого оригинала с условием, конечно, что вы нигде не будете
ее пока публиковать.
- Конечно, профессор, очень вам благодарен и дай слово...
Хотел бы я знать, на что ему эта фотокопия - ведь он не знает
греческого языка!
Возвращая стихотворение Кратову и снова рассыпаясь в благодарностях, он
неожиданно задал еще один, по-моему, довольно нелепый вопрос:
- А вы не знаете, когда погиб этот корабль? В какое время года?
Кратов удивленно посмотрел на него, подумал и ответил:
- Как свидетельствует херсонесская стела в честь Диофанта, восстание
Савмака было разгромлено, видимо, весной сто шестого года до нашей эры.
Тогда же судя по письму, отправился в плавание и этот корабль.
- Весной? Отлично! А в каком именно месяце?
На подобный вопрос Василий Павлович мог, конечно, только пожать
плечами. Да и какое это может иметь значение, тем более для моего
дяди-метеоролога?!
К счастью, он оставил Кратова в покое. А меня - в полнейшем недоумении;
зачем понадобились ему и эти стихи и время гибели корабля? Что он,
водолазом собирается стать на старости лет? Да ни в какую экспедицию его
тетя Капа и не пустит...
Целые дни мы занимались обработкой своих находок. Это оказалось очень
кропотливой работой. Каждый осколок амфоры приходилось подробно описывать,
исследовать состав глины и краски. "В квадрате номер шестнадцать обнаружен
бронзовый гвоздик без шляпки", - торжественно записывал я в дневник
раскопок, сидя под навесом во дворе нашей полевой базы.
В полдень мы убирали все эти древности со стола, дежурные притаскивали
из кухни громадное ведро окрошки и таз жареных бычков, и начинался обед.
Завершали мы его обычно арбузами: по половинке на брата. А потом снова до
вечера корпели над черепками и гвоздиками.
Особенно тщательному анализу подвергались неповрежденные амфоры. Их не
только фотографировали, зарисовывали, описывали. Надо было по возможности
разузнать, что же в них везли. В одной из амфор чудом сохранилось
несколько тонких косточек. В них хранили рыбу, вероятно, селедку, которой
и тогда уже славилась Керчь - Пантикапей.
В торжественной обстановке была наконец открыта и запечатанная амфора,
не дававшая нам покою.
Когда из нее вытащили засмоленную пробку, раздалось негромкое шипение и
свист, словно и впрямь вырывался на свободу какой-то таинственный дух.
Василий Павлович осторожно наклонил амфору и вылил из нее в мензурку
немного темной, густой жидкости с довольно резким, но приятным запахом.
- Да это же вино! - воскликнул, принюхиваясь" профессор. - Несомненно,
виноградное вино.
- Подумать только! - ахнула Наташа. - И ему две тысячи лет!
У нас загорелись глаза: вот бы попробовать этого вина! Ведь говорят,
оно с годами становится лучше. А такого старого вина не найдется ни в
одном погребе мира, Но, конечно, из этой затеи ничего не вышло. Он не дал
нам попробовать самого старого вина на земле. А наследующий день принес
какую-то бумажку и, размахивая ею, сказал:
- Вот вам анализ этого винца. Оно превратилось в чистейший уксус.
Представляю, какие бы вы скорчили рожи, если бы хлебнули его!
Дня через два после лекции я наведался к своим родичам. Тетя Капа
обрадовалась и сразу захлопотала на кухне.
- А где же дядя Илья? - полюбопытствовал я. - Разве он и вечерами
работает?
Собственно, из-за него-то я и пришел. Надо же разузнать, зачем
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг