- Это мы, - сказал Сергей Сергеевич, открывая дверь. - Зашли пожелать
спокойной вахты.
Володя молчал, ожидая, когда мы войдем. Потом хмуро ответил:
- Боюсь, не поможет.
- Ожидается шторм? - удивился Волошин. - Мой "ипшик" молчит.
- Нет, пока все тихо, - покачал головой штурман и, помолчав, добавил: -
Принята радиограмма из Гамбурга. Прервалась связь с яхтой "Прекрасная
Галатея" какого-то Хейно фон Зоммера. Вторые сутки не отвечает на вызовы.
Официально просят все суда и самолеты, находящиеся поблизости, принять
участие в ее поисках.
Мы с Волошиным переглянулись.
- А что за яхта? - спросил Сергей Сергеевич.
- Прогулочная. Катала богачей по океану. Двенадцать человек команды да
прислуга. И гостей этого фон Зоммера человек пять-шесть, а может, больше,
точно неизвестно.
- А где была эта красотка, когда ее последний раз слышали?
- Последний раз выходила на связь позавчера в шестнадцать тридцать.
Находилась примерно вот здесь. - Володя ткнул пальцем в большую карту,
разложенную на широком штурманском столе.
- Далеко от урагана. И закрыта от него Багамскими островами. Погода там,
наверное, хорошая.
- Полный штиль. Яхта новенькая, только в прошлом году построена. Капитан и
команда - опытные моряки. Навигационное оборудование самое совершенное:
система "Дакка", локаторы, радиопеленгаторы. Кроме судовой рации,
работавшей во всех диапазонах, имела и аварийную. Был на ней установлен
даже автомат, подающий сигнал бедствия. Бывают такие случаи, что радист не
может добраться до своей рубки: ну пожар там сильный, взрыв. Тогда автомат
сам подает сигнал, сообщает позывные судна и координаты.
- И несмотря на все это, яхта молчит?
- Молчит.
- Надо зайти в радиорубку, - сказал Волошин.
Мы вышли на палубу. Волнующее ощущение полета над ночным океаном на сей
раз меня не захватило. Что-то неуловимо изменилось. Ночная тьма вдруг
стала иной, тревожной, враждебной.
Радиостанция на "Богатыре" размещалась в трубе, установленной лишь по
традиции, для красоты. Рядом с вахтенным радистом сидел начальник
радиостанции Вася Дюжиков. Они даже не заметили нас. Оба не отрывали глаз
от мерцающих огоньками приборов.
Дюжиков снял наушники. Из них слышались неразборчивые озабоченные голоса.
- Ну как? - спросил Володя.
- Пока ничего.
Дюжиков посмотрел на часы, висевшие над столом. Два сектора на циферблате
выделены красным цветом - по три минуты, от пятнадцатой до восемнадцатой и
от сорок пятой до сорок восьмой. Международные периоды молчания, как
принято называть это время. В эти шесть минут каждого часа радиостанции на
всех судах и береговые, поддерживающие с ними связь, обязаны только
слушать, не раздастся ли откуда зов о помощи.
Сейчас было сорок четыре минуты первого. Стрелка приближалась к сектору
бедствия.
Вахтенный радист менял настройку, и в рубку врывались тревожные голоса.
- "Галатея", "Галатея"! - взывал женский голос и что-то сказал по-немецки.
Я вопрошающе посмотрел на Володю.
- "Галатея", где ты, отвечай. Твое положение! - перевел он.
- Проклятая "Пасть дьявола", - мрачно пробасил по-английски бесконечно
усталый голос.
И тотчас же в эфире воцарилось молчание. Я взглянул да часы: стрелка
вступила на красное поле.
Она двигалась страшно медленно, еле ползла. И все это время, вдруг словно
ставшее бесконечным, из динамика доносились только шорохи и треск
атмосферных разрядов.
И это гробовое молчание показалось мне тревожней самых громких призывов о
помощи...
Стрелка с явным облегчением соскочила с красного сектора.
В динамике снова начали перекликаться голоса на разных языках.
Мы вышли на палубу и остановились у поручней. Некоторые иллюминаторы еще
светились, бросая на мчавшуюся внизу за бортом черную воду теплые
золотистые блики.
- Техника совершенствуется, а плавать все так же нелегко, - сказал Володя.
- По статистике Ллойда, число кораблекрушений не уменьшается.
Мы помолчали. Потом Сергей Сергеевич сказал:
- Гостеприимно встречает нас "Пасть дьявола", ничего не скажешь. Ладно, я
отправляюсь спать. Завтра надо закончить подготовку техники. Возможно, и
нам придется принять участие в поисках пропавшей красотки.
Ночью волнения на море не было, но все равно она прошла беспокойно. Было
душно, и я дважды вставал, проверял кондиционер. Он работал нормально.
Ощущение духоты не проходило. Почему-то слегка поташнивало и было
противное чувство непонятного страха.
Утром выяснилось, что плохо спал не я один. Многих донимало подавленное
настроение. И качка уже началась - правда, легкая, чуть заметная. С
юго-запада неторопливо и размеренно набегали волны зыби - посланцы
бушующей где-то далеко Луизы.
Встал я рано, но, когда поднялся на шлюпочную палубу, увидел, что работа
уже идет вовсю. На специальной площадке шустрые техники из лаборатории
Волошина, которых Сергей Сергеевич иронически называл "Эдисонами",
собирали дирижабль.
Сергей Сергеевич тоже был тут, веселый, бодрый, безукоризненно выбритый, в
какой-то новой щегольской курточке с бесчисленными карманами на "молниях".
Он стоял в сторонке и ни во что не вмешивался, но насмешливые, прищуренные
глаза его не упускали ни одной мелочи.
Дирижабль был его любимым детищем. Сергей Сергеевич не только разработал
его конструкцию, но и сам руководил постройкой. И гордился им вполне
заслуженно. Это была настоящая летающая лаборатория. Притом разборная, не
загромождавшая палубу. Мягкая оболочка извлекалась из трюма, быстро
укреплялась на жестком прочном каркасе и наполнялась газом за полчаса.
В передней части гондолы располагался командный пункт, все остальное место
занимала лаборатория. Здесь можно было сделать необходимые анализы воды
или воздуха, исследовать всякую живность, выхваченную из океана буквально
на лету. Ученые могли не только наблюдать за состоянием моря и атмосферы,
но и опускать приборы в глубины океана. Остроумное автоматическое
устройство, которым Волошин любил похвастать, позволяло воздушному кораблю
швартоваться где угодно без помощи наземной стартовой команды. И управлял
дирижаблем один пилот.
Жесткий каркас придавал дирижаблю такую форму, что издали он очень походил
на "летающее блюдце". У дирижабля были своего рода крылья, придававшие ему
некоторые полезные качества самолета. Четыре реактивных двигателя
позволяли при желании развивать скорость до трехсот километров в час,
давая возможность за короткое время облететь значительный район.
Над волнами кружились за кормой две небольшие птички. Они отличались от
чаек острыми серповидными крыльями, как у ласточек, и кричали по-иному,
как-то особенно жалобно.
- Качурки, - сказал подошедший и остановившийся рядом со мной Андриян
Петрович. - Куда более верные предвестницы шторма, чем "золотой петушок"
Сергея Сергеевича.
- Значит, будет шторм, Андриян Петрович? - спросил я.
- Нет, стороной пройдет. Зыбь разве немного качнет. Вот магнитологи нынче
именинники. Магнитная буря разыгралась вовсю. А Луиза уже ушла в
Мексиканский залив, задела только самую западную оконечность Кубы. Там
места болотистые, пустынные, обошлось, к счастью, без жертв. А на острове
Доминика около сотни погибших. Нас от Луизы теперь заслонит Флоридский
полуостров, так что большой волны не будет. Вот в Новом Орлеане готовятся
к ее визиту... Но мы все же полетим в ту сторону, где прошел ураган. Хоть
полюбуемся, что он там натворил.
- А разве "Галатею" мы искать не полетим?
- Заглянем и туда, где она предположительно пропала.
На "Богатыре" между тем шла подготовка к исследованиям. Из открытой двери
радиорубки доносился разноголосый шум. Это перекликались многочисленные
суда нашей международной экспедиции, сверяя приборы перед началом работ. И
дирижабль обретал уже форму и рвался в небо.
Однако новое неожиданное происшествие нарушило мирную работу...
Наблюдая за океанографами, готовившими приборы, я увидел, как в ходовую
рубку прошел капитан. Одно это уже было не совсем обычным. Капитан вахты
не стоит и без особой нужды в рубке не появляется, тем более в открытом
море, вдали от рифов и мелей. К тому же Аркадий Платонович был явно чем-то
озабочен.
Еще больше я насторожился, когда через некоторое время он с таким же
озабоченным видом прошел из ходовой в радиорубку. Затем туда же поспешно
поднялся по трапу начальник экспедиции. А когда в радиорубку вызвали
Сергея Сергеевича и профессора Лунина, я понял: происходят какие-то
весьма важные события.
Узнал я о них, только когда Волошин наконец вышел из радиорубки.
- Что случилось, Сергей Сергеевич?
- Пропал самолет. Английский, легкий, марки "Остер". Какой-то делец Ленард
Гроу, отдыхавший у своего приятеля на острове Андрос, решил полюбоваться с
высоты бушующим океаном. Летел нормально, потом вдруг связь стала
прерываться, и он понес какую-то околесицу.
Волошин замолчал, глядя куда-то в небо. Я тоже посмотрел в том
направлении, но небо было пустынным. Только с печальным криком носились
над волнами качурки.
- Что же он передал? - нетерпеливо спросил я.
- Будто океан приобретает необычный желтоватый цвет... Последняя фраза
была: "Я слепну, слепну! Я ничего не вижу!" Наши радисты тоже поймали ее и
записали на пленку. И тут связь прервалась окончательно. Его все же успели
запеленговать. Послали туда два самолета, катер, но ничего не нашли...
- Вы меня не разыгрываете, Сергей Сергеевич? -- недоверчиво спросил я.
- Что вы, Николаевич. Разве такими вещами шутят?
- Он был один в самолете?
- Да. Один. Но вроде пилот опытный, хотя и любитель.
- Будем его искать?
Сергей Сергеевич неопределенно пожал плечами:
- Вообще-то шеф говорит, что отправляет нас в обычный рабочий полет. Но
коль скоро мы будем в том районе, конечно, и поищем тоже.
- Меня возьмете, Сергей Сергеевич?!
- А вы не боитесь? Ведь полетим в сторону урагана, там ветерок.
- Меня не укачивает...
Устроившись в дальнем углу гондолы, я сделал запись в дневнике: "Четвертое
сентября. В 11.10 вылетели на поиски яхты "Прекрасная Галатея" и
пропавшего самолета "Остер".
Лаборант Гриша Матвеев проверял бесчисленные океанографические приборы. У
него солидная, тщательно ухоженная борода, как у голландских старых
шкиперов, но парень он молодой, веселый, отлично играет на гитаре и
превосходно исполняет песни времен Отечественной войны двенадцатого года.
Однако за работой Гриша совершенно меняется. Все делает неторопливо и
аккуратно.
Костя Синий тоже был занят делом, возился у своей рации. Он одессит, много
плавал на разных судах, был радистом и на самолетах, свое дело знает
прекрасно. Костя любит поговорить, но пока, в присутствии начальства,
непривычно тих.
Командир дирижабля Борис Николаевич Локтев, ближайший помощник Волошина,
молчаливый и спокойный, всегда занятый лишь своей техникой, устроился за
пультом управления и подал команду:
- Дать свободу!
- Есть дать свободу!
Я уже много раз летал на дирижабле, но все никак не могу привыкнуть к
необычным ощущениям при взлете. Вдруг наваливается на плечи небольшая
тяжесть. И, только выглянув в окно гондолы, замечаешь, как стремительно
возносишься в небо.
Подъем прекратился. Мы на миг неподвижно повисли над "Богатырем". А затем
взревели двигатели, и наш воздушный корабль полетел над океаном. Андриян
Петрович с явным удовольствием окинул взглядом океанский простор, где один
за другим катились водяные валы, увенчанные белыми гребнями пены.
- Все-таки величественное зрелище. А знаете ли вы, друзья, что как раз в
этих водах один ураган едва не изменил весь ход истории? - спросил он,
поворачиваясь к нам. - Первый тропический ураган, с которым познакомились
европейцы, едва не погубил эскадру Христофора Колумба, возвращавшуюся
домой с радостной вестью об открытии Нового Света. Если бы это случилось,
неизвестно, когда бы снова открыли Америку. По преданию, именно тогда это
явление и получило свое название. Индейцы, которых великий адмирал вез в
Испанию, начали в ужасе кричать: "Хуракан! Хуракан!" В чуть измененном
виде это индейское слово и закрепилось за местными бурями в отличие от
тихоокеанских тайфунов. Хотя природа к механика образования у них
одинакова.
- Андриян Петрович, а почему им дают женские имена, ураганам? - спросил
Костя.
- Такая традиция. И как у всякой традиции, истинную причину ее
возникновения установить нелегко. Она уже окружена массой легенд. Пожалуй,
лучше всего ответил на этот вопрос один мой знакомый английский
метеоролог, - Андриян Петрович засмеялся. - "А как бы вы еще назвали, -
сказал он, - бешеную бурю, неожиданно налетающую на вас неизвестно откуда,
а потом, нежно воркуя, исчезающую неизвестно куда?"
Все посмеялись. Прижимая к голове огромные наушники, Костя слушал
перекличку разноязычных голосов в эфире.
Время от времени Сергей Сергеевич спрашивал его:
- Ничего нового?
Костя лишь качал головой.
- Вот и острова, - оживился Волошин, - Будем смотреть в оба. Но их тут
примерно семьсот, а обитаемы только тридцать. Да свыше двух тысяч рифов
протянулось на тысячу с лишним километров. Это тоже примерно, никто их
точно не считал. Можно просидеть на каком-нибудь всю жизнь, и тебя не
найдут.
Впереди, за грядой рифов, отмеченных кипением бурунов, появились первые
островки. Их было много, больших и маленьких, едва выступавших из воды. На
крупных островах по склонам гор курчавились леса, на берегу в тени пальм и
апельсиновых рощ белели домики.
Мы полетели на запад над Большой Багамской отмелью, протянувшейся между
этим архипелагом и Кубой. Это была южная граница "Бермудского
треугольника"...
- Где-то здесь с самолетом прервалась связь, - сказал Сергей Сергеевич. -
На всякий случай его приметы: бортовой номер 4390, опознавательные знаки
британские: красно-белый крест и диагональные полосы на темно-синем фоне.
Теперь мы летели совсем низко, тщательно рассматривая проплывавшие внизу
островки, рифы, взбаламученное штормом море.
Вода была мутной, волны несли множество всякого мусора: обломки досок,
крышу, сорванную с какой-то хижины, вырванные прямо с корнями длинные
стволы пальм. На них сидели чайки, отдыхали после бури.
- Да, порезвилась все же Луиза, - сказал Андриян Петрович. - В таком
мусоре обломки самолета можно и проглядеть.
Облака становились все гуще, плотнее и поневоле заставляли нас снижаться.
Было видно, какого труда стоило Локтеву удерживать сотрясаемый ветром
дирижабль.
- Острова тут кругом. А "Остер" такой самолет, что на песчаном пляже сесть
может, - подал голос командир.
- Да, - согласился Волошин. - Вон сколько катеров снует между островами.
Наверное, его ищут. Что там слышно, Костя?
- Ничего пока, - ответил радист. - Никаких следов.
- Смотрите, островок вроде необитаемый, никакого селения не видно, а возле
него три суденышка, вон там, за мыском, четвертое, - оживился Волошин. -
Что они тут делают? Может, обнаружили самолет? Или с "Галатеи" кто спасся?
- Там у них палатки разбиты, видите? - сказал Лунин. - Целый лагерь.
Похоже, они тут уже давно находятся.
- Может, спустимся, узнаем новости? Экспедиция у нас международная,
работаем вместе с англичанами и есть разрешение местных властей садиться
на любой здешний островок. Как, Борис Николаевич? Давайте вон к той
пальмочке.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг