А всего их восемь надо,
Чтоб зарезать кабана.
Двое тут, они и вяжут,
Двое там, они и режут,
А всего их восемь надо,
Чтоб зарезать кабана.
Решив, что бумаги уже достаточно, она захотела остановить аппарат и
снова дотронулась до нескольких кнопок наугад. "Компиграф" зажужжал басом
и начал трястись. Анна в испуге отбежала в угол комнаты. Раздался
металлический щелчок, и лампочки погасли. Из щели повалил густой синий
дым.
В этот момент вернулся Йозеф. Он сразу все понял, бросился к аппарату,
стал нажимать кнопки и дергать за ручки, но тщетно - "Компиграф" не
подавал признаков жизни.
Тогда вице-капельмейстер сел на деревянную скамью, снял парик и
обхватил голову руками. Его жена, стоя в углу, виновато молчала. Синий дым
постепенно рассеивался и струйками вползал в дымоход камина.
Сорок шесть лет спустя, в середине мая 1809 года, в Веку входили войска
Бонапарта.
Сухой треск выстрелов и тяжелое уханье снарядов раздавались совсем
близко от городских окраин. На фоне идиллических пейзажей венских
предместий яркие мундиры французов и распускавшиеся, как цветы, облачка
порохового дыма выглядели будто на театральной сцене.
В тихом местечке Гумпендорфе, в Мариенкирхе, разрывы снарядов порой
даже заглушали проповедь, и тогда священник умолкал и смиренно подымал
глаза к небу.
Неподалеку, в небольшом двухэтажном особняке, утопающем в зелени
цветущих каштанов, у открытого окна сидел в кресле старик. Его морщинистое
лицо обрамлял длинный напудренный парик, узловатые пальцы нервно
перебирали четки. При каждом разрыве снаряда он вздрагивал и крепко сжимал
ручку кресла.
Сидевший рядом на скамеечке его слуга Иоганн Эльслер вслух читал
больному письма, поступившие сегодня на имя всемирно прославленного
маэстро, из Лондона и Парижа, Петербурга и Венеции, со всех концов Европы,
покоренной его искусством.
Да, то, чего Бонапарт хотел добиться шпагой, давно уже было совершено
пером этого немощного старца!
Однако Гайдн уже три месяца был тяжело болен. Последний его выход в
свет на концерт в зале старого университета, где исполнялась месса
"Сотворение мира", и восторженный прием нового произведения так
взволновали его, что по возвращении домой он слег в постель, и вот уже
долгое время не покидал своей комнаты на втором этаже.
Теперь он сидел у открытого окна, устремив невидящий взор куда-то вдаль
и вдыхал свежий весенний воздух, смешанный с легкой горечью порохового
дыма.
Многие из друзей старого композитора уже умерли, остальные разъехались
по Австрии и Европе. Рядом с ним, кроме верного Иоганна Эльслера, были
только ученик Сигизмунд Нейкомм, привратница Тереза да повариха Анна.
В таком обществе и встретил недавно Франц Йозеф Гайдн свой семьдесят
седьмой день рождения.
Под окном проехала повозка с австрийскими солдатами. Кровавые пятна
выступили на белоснежных повязках раненых.
"Какая ужасная несправедливость - война, сколько горя причиняет она ни
в чем не повинным людям! - размышлял Гайдн. - Быть может, моя работа
послужит иногда источником, из которого обремененный заботой или
сломленный страданиями человек будет черпать отдохновение и бодрость. Ведь
эта мысль всегда была для меня стимулом, заставлявшим стремиться вперед, и
она же является причиной того, что я с радостным воодушевлением
оглядываюсь на длинный пройденный мною творческий путь".
Его раздумья прервало настойчивое треньканье колокольчика у входных
дверей. Тереза пошла открыть и вернулась в растерянности.
- Какой-то господин, весь в черном, хочет поговорить с маэстро наедине!
Не отрывая взгляда от распустившихся каштанов за окном, Гайдн приказал
проводить гостя к нему и оставить их одних.
Предчувствие не обмануло угасающего композитора. Человеком в черном
оказался тот самый доктор Кальвис, пришелец из будущего, посетивший Гайдна
полвека назад в Эйзенштадте. Как ни странно, выглядел он совершенно так
же, как и тогда.
- Я счастлив вновь видеть вас, дорогой Гайдн! Как я и предполагал, мой
аппарат помог вам в создании прекрасной музыки на радость многим
поколениям! "Компиграф" верой и правдой служил вам, и я доволен, что моя
задача выполнена. Я пришел забрать его с собой.
Гайдн улыбнулся и жестом указал гостю на запылившийся ящик, стоявший в
углу комнаты. Доктор Кальвис бросился к нему, открыл крышку и стал
нажимать кнопки. Быстро определив, что аппарат не проработал и дня, он в
растерянности повернулся к Гайдну - и все прочел в его взгляде. Тогда он
закрыл крышку аппарата и запер ее на ключ.
Не говоря ни слова и только низко поклонившись великому труженику
музыки, человек в черном вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
"Однако странные люди эти композиторы! Совсем не умеют обращаться с
техникой. Казалось, я все разъяснил ему так доходчиво - и все равно
неудача! Да и тот венецианец тоже сломал наш "Компиграф" на следующий же
день после того, как получил его от профессора Фарро!"
- Так рассуждал доктор Кальвис, шагая теплым майским днем по липовой
аллее, ведущей из Вены в сторону Нейштадта. Весенний воздух был напоен
ароматом цветов, на лугах, усеянных желтыми точками одуванчиков, кое-где
виднелись оставленные войсками при отступлении разбитые повозки.
Кальвис резко свернул с дороги и уверенно направился напрямик через
поле к видневшейся на холме деревушке. Отмерив сотню шагов от ближайших
деревьев, он остановился и вытащил из кармана плоскую серебристую
коробочку...
В этот день жители окрестных деревень услышали глухой гром и увидели
яркую даже для такого солнечного полудня вспышку. Однако, как и сорок
шесть лет назад, это никого не удивило. Бон в этих местах еще
продолжались.
Выйдя из камеры дальней связи, Кальвис сдал дежурному серебристую
коробочку и буркнул положенную формулу: "Никаких происшествий". Пройдя по
коридору Института Исследования Истории Искусств и поднявшись в гравилифте
на 112-й этаж третьего уровня, он в дверях чуть не столкнулся с
профессором Фарро.
- А, коллега, наконец-то! А я уже иду в диспетчерскую узнавать, не
случилось ли чего...
- Все нормально, Фарро, если не считать того, что наш "Компиграф"
годится только как подставка для цветов!
Фарро удивленно поднял брови.
- Да, да, мой дорогой! Все, над чем работала наша лаборатория последние
три года, пошло прахом, - Кальвис взлохматил пятерней свою седую шевелюру.
- Оказывается, наш прибор не проработал у Гайдна ни единого дня. Он все
написал сам и только сам!
Фарро взял рассерженного, коллегу под локоть и загадочно произнес:
- А у меня для вас сюрприз.
- Какой еще сюрприз? - недовольно спросил Кальвис.
Оба ученых шагнули на движущуюся ленту, проложенную вдоль всего
коридора.
- Представьте себе, - начал Фарро, пощипывая бородку, - неделю назад я
рылся в старинных рукописях, и вдруг меня осенила идея. Я тут же пошел к
Архонту и получил внеочередную командировку в XIX век, да еще из
директорского фонда!
- Воображаю, как вы упрашивали старика! - язвительно заметил Кальвис.
- Представьте, я только изложил ему свои догадки, и он настоял, чтобы я
отправился немедленно, - Фарро слегка дотронулся до стены. - Сейчас вам
все станет ясно!
Панели мягко расступились, пропуская обоих ученых. В центре комнаты
стоял "Компиграф".
Кальвис лишился дара речи. Он в недоумении смотрел то на аппарат, то на
лукаво посмеивающегося Фарро.
- Позвольте... Но ведь он безнадежно сломан! Я даже бросил его в 1809
году, не пытаясь вернуть к нам...
Хозяин кабинета упивался произведенным эффектом.
- Совершенно верно! А вот двадцать пять лет спустя один Молодой человек
купил его в Вене на барахолке. Этот юноша оказался гениальным
изобретателем. Без схем и чертежей, не имея представления об электронике,
вслепую, он устранил неполадки, и "Компиграф" начал действовать почти так,
как прежде!
- Почти?
- Да, кое-какие гармонические и мелодические связи восстановить не
удалось, но он так переделал аппарат, что тот стал писать музыку в
оригинальной, неожиданной манере, не скованной множеством строгих
ограничений и правил теории музыки...
- Но тогда этого юношу можно смело поставить рядом с Ньютоном и
Менделеевым! - воскликнул пораженный Кальвис.
Фарро молча подошел к "Компиграфу", открыл крышку и нажал несколько
кнопок. Затем он с загадочной улыбкой обратился к Кальвису:
- А ну-ка, попробуйте!
Тот наиграл мелодию из "Прощальной симфонии" Гайдна, а затем впился
глазами в нотный лист, появившийся из прорези.
- Ничего не понимаю! Позвольте, но это же...
Фарро встал и торжественно произнес:
- Дорогой Кальвис! Вы, конечно же, узнали почерк мастера. Этот отрывок
мог бы принадлежать перу Вильгельма Зильберта, если бы его истинный автор
не был перед вами!
Он похлопал ладонью по деревянной крышке аппарата и продолжал:
- Разве мы могли предположить, что наше детище так прославится под
псевдонимом? Пойдемте, Кальвис! На факультете Древней Греции мне ради
такого случая припасли амфору отличного фалернского...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 12.07.2001 17:57
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг