Юрий Глазков
Второй список
Фантастический детектив
Выспавшись в прохладном купе, Сименс сошел с поезда и, отослав багаж в
гостиницу, слывшую самой дешевой в этом небольшом, но респектабельном
городе, медленно побрел по улице.
Городок прилепился ярко-зеленым пятном к голубому морю. Между голубизной и
зеленью пролегала довольно широкая желтая полоса - песчаный берег. Сименс
брел и радовался, что вырвался, хоть и ненадолго, из гигантского серого
мегалополиса, где судьба заставила его жить и работать, где колонок
заправки машин было не меньше, чем колонок заправки кислородных баллонов
людей. В этом задымленном человеческом муравейнике трудно было
ориентироваться даже полиции. Попробуй узнать преступника с усами,
длинным, хищным носом и шрамом на правой щеке, если на нем кислородная
маска, и все прохожие - будто разноцветные жабы с огромными стеклянными
глазами-очками, чтобы не попали в лицо капли ядовитого дождя!..
Сименс с радостью вырвался из этого ада в райский уголок, хотя и здесь
особенного счастья не испытывал. Он шел медленно, а хотелось просто
присесть и надышаться чудесным воздухом на месяц вперед.
"Увы, - подумал Сименс, - наесться на год вперед тоже невозможно, так уж
мы устроены".
Вот улица "самых денежных папаш", так ее назвали в полиции; на самом деле
она именовалась улицей Свободы.
"Трепачи несчастные, какая тут свобода, - вздохнул Сименс, вспоминая
красную, злую физиономию шефа, распекавшего его на всякий случай.
Оскорбления и бессонные ночи, проведенные в грязи и холоде, - послать бы
их вместе с их свободой... - Благо для вас, что те, кто знает, как вы
делали деньги, кто осмеливался только пикнуть об этом - или в
потустороннем мире, или за решеткой, а это немногим лучше. Свобода!
Безнаказанность - вот ваша свобода... Ладно, мне тоже надо сделать свои
деньги и положить их в свой, пока еще совсем маленький мешочек, но он
будет, будет большим, уж я постараюсь".
Улица была действительно богатой, как и те, кто на ней жил. Именно здесь
"свили гнезда" самые могущественные, распустив щупальца по всей стране и
далеко за ее пределы. Старческие, с распухшими от подагры суставами, руки
сгребали миллионы. Горожане называли и улицу и район по-своему - "клубок
тихих скандалов". Тут затевались смертные схватки между семьями за рынки и
сырье, а на званых обедах, ужинах и приемах нередко мелкие обиды
превращались в злую и утонченную месть, от которой появлялись банкроты,
закрывались предприятия, зарастали сорняком поля, исчезали города, умирали
тысячи людей. А виллы стояли прочно, и густела зелень садов, скрывая от
палящего солнца согбенных стариков и старух, почтенных джентльменов и
молодых наследников. А полиция их надежно защищала. Правда, простые люди и
так редко забирались сюда, им не давали возмущать тишину улицы и
спокойствие города, а тем более его отцов.
Вот и сейчас. Вроде бы ничего страшного - умер старикан Хенк. Старейший,
богатейший из богатых. Ему было 83 года, молодость он провел совсем не
тихо, в свое удовольствие, оставив на свете много молодых людей, похожих
на него черными бровями и широким носом. А вот теперь взял и умер. Нашли
его утром, в рабочем кабинете. Старик сидел в кресле, голова его была
откинута назад, глаза выпучены, руки лежали на столе, пальцы сжимали листы
бумаги, листы были чистыми, И все.
Вчера Сименса вызвал Лейк, шеф их конторы.
- Сим, посети это осиное гнездо, понюхай, что там. Старикан Хенк умер, а
почему - это всех очень интересует, но никто не знает. Газеты пишут всякую
чушь. Хенк разоряет Хука, Хук погибает, сын Хука женится на приемной
дочери Хенка, Хенк умирает. Покопайся. Все может быть - убили или сам умер
от старости, попробуй разберись. Только, Сим, поаккуратнее, прошу тебя, ты
их знаешь не хуже меня, перекусят и глазом не моргнут. Кстати, старик был
крепкий, у него и подруга имелась не одна. Сходи прямо с поезда к Куку,
может, он чего-нибудь скажет, не зря же мы ему платим. Информации в
общем-то много, все газеты забиты вымыслами и догадками, а правды нет.
Моралисты против того, чтобы бросать тень на порядочных людей, а там,
по-моему, не тень, а просто сплошной черный мрак.
- Сколько у меня времени, сэр? Печень давит, расшалилась совсем, а с этой
публикой придется понервничать... Не лучше ли к этому делу приставить кого
помоложе, - понизив для убедительности голос, сказал на всякий случай
Сименс. Но в его просьбе не было надежды.
И правда, чуда не произошло.
- Нет, Сим, ты ведь сам знаешь, что нет. Не спеши, но и не тяни. Сейчас
многое там уже успокоилось, просей что можно, надо поставить, наконец,
точку и заткнуть глотку газетчикам. Влейся в среду города. Кун поможет
понять, что к чему. Побудь там, покрутись в их обществе, посмотри, как
блестят их бриллианты. Может, светанется кто-то или что-то нам нужное. И
перестань ныть, это твоя работа и печень тоже твоя, а деньги, которые ты
любишь не меньше других, мои, понятно? Плевал я на твою печень! На
лекарства тебе, надеюсь, денег хватит. Вот и купи себе в дорогу хоть целый
мешок. Поменьше на юбки смотри, чтобы печень была спокойней! - Лейк
вспыхнул и, как это часто бывает, тут же успокоился, продолжая наставления
спокойным голосом: - Одним словом. Сим, ты уж постарайся. И еще одно,
почему я именно тебя выбрал. Вокруг Хенка-старшего всегда было много
красивых женщин, а ты мастак в обхождении с ними. И как всегда: влезешь не
в свое дело - помощи не жди. Твоя забота - узнать, как и почему он умер.
Будь здоров.
Лейк уткнулся в бумаги.
Сименс помялся еще, потом махнул рукой и вышел из кабинета. Полли,
секретарь шефа, призывно впилась в него взглядом, отодвигая на второй план
и Хенка, и Лейка, пытаясь заставить забыть о всем на свете и вспомнить
горы, заснеженные вершины и номер гостиницы с огромным окном... Сименс
улыбнулся Полли, быстро поцеловал ее в макушку и, задохнувшись от
удушливо-приятного запаха рыжих волос и хлынувшей на него волны
воспоминаний, выскочил из приемной. Сименс знал: Полли нравится не одному
ему. Шеф очень любил, когда она с блокнотом и ручкой склонялась к нему,
касаясь плеч приятной округлостью. К тому же шеф, как и многие начинающие
стареть, но еще сильные мужчины, был яростно ревнив.
"И еще этот намек на обхождение с красотками. Нет, нет, Полли, без тебя
мне не обойтись, ты мне еще поможешь, но сейчас, прости, не до тебя. И
поссориться с тобой нельзя, да и невозможно, несмотря на тигриный
характер, - Сименс заулыбался, вспомнил утреннюю ярость Полли, вызванную
предложением совершить лыжную прогулку вместо сражения в номере. - Да,
Полли - это Полли, а в контору к этому кисло-сладкому китайцу Куку идти
совсем не хочется, но придется".
Сименс, вспомнив горы и короткий отпуск, улыбаясь и даже приостанавливаясь
от наплывающих в памяти картин, медленно приближался к конторе Куна,
зажатой между японским и китайским ресторанами. Запах чего-то восточного
всегда витал на этой части улицы, причем с особым, терпким вкусом, дразня
и заманивая под островерхие крыши. Сименс тоже не смог победить себя и
толкнул легкую бамбуковую дверь с изображением драконов. Маленький китаец
с застывшей улыбкой, мгновенно согнувшись пополам, бесшумной тенью возник
перед Сименсом и замер, словно фарфоровая статуэтка на камине. Несколько
секунд Сименс рассматривал его иссиня-черную голову, широкие одежды,
крыльями топорщившиеся сзади крохотного человечка, косу, упавшую через
правое плечо и маятником раскачивающуюся взад и вперед. Сименс молчал,
китаец не поднимал глаз.
"И таких четверть на земле, - подумал Сименс, - случись что с ними, ни
поесть, ни попить, ни купить. Кажется, что они везде и всюду и все на
свете в их руках".
- Перекусить. И вызови Куна из его конторы, а то он задохнется в своей
клетке, скажи, Сим зовет.
Китаец, ловко лавируя в тесных проходах и не отрывая взгляда от Сименса,
исчез.
"Глаза у него на спине, что ли, надо же, ничего не задел".
Сименс плюхнулся в плетеное кресло, оно жалобно скрипнуло под его тяжелым,
литым телом. Едва он успел утихомирить скрипящее кресло и собрался
оглядеться, как на столике перед ним стали появляться одно блюдо за
другим. Устрицы, небольшой кусочек осьминога, желтоватые яйца, зелень...
Сименс смотрел и пытался вычислить, сколько же это ему будет стоить, а
вернее, сколько будет стоить то, что ему расскажет Кун. Взгляд его уперся
в крохотные руки, порхающие над столом. Они закончили метать маленькие и
большие тарелочки, ножи, вилки, палочки и прочее обеденное оружие и были
готовы взлететь над столом и исчезнуть. Сименс бросил бесполезные
математические изыскания и поднял глаза на обладательницу этих рук. Перед
ним стояла маленькая живая куколка с черными бусинками глаз и белой,
безукоризненно ровной низкой приоткрытых в улыбке зубов. Китаянка молча
улыбалась, ожидая указаний. Сименс рассматривал ее, не в силах отпустить,
но что-то заставило его оторвать глаза от китаянки и посмотреть вправо.
Кун стоял, опираясь одной рукой на кресло, и тоже улыбался.
- Привет, старина Кун, старая лиса и хранитель всего и вся и на всех, но
не для всех. Садись. Что будем пить?
- Здравствуйте, мистер Сименс, - вежливо ответил Кун, и кресло не
скрипнуло под его легким телом - Я пью чай, хороший китайский чай.
- Кун, я пригласил тебя пообедать со мной. Давно мы не виделись,
год-полтора, заодно и потолкуем. Много мне не надо, но кое-что я хотел бы
от тебя услышать, именно от тебя, Кун. Мы всегда благодарны тебе, твоя
картотека меня лично просто восхищает, лучшей я и не видел. Меня
интересуют новости города. Я заказал обед по-китайски и сам с
удовольствием вспомню Восток, я был в Японии лет пятнадцать назад. Помню,
меня учили, как себя вести в восточном ресторане, в восточном шоу... Ну,
чай так чай, мне тоже нужна ясная голова. Приятного аппетита. Кун.
Обойдемся без виски.
Ели молча. Сименс знал неторопливость Куна, помнил восточные обычаи и ждал
от него первых слов. Впрочем, какой он, Кун, восточный человек, когда
прожил здесь лет пятьдесят, не менее? Но лучше все же подождать. Такие
любят уважение к своему прошлому. Хотя и в пятом колене.
Лишь за чаем Кун продолжил деловую часть встречи.
- Мистер Сименс, что бы вы хотели узнать о семье Хенков?
"Вот бестия, понял, о ком будет идти речь. Впрочем, не так уж трудно было
и догадаться", - подумал Сименс.
- Право, не знаю. Кун, что именно. Выкладывайте все. Мне надо понять, чем
и как они жили и живут сейчас. Одним словом, расскажи, что знаешь, да ты и
сам понимаешь, что мне надо, не впервой ведь мы встречаемся.
- Перейдем в контору? - спросил Кун, но в голосе его не было настойчивости.
- Кун, если надо, можем и перейти, а если нет, то давай посидим здесь, -
предложил Сименс, следя за китаянкой, обслуживающей толстого клиента.
- Это мистер Барке. Цемент. На мешках и вагонах часто можно прочитать его
имя, - не повернув головы, произнес Кун.
Сименс оторвал взгляд от китаянки. Кун, улыбнувшись тонкими губами, достал
из кармана пиджака записную книжечку, открыл ее и, положив на стол, начал
тихо говорить:
- Основатель семейства выходец из переселенцев. Битва за место под солнцем
была для него не проста. Средний брат убит какой-то бандой. Удача пришла
не сразу, и деньги, исчисляемые теперь цифрой со многими нулями, тоже.
Кстати, в этой сумме и доля младшего, брат его разорил. Так что
Хенк-старший заграбастал все, что было у семьи. Начинал с шерсти и овец,
потом провернул аферу с оружием для индейцев. Афера была двойной: он
получил признание и деньги от индейцев за оружие, которое должно было
безотказно стрелять, а от правительства -за то, что оно не стреляло.
Правда, полиция занялась его делом - вожди индейцев настояли. Индейцы
хотели его прикончить, но он вывернулся, сославшись, что они хранили
патроны в сырых пещерах. Он был смел, говорят, самолично стрелял из ружей
своими патронами и тут же вставлял в них патрон из пещеры индейцев. Они
даже не пшикали, но ведь кто знает, может, они не пшикали сразу. Одним
словом, это был блестящий обман. Полиция, висевшая у него на хвосте по
этому делу, внезапно круто изменилась и изо всех сил стала его оберегать.
Сейчас его деньги везде - в нефти, золоте, электронике, оружии. Как-то
промелькнуло его лицо на фотографии среди генералов из Пентагона. Так что,
мистер Сименс, вы должны знать, чью память собираетесь ворошить... Сами
понимаете. Росли деньги, .росла семья. Жена Хенка вот уже десяток лет
занимает место под липами на семейном кладбище, оставив после себя сына. В
семье есть еще племянница - сирота от младшего брата - Лиззи, которую Хенк
удочерил. Брата, отца Лиззи, разорил, а сироту удочерил. Это и есть Хенк -
в нем клубок противоречий, мистер Сименс. Жена жила с Хенком более сорока
лет бок о бок, но так и не заняла главного места в его жизни. Он всегда
был более близок со своими, так сказать, подружками. Например, с
секретаршами. Сын - недостойный кутила и бабник, делом так и не занялся,
холостяк. Работает представителем одной из фирм отца за границей. Живет
почти всегда в Париже, что всех устраивает. По-моему, они готовы
вывешивать траурные флаги, когда он приезжает. Одним словом, Хенк
откупился от него Парижем и всем, что там есть. Не любит, когда тот рядом.
Мешает. Здесь вроде бы все ясно.
А вот с Лиззи, мистер Сименс, сложнее. Приемная дочь Хенка вышла замуж за
Хука-младшего, а этот Хук-младший - сын одного из разоренных Хенком
предпринимателей. Странные у него пристрастия! Разорит, а потом кого в
дочери, кого в сыновья. Совесть играет? Хенк слопал Хука-старшего в три
месяца. Причем, как писали в нашей сплетнице - местной городской
газетенке, причиной была вовсе не деловая конкуренция. Нет, Хук совсем не
мешал Хенку. Здесь чисто личное. Газета намекала, что Хук на одном из
званых обедов сказал что-то скверное о старых переселенческих делах Хенка.
Он, как и многие, пришел на запад с берегов Атлантики. Вернее, о партии
виски, от которой вымерло индейское население долины, где сейчас южная
плантация и ранчо нашего магната. Хенк, выходит, попросту отомстил Хуку.
Дальше происходит занятная история. Кстати, репортеришка, написавший все
это - мистер Билл-"Откушенное Ухо". Вы его знаете по прошлому приезду,
мистер Сименс, по скандалу с Бетси-бабочкой из варьете "Смазливая
плясунья". Она уже прочно "сидела на игле" и откусила ему ухо, когда он
пришел к ней брать интервью по случаю юбилея варьете.
- Помню, Кун, помню этого пройдоху, он еще отсудил тысячу долларов за
кусок своего уха.
- Совершенно верно, мистер Сименс. И кроме того он намекал, но уже не в
газете, а здесь, и после виски, что жена Хука была любовницей Хенка и что
с долгой бездетностью семьи Хуков было покончено не без помощи Хенка. У
Хука один-разъединственный сын - Хук-младший, Джон. Но все его звали и
сейчас зовут именно так: Хук-младший.
- А где сейчас этот Билл?
- Он жив, но толку от него никакого, они с Бетси-бабочкой пропащие
наркоманы, живут в своем мире, от них ясного слова не добьешься.
- Жаль.
- Что делать, мистер Сименс. Так вот, когда Хук разорился, сын его вроде
бы пытался покончить с собой. Самолюбивый и гордый парень. Наглотался
какой-то дряни и приготовился отдать богу душу, но тут якобы подоспела
горничная и отволокла его на собственной машине в больницу. Так она
заявила полиции. Его там быстренько отходили, организм крепкий, да и
горничная не замешкалась. В это время кто-то позвонил Хуку и сообщил ему,
что его сынок в морге. Хук-старший не справился со всем этим и решил
застрелиться. Причем сделал это просто ужасно. Видно, ему все-таки
хотелось жить и он опасался, что выстрелит неудачно и лишь ранит себя.
Поэтому он все это сделал на балконе, чтобы после выстрела рухнуть вниз и
так найти смерть наверняка. Как потом выяснилось при вскрытии. Хук-старший
действительно не убил себя выстрелом, рука все-таки дрогнула, смерть
наступила от удара о землю. Так что подстраховался он не зря. Его кабинет
был на четырнадцатом этаже. Теперь о событиях в больнице. Они произошли
раньше. Простите за непоследовательность, мистер Сименс. Младший Хук,
очнувшись от раны, бросился из больницы прямо к Хенку-старшему, видно, был
еще не в себе и хотел то ли отомстить за разорение семьи, то ли ему кто
сказал о звонке отцу насчет его смерти и указал на Хенка. Я много думал, и
вы поймете позже, почему, о совпадении этих событий во времени. На первый
взгляд, здесь все зависело от ряда случайностей. Однако потом я решил, что
все-таки это далеко не так. И вот почему. Откачали Хука-младшего в
больнице, а тут ему кто-то преподносит, что отцу-де позвонил какой-то тип,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг