Ульшин плюнул на пол. Физиономия выглянула в окошко, скрылась,
появилась с неожиданной стороны, держа тряпку. Ульшина попросили вытереть
за собой и он вытер.
Коричневый Шакалин уже был на месте. Раздетый до пояса, он показывал
себя первым лицам в смотровых окошках. К первым понемногу прибавлялись
вторые, третьи и четвертые. Похоже, дуэль все-таки соберет зрителя.
Шакалин примал масло из рук нарядного пажа, при этом напрягая мышцы,
всякий раз по-разному, чтобы произвести эффект. Маслом он обильно
натирался, чтобы стать скользким. На его ногах были облегающие кальсоны,
за которые почти невозможно ухватиться. Он знал толк в дуэлях, успел
победить уже в восьми. Сегодняшняя была просто очередной приятносттью в
его жизни. Две ШКольницы приклеились плоскими носами к стеклам.
По обычаю они пожали друг другу руки перед тем, как разойтись по
углам. Ульшин тоже разделся до пояса и сейчас стеснялся своей наготы,
нездорового тела тонкой кости, мешковатых нижних панталон. Публика
загудела, выражая свои симпатии. Секунданты вышли и заперли за собою
дверь. Шакалин не начинал, ожидая, пока Волосатик с Прокрустом займут
места на галерее.
Стены в комнате для дуэлей были гладкими изначально, а за годы
отполировались бесчисленными спинами до темно-каменного блеска. Противники
начали медленно передвигаться по периметру. Пол, горизонтальный у стен,
уже через шаг набирал уклон и скользко проваливался к центру комнаты,
плавно переходя в черную яму - трубу метра полтора в диаметре. Труба с
легким наклоном уходила вниз, на бесконечную глубину,(глубину пробовали
проверять веревкой с грузиком, но веревок всегда нехватало). Одно из тел,
еще живое, упадет туда через несколько минут, закричав напоследок. Рано
или поздно оно разобъется о дно - все, что падает с большой высоты,
разбивается - и костей на невидимом дне станет немножно больше. (Иногда в
яму сбрасывали крупных черных собак с гладкой шерстью, каждую на маленьком
черном парашуте похожем на зонтик - для гарантии, чтобы тела быстрее
превращались в кости)
Шакалин сделал быстрый выпад и публика зааплодировала.
- Нет, еще не сейчас, - сказал он.
Ульшин отступил.
- Смотри, не сорвись раньше времени, - продолжил Шакалин, - дай моим
девочкам насмотреться.
- Все равно мы сейчас во сне, - сказал Ульшин, - можешь убить меня, я
не боюсь. Я все равно проснусь в своей постели.
- Интересно, как ты туда попадешь, - сказал Шакалин, - где же твое
приспособление, которое вставляется в ухо и включается кнопочкой?
- Я забыл его там, - похолодел Ульшин.
- То-то же!
Спина обильно вспотела и прилипала к стене. В каменном мешке голоса
звучали громко, смешиваясь с собственным эхом. Шакалин сделал еще один
выпад и шлепнул Ульшина по щеке:
- Не дрожи так, моя цыпочка.
- Прощай, - сказал Ульшин, сделал шаг к центру комнаты и
поскользнулся.
- Эй, постой!
Шакалин схватил его за руку, удерживая, но Ульшин уже заскользил
вниз. Он увидел черную бездну: там ничего, ничего, ничего. Почему же мы
так боимся умереть, если там ничего? Если там только чернота?
Он дернул руку и чужое тело с неожиданно громким визгом нырнуло мимо;
он начал съезжать, позорно напуганный. Завис, стуча зубами. Закрытые глаза
видели кровавый туман, яркий и полупрозрачный. Ладони припали к гладкому
камню. Снизу поднимался легкий сквозняк. Шакалинский визг становился тише
и тише. Замер, оставшись только в памяти.
Волосатик с Прокрустом вошли в комнату. Волосатик смеялся, но
Прокруст был явно недоволен.
- Дуэль еще не закончена, - объявил он, - пожалуйста, не расходитесь.
Скорее всего будет еще одна жертва.
Ульшин переставлял ладони и передвигался вверх. Я не падаю, думал он,
но почему я не падаю? Сердце билось о полированый камень. Ладони держали,
хотя держались ни на чем.
- Он ни на чем не держится, - сказал Прокруст и махнул в воздухе
носком ноги, пытаясь столкнуть ползущего человека, - совершенно ни на чем,
сейчас он соскользнет. Ну так же не бывает, падай ты в конце-то концов!
Но Ульшин уже выбрался.
Волосатик жал ему руку, задрав голову и открыв рот буквой "О". Он
что-то говорил, но Ульшин не слышал.
2.
Весь этот день он никого не принимал, только вечером зашли две
шакалинские старшеклассницы, попросили закурить и предложили свои услуги.
- Ах, какой был мужчина! - сказала одна из них.
(А ведь без нижнего белья, подумал Ульшин, есть своя прелесть в
снах.)
- Подлец он был и бил меня в школе два раза, - ответил Ульшин.
- Ну и что? - сказала вторая. - Меня он больше бил. Но какой мужчина!
- У меня проблема, - сказал Ульшин.
- Жаль, придется искать кого-нибудь другого.
- У меня другая проблема. Я не могу отсюда выбраться.
Школьницы удивленно открыли ротики.
- Здесь же тюрьма, отсюда нельзя выбраться, - сказали они хором.
(дуэтом, но звучало как хор.)
- Я вобще-то не здешний, - сказал Ульшин, - я пришел из того места,
где ваши сны. И хочу вернуться обратно. Мне не нравятся ваши порядки.
Сегодня меня чуть не убили. А что будет завтра? Но выбраться я не могу
потому что машина снов осталась в том мире.
- Не бойся, - сказали школьницы, - если у тебя другая проблема, то мы
останемся с тобой.
Ульшин не отказался, но попросил подождать несколько дней. Нужно было
прйти в себя.
На следующее утро сумел прорваться корреспондент "Тюремного листка".
- Я вас не звал, - сказал Ульшин, - кто вы такой?
- Корреспондент самой читаемой газеты современности. Пресса.
- Что за газета?
Корреспондент объяснил:
- Раньше в тюрьме было две газеты: в цехе резиновых рогаток выпускали
"Резиновую правду", а в цехе мягких игрушек "Ватную правду". Потом газеты
объединились в "Тюремную правду". Заключенные жаловались, что мы пишем
одну неправду, поэтому газету переименовали в "Тюремный листок". И вот я
перед вами.
Корреспондент включил диктофон и стал задавать вопросы. Оказывается,
все население сектора только и говорило, что о необычной победной тактике
Ульшина. Просто переворот в искусстве дуэлей - довольно однообразном
искусстве.
- Я знаю, что вы были друзьями с детства, - сказал корреспондент.
- Нет, мы всего лишь учились в одной школе.
- Что вы чувствуете, лишившись друга?
- Удовлетворение.
- "Светлую грусть", - продиктовал корреспондент диктофону и диктофон
записал, удовлетворенно хмыкнув.
- Когда вы собираетесь провести свою следующую дуэль?
- Никогда больше.
- А с кем, если не секрет?
- С вами.
Корреспондент обиделся и выключил диктофон. Дальнейшую беседу он
записывал карандашом.
Он сообщил, что Ульшин теперь считается девятикратным победителем,
после победы над восьмикратным; что применение пластилина для придания
рукам липкости признано законным и теперь будет применяться всеми
дуэлянтами; что от Ульшина ждут новых победных дуэлей и даже побития
рекорда великого Дюссо, который победил в двенадцати и случайно погиб в
тринадцатой дуэли (пылинка попала в глаз).
- С пластилином вы придумали гениально, - сказал корееспондент. -
Сколько нужно тереть ладони пластилином чтобы они начали прилипать к
гладкому камню?
- Тридцать лет, - сказал Ульшин. - Ровно тридцать лет.
...Однажды его взяли на экскурсию в один из дальних секторов тюрьмы.
Там был музей искусств, шедевры древних и современных мастеров.
Современные мастера лепили цифры, кубики, тяжеловатые ложки, слившиеся в
поцелуе (самое современное направление) и было чувство что они не люди, а
боги, на время принявшие облик людей, и всякий смертный, подражющий им,
смешон или болен. Работы старых мастеров были спрятаны в хранилище или
рассыпались от старости - кроме одной. В самой дальней галерее, куда мало
кто заходил, стоял многорукий гигант из его снов: каждая рука
разветвлялась на свои собственные руки, потом еще и еще. Гигант врос
щупальцами в щели между камнями и камни посторонились, раздвинулись,
учтиво пропуская его.
- Что это? - спросил маленький Ульшин.
- Скульптура называется "Дерево", - ответил служитель, с трудом
притянутый за руку. Автор - Шао Цы, умерший двести лет назад. Работал над
шедевром всю жизнь. По преданию, скульптура продолжала увеличиваться в
размерах и после смерти автора. Оставлена здесь, как не поддающаяся
перемещению. Каким образом была вставлена между камнями - неизвестно.
- Почему это не зеленое? - спросил Ульшин.
Служитель посмотрел на мальчика внимательнее.
- Как доказано современной наукой, дерево никогда не было зеленым.
Еще много раз после этого маленький Ульшин приходил в дальнюю галерею
с коробкой пластилина и старался повторить дерево, но пластилин был мягок
и не выдерживал нужной тонкости. Ветви были слишком жирными и мягкими,
провисали от собственного веса, пластилиновое дерево не могло быть
настоящим. Настоящее дерево было прочным, почти как камень, и с трудом
верилось, что оно создано из того же податливого материала, который
неяркими волнистыми полоскми лежал в его коробке...
- Тридцать лет, - сказал Ульшин, - ровно тридцать лет.
Но за тридцать лет он не сумел создать ничего равного великому дереву
Шао Цы.
- Тридцать лет - это очень много, это целая жизнь, - сказал
корреспондент "Листка".
- Я никак не могу поверить, - сказал Ульшин, - что я прожил здесь всю
жизнь.
- Проживете еще тридцать лет и поверите.
3.
В этот же день он снова посетил музей. Сейчас музей выглядел намного
современнее: древние мастера исчезли совсем, целующихся ложек стало
больше, а некоторые ложки извращались даже с вилками и ножами. Стало
многолюднее в залах - любители искусства прохаживались медленными, тихими
шагами и переговаривались восхищенно на вечные темы. И снова казалось, что
здесь творили боги, только внешне похожие на людей. Скромно прошлась
процессия из одинаковых мальчиков и девочек - плановая экскурсия детского
сада. Потом им предложат слепить то, что они запомнили, ради смеха.
Ульшин подошел к служителю:
- Вы не подскажете, где я могу увидеть "дерево" Шао Цы?
- У нас есть только "пень" этого автора.
Ульшин прошел в дальнюю галерею (которую он тотчас же вспомнил) и
увидел невысокий пень, на котором сидели два глухонемых мальчика и
показывали друг другу неприличные знаки.
- Из чего это сделано? - спросил Ульшин.
- Из пластилина, как и все скульптуры.
- Куда делось все остальное?
- Всего остального не было.
Служитель засуетился и пропал.
Ульшин несколько раз обошел вокруг пня (глухонемые прекратили
ссориться и стали показывать те же знаки ему) и решил пойти дальше.
Галерея сворачивала и виднелось несколько ступенек. Он услышал свисток и
обернулся.
Свистел толстый усатый человек, глупо раздувая щеки.
Он был одет в форму пожарника.
- Вы мне? - спросил Ульшин и толстый человек вынул свисток изо рта.
Оказывается можно было говорить при помощи обычных слов.
- Тебе, тебе, туда вход воспрещен.
- Тогда почему нет таблички?
- Сейчас будет.
Два стражника с плоскими лицами вышли из-за его спины с хорошо
отрепетированной одновременностью и направились в сторону Ульшина.
Подойдя, они надели на него наручники. Наручники применялись довольно
редко - все равно каждый жил в тюрьме.
- Можете не называть своего имени, - сказал Волосатик, - оно нам
хорошо известно.
- Конечно, потому что мы видимся каждый день.
В этот момент Волосатик перевоплотился в старого друга, вынужденного
исполнить тяжкий долг. Ульшин прослезился.
Волосатик не обратил внимания ни на слова, ни на слезы.
- Вас зовут Ульшин и вы обвиняетесь в попытке свержения существующего
строя. Только учитывая ваши большие заслуги и огромную популярность в
народе, вы приговариваетесь не с смертной казни, а к битью палками. Битье
состоится завтра, в четыре в центральной пыточной, прошу быть точным и не
опаздывать.
- Что я сделал?
- Вы интересовались преступной скульптурой Шао Цы, корни которой
расшатали часть фундамента. Это государственное преступление. Вход в музей
вам отныне запрещен.
Он зашел к Полине. Полина грела чай и улыбалась своим тайным мыслям,
как заговорщица.
- Ты знаешь? - спросил он.
- Знаю. Все знают. Мне дали билет бесплатно, как твоей знакомой.
- Тогда чему ты улыбаешься?
- Ничего не будет. Мы с тобой убежим.
- Куда?
- Говорят, есть много камер, где никто не живет. Я буду носить тебе
еду.
Битье палками в восьми случаях из десяти заканчивалось смертью и тело
выбрасывали в черную трубу. Тот, кто оставался жив, становился инвалидом
со сломанными коленями, руками, и обязательным повреждением позвоночника.
- Ты этого хочешь? - спросила Полина.
- Нет. - Он вспомнил дальнюю галерею. - Я знаю, куда я хочу идти. Но
больше всего я хочу сбежать отсюда.
- И не думай, - ответила Полина. - Думаешь, мне в этом сне нравится?
Будешь лежать на диванчике, а меня оставишь здесь? Будешь смотреть на
банку с пивом? Да я тебе глаза выцарапаю.
Последние слова она произнесла нечетко, потому что втягивала чай с
ложечки.
4.
У входа в музей стоял наблюдатель. Полина подошла и заговорила с ним.
Наблюдатель оказался отзывчивым и пустил в ход руки. Как быстро, подумал
Ульшин, а ведь Полина совсем не хороша.
Он сдвинул набок берет и прошел мимо наблюдателя. Был вечер и в музее
никого не оставалось, кроме двух глухонемых. Их Ульшин не боялся, потому
что они не смогут рассказать.
- А вот и сможем! - сказали они и высунули языки.
Ульшин не обратил внимания. Глухонемые плескались водой из
фонтанчика. В кармане Ульшина было несколько плиток пластилина, завернутых
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг