он мало и только некрепкое: работа не позволяла. Потом он зажег лампу и
лег на ковер чтобы не скучать. Но лежать на ковре было тоже скучно - Яша
потянулся и провел рукой по ковру.
- Ай! - сказал он и засмеялся:
На обратной стороне ладоне было несколько длинных неглубоких порезов.
Он стал на колени и начал осматривать ковер. Ковер был усыпал мелкими
кусочками стекла, совсем мелкими. Он задумался, загадка была слишком
трудной. Потом поднял глаза и увидел стеклянную банку без скорпиона. В
стенке банки был прогрызен аккуратный овал. По столу ползал совем
маленький скорпиончик, меньше чем ноготь на мизинце. Яша щелкнул его и
скорпиончик улетел в неизвестность.
Потом он включил радио и стал танцевать под музыку, обнимая себя за
ляжки. Музыка быстро закончилась и стали передавать новости. Кто-то
рассказал о смешных сплетнях: будто бы несуществующие скорпионы уже успели
съесть двух несуществующих детей - пяти и девяти лет, оба мальчики, у
одного голубые глаза, были одеты - и так далее, но все это не правда.
Потом, как водится, выступил шут и еще раз объяснил, что скорпионов не
бывает.
- Ага! - сказал Яша и засмеялся.
Две соседских девочки: младшая Маринка и старшая Каринка, спрятавшись
в сарае, подглядывали за голым Ульшиным. Сарай был двухэтажный, громадный
и трухлявый, с пружинящей дранкой под ногами, грозившей провалиться. Доски
были черные, с сединой от многих дождей. Голый Нестор ходил по комнате и
иногда показывался во всей красе, проходя мимо неосторожно оставленной
щели в занавесках. Младшая Маринка смотрела спокойно, только изредка
болтая головой - ей нравилось, когда по плечам стучали длинные худые
косички с бубончиками на концах. Старшая Каринка чуть слышно смеялась - с
писклявинкой, как мышка.
Голый Ульшин разговаривал с милиционером.
- Прекратите ходить и сядте, - сказал милиционер.
- Он у себя в доме и может делать все, что хочет, - вставила
Светлана.
Нестор сел на диван.
- Не нарушая общественного спокойствия, - сказал милиционер, - а
вдруг на вас смотрят из окна? А если там дети?
Милиционер подошел к занавеске и выглянул. Каринка с Маринкой
нырнули.
- А кто пожаловался? - спросил Ульшин.
- Ваш сосед, господин Прынин.
- Кто это? - не понял Нестор.
- Да Прын, - сказала Светлана. (Первый звоночек судьбы)
- Ах, Прын. И что он говорит?
- А он сообщает, что вы гуляете в голом виде по улицам с целью
совращения несовершеннолетних. И что никакой справки от врача у вас нет.
- Есть, - сказал Нестор.
- Здесь не написано, что вам позволяется ходить голым, - сказал
милиционер, разглядывая бумажку.
Светлана задернула занавеску. Каринка с Маринкой посидели немного,
ожидая, но спектакль закончился.
Прын ел суп. Он жил одинокой и волчьей жизнью, где-то работая,
зачем-то шляясь по ночам. Никто не знал где и зачем. Иногда он пропадал
надолго, потом неожиданно появлялся. Иногда он выходил из-за угла на
совсем неожиданой улице, подходил и говорил совсем неожиданые слова,
которые ничего не значили поначалу, просил закурить или замечал о погоде и
снова исчезал. Его немного боялись - так, как боятся черного кота - веря и
не веря одновременно.
Сейчас он ел суп - неторопливо, помешивая ложкой, вдыхая пар,
всплывающий в косых солнечных лучах. Суп больно обжигал язык, но Прын
любил боль, боль помогала думать.
Он думал.
Он привык думать много и упорно. Нет ничего сильнее, чем мысль, если
она направлена - так маленькая деревянная палочка становится стрелой.
Утром он вернулся из неудачной поездки в Мариуполь. Поездка была
неудачна по очень простой причине: она закончилась в трех километрах от
города. Из города никого не выпускали. Город одели в ожерелье из колючей
проволоки и поставили ежи на дорогах. С наружной стороны колючей проволоки
внешнее население копало канавы и заливало их вонючим черным раствором,
похожим на деготь. На все вопросы ответ был один и тот же: ничего
страшного, идут плановые учения, все кончится через два-три дня.
Возможно, действительно кончится, но не для всех. Уж он то здесь не
останется.
Прын улыбнулся. Он улыбался очень широко, но без тени веселости.
Просто рот был таким широким. Продолжая улыбаться, он встал, сделал шаг к
зеркалу и выдавил прыщик. Из зеркала смотрело тяжелое лицо с квадратными
челюстями льва. Лицо постепенно сужалось к макушке. Седой клок волос над
бровью слева - память об ударе в драке двадцать три года назад. Тогда же
Прын получил удар в позвоночник и до сих пор слегка волочил ногу.
Он взглянул на часы. Прошло двадцать шесть минут из получаса,
отмеренного заранее и точно, как доза лекарства.
Быстро закончив суп, он подождал последние двадцать секунд и открыл
крышку кастрюли, выключил газ. Мутные струи опали и вода стала прозрачной.
На дне сидел скорпион средней величины. Прын постучал по железной стенке и
скорпион довольно резво передвинулся. Полчаса кипячения ему не повредили.
Канавы с дегтем такой тоже не испугается, но это другой вопрос.
Прын был умен. Умен не силой или глубиной отвлеченной мысли и не
примитивной практичностью мелкого барышника, а умением найти нужную точку
и давить на нее до самого конца. Говорят, есть такие собаки, которые не
разжимают зубов даже после смерти. Такие страшней всего.
Он вышел из дома и пошел к погребу. День был жарок, как сковородка.
Над кучей битых кирпичей зудели вечнозеленые мухи. В тени валялся ничейный
Шарик, из-за жары похожий на большую пыльную тряпку благородной расцветки:
бабушка Шарика была наполовину овчаркой. Шарик был доброй собакой, но в
остальном похож на своего благодетеля: имел имел такие же тяжелые челюсти
и любил охотиться за людьми; из-за своего малого роста предпочитал детей и
особенно, предусмотрительный, девочек.
Прын взглянул на солнце и зажмурился. Ему всегда доставляла
удовольствие легкая физическая боль - боль ожега, ослепления или удара.
Иногда по вечерам, когда было нечего делать, он колол себя иголкой в
ладонь, иногда резал предплечье безопасной бритвой и не останавливал
кровь, давая ей высохнуть, иногда вырывал себе волоски возле ушей.
- Шарик, сюда! - скомандовал он.
Шарик встал и потянулся во всю собачью длину, открыл пасть шире чем
гиппопотам из сказки про Айболита и высунул язык до самой земли.
- Иди со мной.
Он открыл дверь погреба и вдохнул холодную зеленую сырость. Там,
внизу было слышно легкое потрескивание, как будто кто-то ломал яичную
скорлупу. Три верхних ступени были чисты, но дальше скорпионы двигались и
ползали большим шевелистым ковром. Почему-то эти создания предпочитали
низкие места.
Он взял Шарика на руки и приласкал, чтобы собака не боялась, и бросил
вниз. Фиолетовые волны беззвучно сомкнулись, только треск скорлупы стал
слышнее.
- Даже вякнуть не успел, - проговорил Прыщ задумчиво и продолжал
стоять, глядя на подвижные отблески.
Каринка с Маринкой плакали в четыре ручья. Немного от боли
(Каринку слегка укусил скорпион когда она лазила по зарослям крапивы)
но в основном из желания вымолить прощение. Метод детей и женщин -
полстакана слез и ты прощена.
- Сколько раз я повторял что не стану больше повторять? - горозно
вопрошал старый Кац.
Вопрос относился к лазанию по чужим сараям. Каринка с Маринкой
открыли краны до упора. Слезы стекали четырьмя глязными полосочками.
Старрый Кац был еще не очень стар, он легко поднимал мешок цемента, и
совсем не был евреем, что легко замечалось по его физиономии. Его голова
была похожа на толстую деревянную чурку - такую, на которой рубят дрова, а
ей хоть бы хны - он был усат усатостью, сползающей вниз, и краснолиц
здоровой краснолицостью богатырских пьяниц. Старый Кац был мужем Андревны
и отцом Яши, единственным человеком, на которого Яша обращал внимание и
которого слегка боялся.
- Ну, я спрашиваю!
Ввиду неопределенности вопроса Каринка с Маринкой продолжали
равномерно плакать.
Появился Прын, как всегда неожидано материализовавшись из ниоткуда.
Старый Кац вздрогнул.
- Тебе что?
- Голый человек, - сказал Прын. - Они лазили в сарае, чтобы
посмотреть на голого человека.
- На Нестора, что ли?
- Да, из кваритры 19.
- Да на что у него смотреть? - серьезно удивился старый Кац.
Старшая Каринка неожиданно прекратила плакать и заявила:
- Есть на что!
Прын открыл пасть и засмеялся.
- Чего смеешься?
- Посмотри на малявку!
Каринка снова прекратила плакать и заявила, что ей десять лет
(прибавив восемь месяцев), а в таком возрасте раньше замуж выходили.
- Замуж собралась, - сказал Прын, - ох не к добру это все.
Старый Кац пока не клюнул.
- Что не к добру?
- Не годится голым в окне стоять. Смотри, что с детьми делается. Я бы
за такое...
Старый Кац потемнел.
В четыре двадцать пополудни в городе отключилась канализация. Еще
через час были перерезаны подземные электрокабели и электричество не
смогли восстановить. Бодрые радиопередачи прекратились. Становилось тихо и
страшно. В канализационных колодцах кишело нечто невнятное и
приподнималось, приподнималось, грозя выплеснуться на улицы смертельным
потоком. Единственный отель - многоэтажный "Гостеприимный" был срочно
эвакуирован, потому что начал оседать фундамент. Говорили, что
"Гостеприимный" построен над бывшими каменоломнями, а в каменоломнях...
Андревна надела парадный платок (оранжевый с желтым) и накрасила
губы, как в праздник. Она была худа и жилиста от ежедневных трудов, и даже
в таком возрасте помада ей шла. Сзади Андревну можно было принять за
девушку, настолько хорошо сохранилась ее фигура. Она привычным движением
приостановилась у зеркала, не замечая себя.
- Ну что, пойдем что ли?
- Ага, - ответил Кац.
Они поднялись на второй этаж к квартире номер 19 и старый Кац вдавил
кнопку звонка мутным желтым ногтем.
- Есть кто-нибудь?
- Я не могу выйти, - ответил Ульшин.
- Почему это?
- Я не одет.
- Тогда оденься, я подожду.
Старый Кац вопросительно посмотрел на Андревну; Андревна кивнула.
- Я занят, - сказал Ульшин из-за двери.
- Я те дам занят, - проговорил Кац, понемногу распаляясь. - Я к тебе
пришел!
Он ударил в дверь ладонью и упали,разбившись, несколько кусков
штукатурки.
Андревна отрицательно покачала головой.
Кац снова остыл.
- Хорошо, я тебя подожду, - сказал он с мрачной уверенностью.
Они спустились и стали ждать на крыльце.
- Он не выйдет, зря это все, - сказал старый Кац.
Снова появился Прын.
- Не вышло?
- Лучше уйди, не зли меня.
Прын не стал злить, но остался.
Они долго стояли молча. Приближался вечер, уже угадывался в особенной
тишине и в спокойствии мутного тумана над полями.
- Как твоя лодка? - спросил Прын.
Старый Кац единственный в округе имел большую моторную лодку,
настоящий катер.
- А тебе зачем?
- Хочу купить.
- Не хватит денег.
- Ну хоть дай покататься.
- Ты умеешь?
- Нет, - ответил Прын и снова замолчал.
Водить катер умели только старый Кац и Яша. И это решало дело.
Подумав, Прын выбрал Яшу.
Во дворик вошла Светлана. Она выглядела озабочено-беспутно, похожая
на путану, которой не везет с клиентами. Несмотря на жару, она была в
кожаной курточке и широких кожаных шортах до колен.
Старый Кац стал на крыльце, не давая пройти.
- Здравствуйте, - Светлана подняла глаза.
Прын приготовился выплюнуть точно отмеренную порцию яда.
Голый Ульшин метался по комнате. Он слышал перебранку внизу, но не
мог выйти. Дело было не в скорпионах, к скорпионам он привык, видел за
сегодня уже четырех в собственной квартире и как-то успокоился. Послушав
радио, которое теперь выключилось, успокоился еще больше: всем вместе
умирать не страшно, надо, значит, надо. Дело было в одежде, он не мог к
ней притронуться. Он ругал себя вслух теми словами, которые знал, но это
не помогало.
Светлана дико закричала внизу, неразборчиво. Кажется, она просила его
не выходить. Как жаль, что раньше он не здоровался с этими людьми. Жаль
или правильно? Какая разница сейчас!
Он высунулся в окно по пояс. Светлана каталась в пыли, а старый Кац
давил ее метлой, стараясь попасть в лицо. Андреевна безучастно стояла в
стороне. Откуда взялась метла? - конечно, Прын принес, он всегда знает что
приносить.
Ульшин бросился к шкафу, ища оружие. Из шкафа выпала груда грязных
тряпок вперемешку с гвоздями. Он стал рыть дальше и нашел топор. Топор был
тяжел и страшен, но очень туп. Нестор взвесил топор в руке и понял, что
все равно не сумеет ударить человека - ни топором, ни пальцем. Он ударил
топором по столу и слегка повредил себе запястье. Стол оказался неожиданно
прочным.
Светлана снова закричала на улице.
Он еще раз ударил по столу, на этот раз обухом, и стол, не выдержав,
обвалился. Значит, обухом получается сильнее. Значит, нужно бить обухом.
Небольшой фиолетовый скорпиончик спрыгнул с карниза и шлепнулся на пол с
громким стуком. Неожиданно Ульшину стало стыдно то того что он голый.
Скорпиончик посмотрел на голого Ульшина и стал быстро вгрызаться в
паркетный пол, очевидно, направляясь к первому этажу. Ульшин ощутил
холодное спокойствие. Ушел во вторую комнату и надел очки. Кто-то
внутренний действовал за него.
Он подошел к подоконнику и положил на него большой палец. Подоконник
широкий, дубовый, некрашеный давно. Столько раз Светлана предлагала начать
ремонт. Он перевернул топор обухом и изо всех сил ударил по пальцу левой
руки - разорвалась бомба. Он закричал и продолжал кричать, пока был воздух
в легких. Очки сползли на переносицу и Нестор аккуратно поправил их
мизинцем, который действовал совершенно самостоятельно. Ноготь большого
пальча был расплющен и уже вскипал кровью по краям. В глазах стоял туман.
Не одеваясь, он выбежал во двор, ударил обухом красное огромное лицо
(лицо проломилось), стер с лица очки и бросил топор.
Он бежал в сторону заката.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг