Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
старым. Мальчик снова включил фонарь и посветил на стены. Здесь стены были
кирпичными и влажными, все в капельках росы. У одной стены  грудой  лежала
картошка. У другой - куски  досок,  старых  стульев  и  всякой  деревянной
чепухи, которая вросла в землю. Мальчик всомнил о семечке акации,  которое
до сих пор сжимал в кулаке, и решил посадить его здесь.
     Он отодвинул несколько досок, выкопал ямку и положил в  нее  семечко.
Он спрятал семечко между старых палок, чтобы Старуха не догадалась. Он был
послушным и не хотел противоречить желаниям доброй тети.
     Семечко нужно было полить. Мальчик взял с полки бутылку с  прозрачной
жидкостью и отбил горлышко о стену. В  бутылке  оказался  компот.  Мальчик
полил акацию. Теперь она обязательно вырастет.
     Из под камня выглянула крыса и, понюхав воздух, выдавила свое  жирное
тело наружу. Ни капельки не стесняясь,  она  подошла  к  куче  картошки  и
лениво погрызла одну картофелину. Потом снова убралась в свою нору.
     Мальчик вышел из подвала.
     Старуха возилась, проверяя прочность замков.
     - Тетя, - сказал он.
     - Что?
     - Я был в подвале.
     - Ты можешь ходить где хочешь, но не выходи из дома.
     - Там была картошка и бутылки.
     - Я знаю, и что же?
     - Крыса перевернула бутылку с компотом и бутылка разбилась.
     Старуха посмотрела на мальчика внимательнее.
     - Крыса, говоришь? Тогда нужно завести кошку. Впрочем, нет, кошку моя
Веста не переживет.
     И она снова занялась замками.
     Мальчик ушел  в  комнату,  лег  на  диван,  стал  повторять  алфавит.
Вообще-то алфавит он  знал,  но  плохо.  Ему  понравилось,  как  быстро  и
правильно читала тебя слова из книжки. Иногда  читала,  даже  не  глядя  в
книжку. Мальчик пробовал и пробовал; из звуков  начали  получаться  слоги,
потом слова. Он прочел название книжки.  Книжка  называлась  "Букварь".  Я
обязательно научусь читать, - подумал он.

     Прошел год. Все это время мальчик не выходил из дома.  По  ночам  все
двери запирались на замки, а днем Старуха была  неразлучна  с  ним.  Уходя
куда-нибудь по делам,  она  запирала  мальчика  в  подвале,  как  в  самом
надежном месте. Мальчик уже привык и не  сопростивлялся.  Нельзя  сказать,
чтобы ему плохо жилось. Он ел вдоволь и вкусно, одевался просто и  смотрел
мультфильмы по видео. Он привык спать раздетым и к тому, что Старуха  мыла
его каждый вечер.
     Старуха ждала. Теперь мальчику было  уже  тринадцать.  Он  был  очень
рыжым, курносым и плосколицым, то есть далеко не красавцем. Но у него была
улыбка. После года старушачьих усилий улыбка оставалась такой же невинной.
     У Старухи испортился сон. Она часто лежала с открытыми глазами, слыша
где-то у подмышки теплое  дыхание  мальчика,  и  размышляла.  Вначале  она
думала, что мальчик просто глуп, но он быстро научился читать  и  научился
судить о поэзии с совсем не детской глубиной. Потом  Старуха  думала,  что
мальчик  слишком  мал,  но  когла  ему  исполнилось  тринадцать,  серьезно
забеспокоилась. Однажды ночью ей в голову пришла мысль о сопернице.
     К этому времени  из  дому  были  убраны  все  картинки,  изображавшие
девочек  и  красивых  женщин.  Из  женских  фотографий   остались   только
фотографии Старухи в более или менее отдаленной молодости.  Все  книги,  в
которых говорилось о девочках, были убраны с полок. Скандал  Аллы  и  Фили
очень порадовал Старуху и некоторое время она делала вырезки  из  газет  и
давала их читать мальчику. Но мальчик оставался невинным.
     В доме соперницы не было. Но  где  же?  Очень  долгое  время  мальчик
проводил в подвале. Неужели? - подумала Старуха. - Но  что  же  там  может
быть?
     Рано утром она спустилась в  подвал  и  обошла  все  четыре  каменных
мешка. Обычные старые вещи, мусор, консервы, картошка и больше  ничего.  В
самом конце подвала из кучи досок торчали странно извитые бледные стержни,
похожие на ростки картофеля. Старуха попробовала вырвать  ростки,  но  они
оказались слишком  прочны.  Они  вытягивались  из  кучи  старых  досок  на
несколько метров, но не ломались и не рвались. Судя по гибкости, это  было
живое растение.
     Старуха позвала мальчика.
     - Что это такое? - спросила она.
     - Колючка.
     - Какая еще колючка?
     - Которую я посадил, - ответил мальчик, - я принес тебе семечко, а ты
сказала, что из него вырастет колючка. Я посадил семечко здесь  и  колючка
выросла. Но она совсем не колючая, попробуй.
     Старуха попробовала и обнаружина несколько шипов. Очевидно, это  была
акация, которая выросла в полной  темноте.  Растение  совершенно  потеряло
свой привычный вид и, если бы не визиты мальчика с фонариком,  погибло  бы
вовсе. Деревья ведь не могут расти без света. Акация выросла  в  несколько
длинных, очень гибких стеблей, каждый из которых был чуть тоньше карандаша
и  лежал,  свренувшись  кольцами.  Некоторые  кольца  стояли  на  ребре  и
напоминали обручи. На акации совсем  не  было  листьев,  но  стебли  имели
зеленоватый оттенок. Длина каждого стебля была метров пять, не меньше.
     - Ты ее поливаешь, да? - спросила Старуха.
     - Да.
     - А чем ты ее поливаешь?
     - Компотом.
     - Тем компотом, который разбивают крысы, да?
     - Да, - сознался мальчик, - но она умрет, если ее не поливать.
     - Ты ее так сильно любишь?
     - Да.
     Ночью Старуха взяла садовые ножницы и спустилась в  подвал.  Ей  было
немножко жутко. Стебли лежали, свернувшись кольцами, но  Старуха  оставила
их распрямленными еще час назад. Неужели они могли двигаться? Но  движется
же подсолнух за солнечным светом.
     Старуха направила луч фонарика в стену и стала ждать.
     С тихим шорохом ближайшее кольцо  начало  распрямляться  и  ползти  к
световому пятну. Оно ползло как длинный червяк, Проклятое растение,  разве
можно любить такого урода?
     Она придавила стебель ножницами. Движение сразу прекратилось. Старуха
придавила изо всех сил, но безрезультатно. Стебель был прочен, как сталь.
     Она старалась до самого утра. Она резала  стебель  в  разных  местах,
выкапывала корень, завязывала узлы, но не могла повредить дереву. За  ночь
она хорошо  изучила  акацию.  Дерево  имело  двенадцать  длинных  стеблей,
одинаково прочных, и еще множество зачаточных  стебельков.  Два  маленьких
стебелька Старухе удалось отщипнуть. Большинство стеблей  прятались  среди
старых вещей и были почти незаметны. Из семечка вырос огромный осьминог  с
тонкими щупальцами.
     Под утро Старуха устала, сказывались годы. Какая глупость, неужели  я
ревную к дереву? - подумала она и рассмеялась.  Ревновать  к  дереву  было
настолько нелепо, что она сразу сочинила несколько  стихотворных  строк  о
собственной глупости. Стихи ее успокоили. Все  будет  хорошо,  -  подумала
она, - нужно только решиться. Нужно только все сделать самой; он не  может
без моей помощи.

     Снова настал день рождения. С самого  утра  Старуха  занавесила  окна
непрозрачными шторами и в  комнатах  создалась  интимная  обстановка.  Так
Старуха думала,  хотя  не  знала  в  точности,  каккая  обстановка  бывает
интимной. На этот день  было  назначено  генеральное  сражение.  План  был
продуман за несколько  бессонных  ночей.  Вначале  Старухе  было  совестно
сделать то, что она собиралась, но она утешила себя той  мыслью,  что  это
поможет ее стихам. После э  т  о  г  о  ее  стихи  зазвучат  убедительнее,
особенно любовная лирика, а ради настоящей поэзии простителен любой грех.
     - Ты должен помогать мне, - сказала она мальчику.
     - А разве я тебе не помогаю?
     - Да, ты убираешь в доме и  готовишь  кушать,  у  тебя  очень  хорошо
получается, но ты должен помогать больше. Ты же мужчина.
     - Тебе нужно поднять что-то тяжелое? - спросил мальчик.
     - Очень тяжелое, - сказала Старуха, - я сама не справлюсь.
     - Хорошо, - согласился мальчик.
     Она посадила мальчика к себе на колени и  нажала  кнопку  на  пульте.
Нужная кассета была вставлена еще  вечером.  На  экране  замелькали  голые
женщины и диктор залопотал по-немецки.
     - Я же не знаю по-немецки, - сказал мальчик.
     - Тебе не нужно слушать, ты только смотри.
     - А зачем?
     - Смотри, как мужчина должен помогать женщине. Смотри  внимательно  и
учись. Потом ты должен сделать точно так же.
     - А у меня получится?
     - Я тебе помогу, - сказала Старуха без большой уверенности.
     Эту кассету Старуха просматривала раньше не меньше десяти раз  -  для
повышения теоретического уровня. Она даже пробовала вести конспект,  делая
небольшие записи и рисунки. Все было и просто, и сложно. Так  просто,  что
любая дворняжка делала это без усилий, и так сложно, что она,  поэтесса  с
великолепным образованием и широчайшей эрудицией, слава родного города, не
могла даже подступиться.
     Мальчик смотрел внимательно и немного напряженно.
     - Ну как, понятно? - спросила Старуха.
     - Ага.
     - Когда кассета закончилась, мальчик был явно разочарован.
     - Можно посмотреть еще раз? - спросил он.
     - Нет, - сказала она, - сейчас ты должен поработать.
     И она поцеловала его в губы.
     Ей показалось, что мир перевернулся. Она много раз писала о  поцелуях
и в стихах, и в прозе, но втайне не верила, что от простого прикоснованеия
губ может переворачиваться мир.
     - Ты должна раздеться, - сказал мальчик, - они были все раздетые.
     - Хорошо, - казала Старуха и стала раздеваться.
     Мальчик посмотрел критически.
     - Ты не такая как они.
     - Почему не такая?
     - Я не знаю как это сказать. Они все такие круглые.
     - Ничего, - сказала Старуха, - ты просто делай то, что должен.
     Она обвилась вокруг него и упала в кровать, как в колодец.
     Последняя ее мысль была о слове "обвилась" - она вспомнила  акацию  в
подвале и представила себя со стороны: двенадцать тонких  длинных  стеблей
осьминожьими щупальцами обвивают ребенка, обвивают, обвивают, сжимают...
     А дальше она уже не думала. Все получилось хорошо: совсем не так, как
представляла себе Старуха, но гораздо правильней. Она потеряла контроль  и
всякое понимание происходящего; она  шептала  бессвязные  сочетания  слов,
иногда  попадая  в  рифму,  слюнявила  поцелуями  жесткое  мужское   тело,
промахивалась,  целовала  свою  руку  или  подушку,  извивалась,   вилась,
обвивалась, свивалась в кольца и все время казалась себе  слепой  акацией,
выросшей в подвале.
     Когда она пришла в себя, она увидела, что мальчик улыбается. Это была
та же самая невинная улыбка, которую Старуха увидела год назад.
     - Ты знаешь, что у тебя замечательная улыбка? - спросила она.
     - Правда?
     - Да. Когда я увидела эту улыбку ровно год назад, я сразу поняла, что
ты будешь моим. Теперь ты мой. Тебе нравится быть моим?
     - Нравится.
     Старуху вдруг потянуло к самопожертвованию. Она еще не знала, что для
женщины самопоженртвование так же естественно, как запах для  цветка.  Она
заговорила, удивляясь сама себе.
     - Ты же не всегда будешь моим. Хочешь, я тебя отпущу?
     - Нет, - ответил мальчик.
     - Если хочешь, то можешь идти, - продолжала она, ужасаясь собственным
словам. Она еще не вполне превратилась в женщину.
     - Мне с тобой нравится, - сказал мальчик.

     В пять сорок они зажгли и задули торт, мальчик улыбался и Старуха  не
стеснялась огромного количества свечей. Она даже  пошутила  насчет  своего
возраста. Весточку  обвязали  красным  бантом  и  налили  ей  шампанского.
Старуха  ощущала  в  груди  сразу  несколько  совершенно   новых   чувств:
во-первых, ее  не  оставляла  тяга  к  самопожертвованию;  во-вторых,  она
ревновала мальчика к каждой вещи, к которой он прикасался;  в-третьих,  до
жути хотелось быть откровенной и рассказывать о себе такое, что  скрываешь
даже от себя; в четвертых, в ней сквозила  странная  печаль  обреченности.
Каждое из новых чувств просилось на бумагу, стремилось стать стихом.
     - Пообещай, - сказала она, - что ты никому не станешь улыбаться  так,
как ты сегодня улыбался мне.
     Еще  вчера  она  была  слишком  деревянной,  чтобы  сказать  подобную
глупость.
     Уезжая на поэтический вечер, она привычно заперла мальчика в подвале.
В этот раз она оставила с ним Весточку, для компании.
     Машина плыла  сквозь  вечереющий  город.  Старуха  сидела  на  заднем
сиденьи и смотрела на пальцы шофера.  Ей  очень  хотелось  поцеловать  эти
пальцы и она знала, что сейчас вполне способна на  такое.  Ей  приходилось
сдерживать себя.  В  полусознании  струились  полустихи  и  воплощались  в
прекрасные строфы.
     Старшешкольная графоманка уже окончила школу с похвальной грамотой по
литературе и превратилась в непристроенную выпускницу с толстыми щеками  и
глазами фанатки. Она что-то плела о Пушкине, но это больше  не  раздражало
Старуху.
     Она начала свой вечер сразу с новых стихов. Она забыла одну из  строк
и, вместо того, чтобы взглынуть на бумажку, вставила  неожиданную  строку,
вынырнувшую из океана новых переживаний. Потом ее понесло.
     Она   заговорила   связными   стихами,   сбиваясь   с   верлибра   на
окаменело-классический ямб (пятистопный) и снова возвращалась к  верлибру.
Стихи были лиричны и непристойны.
     Графоманка выпучила  глаза  и  держала  руки  на  весу,  чтобы  сразу
захлопать, как только Старуха остановится. Но Старуха не  останавливалась.
Она уже излила на слушателей целую поэму; поэма плавно переростала в роман
в стихах. Графоманка устала, опустила руки и смотрела в спинку крела,  все
более разочаровываясь в Пушкине. Ее графоманский мир рушился.
     - А Старуха-то наша сошла с ума, - тихо сказал кто-то за спиной, -  в
ее возрасте и сочинять такие стихи!
     - Много вы понимаете! - ответила графоманка. -  Наша  Старуха  -  это
новый Пушкин; и даже более того ваш Пушкин - это старая наша Старуха!
     Голос за спиной спорить не стал.

     В это время мальчик сидел на  ступеньке  и  читал  Верлена.  Весточка
прижалась к его ногам и тихо скулила, почти  онемев  от  страха.  Весточка
чуяла крыс. А крысы чуяли Весточку. Фонарь стоял рядом  и  все  двенадцать
живых шнуров медленно ползли к нему, подбираясь с разных  сторон.  Сегодня
фонарь светил тускло, потому что батарея  была  старой.  Крысы  гуляли  по
периметру и изучали обстановку.
     Два живых шнура упали с полки на плечи мальчику. Еще один оказался  у
него на коленях. Мальчик не боялся акации потому что прывык к ней и  знал,
что она может медленно ползать. Чему  только  ни  научишься,  если  хочешь
выжить.
     Одна из ветвей начала обвиваться вокруг его туловища, другая схватила
за ноги. Мальчик пошевелился и понял, что не может вырваться:  при  каждом
движении колючки впивались в тело. За долгие часы  сидения  в  подвале  он
привык разговаривать с акацией как с человеком.
     - Не дави меня так сильно, - сказал он, - ты больно колешься.
     Одна из крыс свалилась с полки прямо на Весту и вцепилась  в  красный
бантик.  Веста  заверещала  и  брослиась  в  темноту.  Мальчик  попробовал
броситься за ней, но упал, опутанный акацией.
     - Пусти меня, - сказал мальчик, -  я  должен  помочь,  иначе  они  ее
съедят.
     Веста верещала на самых высоких нотах. Она взвизгнула со  смертельным
отчаянием и захрипела. Послышался  тихий  писк  многих  голосков  и  тихий
довольный топот сотен лапок. Крысы торжествовали.
     Акация держала его всеми себлями; она даже уползла от фонаря.
     - Спасибо, - сказал мальчик, - теперь  можешь  отпустить.  Я  уже  не
пойду туда, обещаю.
     Хватка акации стала ослабевать. Мальчик отодвинул от  себя  стебли  и

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг