согласитесь со мной.
- Ты уверен, что эта мысль пришла тебе несколько дней назад?
- Да. Это так важно?
- Сначала покажи, что ты снимал.
Я рассматривал фотографии. Несколько сюрреалистических снимков: случайные
предметы скомпонованы в совершенно дикие структуры; дом, окрестности, несколько
видов из окна, очень много фотографий облаков, облака на закате, облака как фон
для летящих птиц, дождь. Снова дождь. Соседи.
- Кто это? - спросил я.
- Живет в сорок четвертой квартире. У неё мальчик. А это старушка из
сорок пятой. Где-то был еще: Вот он.
Вот он, объект моей мести. Собственно говоря, ничем чрезвычайным он предо
мной не провинился. Негодяй, конечно, но мало ли негодяев вокруг нас? Что еще?
Мы хорошо знали друг друга, мы с детства жили на одной улице в домах напротив.
Несколько раз он воровал мои деньги, несколько раз втягивал меня в сомнительные
дела и сразу же предавал, многое другое - но, вобщем-то, ничего серьезного. Он
был обычным тупицей, обычным хулиганом, затем пошел в армию и там ему выбили
несколько передних зубов. Затем он завел гитару и орал по ночам злые пьяные
песни, затем женился и стал беспробудно пить. Затем ушла жена с детьми,
привязав его пьяного к кровати, напоследок. Потом жизнь текла без происшествий,
оттеняемая лишь скандалами с соседями, появлениями участкового иногда, запоями
и всякой другой мелочью. Потом его дом сгорел и он получил новую квартиру в
многоэтажке. И теперь рок, руководимый мной, собирается занести над этим
убожеством свой хлыст. За что я его так?
- А вот Дина. Кушает.
Это он сказал с любовью.
- Нашли общий язык?
- Не знаю. Она какая-то странная.
- А по ночам?
- По ночам я сплю. Пробовал её дрессировать.
- И как она?
- Нормально. Мне говорили, что характер собаки может испортиться, когда
она меняет хозяина. Но это не наш случай. У нас все нормально.
- Она тебя любит?
- Не знаю. Слушается. Умная ужасно. Вчера мы как-то не разминулись на
улице с этим уродом из сорок шестой квартиры, вот этим, который на фотографии,
так Дина так зарычала, что он сразу выпал в осадок. Она меня защищает.
- А если бы она, допустим, напала, ты бы смог её удержать?
- Она не нападет. Она умная.
- Я имею ввиду чисто физически. Сумел бы удержать или нет?
- Не знаю. А зачем?
- Да так просто.
- Не сумел бы. Она тянет, как танк.
Я продолжал рассматривать фотографию урода из сорок шестой. Да, постарел,
бедняжка. Но тот же взгляд, тяжелый и злой и в то же время странно беспечный.
Те же сгорбленные плечи, которые я помню с детства. <Я буду сечь его ремнем,
чтобы пошел в институт>, - помню, так говорила его мать. И действительно секла,
а он бегал от неё вокруг стола и орал: <мама, не надо!> Потом он высек её сам и
с тех пор она жила отдельно. Лицом он слегка похож на волка из <Ну, погоди!>, с
той только разницей, что волк умел улыбаться и удивляться. В его же лице только
тяжесть - и ничего светлого.
С самого детства он чувствовал мою необычность, мое превосходство, может
быть. Еще тогда, когда я считал себя гадким утенком, а его - Великолепным
Старшим Хулиганом, он видел, что я лучше и сильнее его. Всех тех гадостей,
которые он мне чинил, не перечесть и не упомнить. Да и какая разница? - ведь
дело не в них. Дело в соперничестве двух мировоззрений: мировоззрения личности
и мировоззрения злобного дауна. До сих пор во всех бесчисленных, хотя и мелких
столкновениях даун брал верх. Именно потому, что он даун. И я обязан доказать,
что это неверно, что это не закон, а извращение закона. Доказать эпохе, миру,
Богу, если таковой существует. Это не личная месть. Просто все мы привыкли жить
рядом с торжествующими негодяями. Они не преступники, они всего лишь подонки,
их не накажет закон. Закон для них не писан. Но есть более высокий закон -
закон совести. И этот закон говорит мне, что зло - в любой его форме - не
должно оставаться безнаказанным.
Чем больше я наблюдал за ним, а это длилось почти тридцать лет, тем
больше я убеждался в одном и том же и, наконец, я сформулировал это для себя
как принцип: негодяев нужно ограничивать - как сорняки, как нефтяные пятна в
море, как расплодившихся крыс. Это обязанность каждого порядочного человека.
Если видишь негодяя - не проходи мимо.
- Ну как отношения с соседями? - спросил я.
- Никак. В основном не контактируем. Читаю книжки. Смотрю телевизор.
Кушаю спагетти с индюшиными крылышками. Но скучно. И ничего не понимаю. Может
быть, дадите конкретные указания. Должны же быть конкретные указания.
- Почаще гуляй и поменьше читай. Веди себя попроще и дружи с соседями.
Все.
Мы выпили чай и ещё немного поговорили. Пока все шло как по маслу. Вот
только мне было жаль этого мальчишку. Я не хотел его подставлять. Прийдется
повозиться, придумывая окончательный план.
14
Когда я вошел в спальню, мой новый знакомый лежал поверх одеяла и
сосредоточенно смотрел в потолок. На его теле были только трусы и бинты. Бинт
на животе слегка пропитался кровью.
- Вы когда-нибудь рассматривали бинт со свежей алой кровью так, как
рентгеновский снимок, на просвет? - спросил он. - Страшно красиво, красивый
цвет, я имею ввиду, исключительный. Я сказал гадость, не обращайте внимания.
- Рассматривал, - ответил я.
- Этот :.., о котором вы говорили, из сорок шестой квартиры:
- Не надо ругаться.
- Да ради бога, не буду. Извиняюсь, но я слышал ваш разговор. И у меня
мелькнула мыслишка, так случайно. Так вот, этот приятный человек из сорок
шестой квартиры, тот, на которого зарычала собака вашего знакомого, он живет в
доме сто сорок восемь, улица Продольная?
- Совершенно верно.
- А зачем он вам нужен?
- По личному делу, - ответил я.
- Можно взглянуть на фото? Да, это он. Все та же гадкая сволочь. Вся
проблема в том, что и мне он нужен - и тоже по личному делу. Если наши личные
дела не пересекаются, то все в порядке. Но если пересекаются, вашему делу
прийдется потесниться.
- Или вашему, - ответил я.
- Никогда. Мое дело слишком важное.
- Мое тоже.
- Надеюсь, вы не любовники? - спросил он.
- Нет.
- И он не ваш зять?
- Ничего подобного.
- И вы не собираетесь оставить ему наследство?
- Не собираюсь, - сказал я.
- Тогда все в порядке. Потому что я собираюсь его убить.
Повисла пауза.
- Отлично. Я тоже, - соврал я.
Он даже не взглянул на меня.
- Вы не сможете никого убить, - сказал он. - Это не в вашем характере.
Даже если все получится, вы помучаете его и отпустите. Он станет лишь сильнее.
А я его прикончу.
События начинали приобретать неожиданный поворот. Совпадение? Но кому как
не мне знать, что таких совпадений не бывает? Совпадение это лишь маска,
которую надевает судьба, чтобы скрыть свои гримасы.
- А если мы вместе? - попробовал я сделать неожиданный ход.
- Я не связываюсь с новичками. Вы даже не можете стерпеть нормального
крепкого слова, а как раз такими словами говорят настоящие мужчины. Я думаю,
что вы какой-нибудь иегова, или вроде того. Не желай, не гордись, не улыбайся,
не спи с женщинами даже во сне. А с женой целуйся через тряпочку, смоченную
нашатырным спиртом. Короче говоря, робот. И ваш бог робот, потому что спасает
не людей, а роботов вроде самого себя. Кого не может сделать роботом, того
сжигает в огне, как мусор.
- Я не принадлежу ни к какой секте.
- Тогда я буду нормально разговаривать, ::.. мать.
- Вот по поводу этой фразы, - сказал я, - раньше первым словом в этой
фразе было слово <Я>, потом его просто стали пропускать. А второе слово - это
глагол в прошедшем времени. Когда-то давно, когда старый мужчина встречал
молодого где-нибудь в глухом месте, например, в лесу, он сразу выкрикивал эту
фразу про мать - и молодой думал, что встретил своего настоящего отца.
- Ага. И зачем же?
- Затем, что незнакомых стариков обычно убивали и грабили без лишних
разговоров. Традиции такие. А родителей почитали даже тогда. Поэтому, когда вы
говорите эту фразу о матери мне, она не имеет никакого смысла, ведь мы с вами
одного возраста.
- Ага. Значит, вы какой-нибудь профессор изящных слов и каждая моя
грамматическая ошибка режет вам ухо. Так?
- Нет. У меня просто жутко прикладная профессия. Я волшебник.
- Не более и не менее. Это бывает. У вас есть ковер-самолет.
- Ковер-самолет это для витающих в облаках. А я прикладник, если так
можно выразиться. Я специализируюсь на удаче, особенно на удаче в делах. В
каждом деле есть много непредсказуемых случайностей. Я организую их так, чтобы
в сумме они приносили удачу. Для этого мне нужны слова, всего лишь слова.
Поэтому каждое слово в этом доме имеет большую силу. Не более и не менее.
- Я думаю, вам за это платят?
- Десять процентов от выручки.
- Получается?
- Практически всегда.
- Блин, тогда я затыкаю свой грязный рот. С волшебниками нужно быть
осторожным. Или <блин> тоже запрещен?
- Вы употребили слово <блин> как междометие, а не как существительное.
Проще говоря, как заменитель ругательства. К сожалению, это слово одно из самых
опасных. Когда вы говорили про мать, это было просто чепуха, это ничего не
означало. Но когда вы произносите <блин> в смысле ругательства, вы называете
имя.
- Имя?
- Мужское имя, которое было проклято на протяжении многих поколений. Имя
гнусного предателя. Когда вы говорите, <блин>, вы обращаетесь к нему по имени и
просите его помощи и защиты. Это все равно что молиться богу, только вместо
бога подлый негодяй. Его настоящее имя было Блуд, отсюда пошли слова
<заблудиться> и <заблуждаться>, то есть, поверить Блуду и пойти за ним.
- Но ведь этот ваш Блуд мертв, какая разница, зову я его или нет? Он меня
не услышит.
- Зато вас услышит Кси. Я не могу вам объяснить, что это такое.
По-простому, это такая штука, которая распределяет случайности вашей судьбы.
Она вас услышит и случайности вашей судьбы чуть-чуть сдвинутся. А это все
равно, что чуть-чуть сдвинуть межпозвоночные диски: в девяноста девяти случаях
из ста ничего не случится, а в одном можно остаться инвалидом.
- Если вы мне расскажете подобные вещи и о других словах, то я вообще не
смогу нормально ругаться.
- Нет, не расскажу. Многие слова ничего не значат.
- Ну ладно. Будем считать, что разговор не состоялся.
Он отдал мне фотографию.
- Почему не состоялся? Есть некто, которого вы хотите убить, причем
собственноручно, и я вам мешаю это сделать. Но я не знаю ваших мотивов, а вы не
знаете моих. Расскажите.
- Рассказать? Можно и рассказать. Смотрите. - он щелкнул пальцами и между
пальцами зажегся огонек. - Видите, я тоже волшебник.
- Я бы сказал, фокусник.
- Нет, волшебник - в своей профессии. Волшебник - это ведь высшая степень
мастерства. А моя профессия - поджигать. Я могу зажечь все, или почти все. Раз
кто-то тушит пожары, то должен кто-то их и зажигать. Правильно?
- Кстати, - сказал я, - меня всегда интересовало, как может сгореть
каменный дом, если камень не горюч.
- А-аа! Каждый дом горит по-своему. Если это старая многоэтажка, то там
все просто: их строили так, что между стенами промежутки, а в промежутках
деревянный каркас. Если поджечь в нужном месте, то возникает сильная тяга и она
сразу же разносит огонь по всем этажам. Дом сгорает целиком и потушить его
невозможно. Через какое-то время он оседает и проваливается. Я знаю о пожарах
все, я мог бы основать пожарную академию.
- А зачем сжигать дома? Чтобы спрятать улики?
- Ну, это обязательно. Если какой-нибудь директор сельмага разворует и
пропьет все запасы продуктов, то он обычно поджигает магазин и так заметает
следы. Но у него не получается, потому что он не умеет правильно поджигать.
Зато, если он позовет меня, потом его не разоблачит никакая следственная
комиссия. Потому что я работаю хорошо, с гарантией.
- Так вы занимаетесь сельмагами?
- Никогда. Слишком мало платят и слишком простая работа. Иногда помогаю в
бизнесе - убираю конкурентов. Если конкурент вдруг решит построить дорогой
магазин там, где его не нужно строить, то этот магазин в одну прекрасную ночь
возьмет и сгорит. Сгорит так, что не подлежит восстановлению. И последняя
категория клиентов это первоочередники на получение квартиры: до тех пор, пока
дом стоит, им квартиру не дадут. Не дадут пять лет, десять или даже двадцать. А
если дом сгорел, то каждый получает новую квартиру со всеми удобствами. И
квартира стоит обычно от трех до семи тысяч долларов. Чистая прибыль. Я киллер,
но убиваю не людей, а недвижимость. Вот в этом-то все и дело.
15
Фамилия моего нового знакомого была Бецкой. История, которую он мне
рассказал была примерно такой.
Однажды он получил заказ на уничтожение старого жилого дома. Дом был
двухэтажный, более чем столетнего возраста, в аварийном состоянии, на двадцать
восемь квартир. И без хорошего пожара никак не обойтись - все остальные способы
уже испытаны. Бецкой никогда не разговаривал со всеми жильцами; для переговоров
всегда выбирался лишь один представитель. В этот раз представителем оказался
примерно сорокалетний мужчина крупного телосложения. У него был грубый голос,
лицо пьяницы и отвратительная дырка на месте передних зубов. Был также
постоянный напор, которому Бецкой едва мог противостоять. Этот человек просто
не слушал возражений и шел вперед как танк. При первой встрече они ни о чем не
договорились. При второй представитель попробовал угрожать и Бецкой уже решил
про себя, что сделка не состоится. Но была ещё и третья встреча, где и удалось
найти компромисс.
Договорились о дате, о стиле поджога, о сумме гонорара и количестве
материального ущерба. После этого началась работа.
Прежде чем сжечь дом, его нужно изучить. Тот двухэтажник оказался не
таким уж и простым. На самом деле это была только четвертая часть большого
здания, построенного в прошлом веке. Во время войны три четверти здания было
разрушено бомбежкой, а оставшееся восстановили потом. Сто лет назад дом был
чем-то вроде торгового центра и в его подвалах хранись припасы, в основном
пищевые. Подвалы были сложены из толстых дубовых бревен, каждое двадцать пять
на двадцать пять в поперечнике. Все эти бревна и подвалы сохранились до
сегодняшнего дня. Сохранились также и подвалы под несуществующей частью здания.
Прослеживая эту систему подземных коммуникаций, Бецкой нашел много интересного
и неожиданного, в частности, даже семь развалившихся скелетов времен
Гражданской войны. Кто-то от кого-то прятался и был убит. Подвалы были сильно
испорчены постоянными авариями канализации, проходившей рядом, а также недавним
подъемом подземных вод.
Пожар должен был начаться именно из подвала. Главной проблемой в таком
случае было обеспечить собственную безопасность. Жильцы сжигаемого дома никогда
не хотят платить гонорар за работу и, если поджигатель сгорает вместе с
жилищем, это их устраивает. Поэтому, как только ты зажжешь дом из подвала, сам
ты из этого подвала уже можешь и не подняться. Тебя или прибьют на месте или
позволят сгореть живьем. На войне, как на войне, а дело есть дело. Ничего
личного.
На случай нападения Бецкой имел пистолет, о чем он недвусмысленно сообщил
представителю. Судя по тому, как представитель расстроился, Бецкой понял, что
тревожился не зря. Видимо, их планы рушились. Но договор есть договор. Бецкой
подготовил два запасных выхода из подвалов, на что ему потребовался целый
месяц. Один выход был через неработающую систему канализации, а второй - сквозь
кирпичную стену, которую Бецкой аккуратно разобрал на камешки и снова сложил,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг