Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
надстраивает  над   генами,   данными  при  рождении,   многоэтажную  постройку
совершенно уникального,  личного  опыта,  который можно  передать любой  другой
личности,  или множеству личностей или вообще всему человечеству (в современных
условиях).  Поэтому  количество и  ценность передаваемой информации чрезвычайно
возрастает.  В принципе,  смерть,  такая полезная вещь для всей остальной живой
природы,  человеку  уже  не  нужна,  потому  что  каждая  человеческая личность
способна развиваться до бесконечности.  Смерть обрывает этот процесс -  и вновь
рожденным приходится с нуля выстраивать все стандартные элементы опыта. Мудрецы
умирают,  а  на  их  место приходят невежды,  некоторые из которых потратят всю
жизнь, чтобы стать мудрецами. Это неудобно и нерационально.
     	Если бы люди жили вечно,  бесполезная многократная накачка одним и тем же
оказалась бы излишней. То есть, бессмертие дало бы новое ускорение эволюции.
     	Нужно отметить к сожалению, что хотя каждая личность СПОСОБНА развиваться
до  бесконечности,  многие  перестают развиваться как  только исчезает давление
побуждающих обстоятельств.  В  этом  смысле такие люди эволюционно находятся не
выше других живых существ - они живут как коровы,  как собаки,  как свиньи, как
веселые обезьянки -  или  как  трава.  Для них смерть все ещё необходима и  они
действительно относятся к ней как к необходимости: ну вот, поживем свое и умрем
-  как  все  делают.  Напротив,  развивающаяся личность воспринимает смерть как
личного врага,  как искусного противника и постоянно фектует с ней,  хотя финал
этого поединка ей  известен.  Для развивающейся личности смерть -  это абсурд и
нонсенс.
     	Следующий этап устраняет это  противоречие.  Техника бессмертна -  в  том
смысле, что на смерть ей плевать - она существует не в виде отдельных особей, а
серийно и,  если выходит из строя отдельный двигатель машины марки NN, а другая
машина этой же  марки падает с  моста,  это ничуть не  отражается на  остальных
точно таких же  машинах этой же  марки -  они  все ещё продолжают существовать.
Отдельный  экземпляр  технического устройства бесполезен для  эволюции:  он  не
размножается  и   не  аккумулирует  полезные  изменения.   Техника  делает  два
эволюционных приобретения,  которые позволяют ей  развиваться быстрее человека:
первое - отменяет размножение, второе - изобретает мгновенное изменение. Теперь
каждый шаг вперед не требует рождения миллионов бесполезных особей - и убийства
их  неблагоприятными окружающими условиями.  Весь  отбор  происходит  в  голове
конструктора, мгновенно, на уровне идей - а на свет рождается уже новая модель.
Для  того  чтобы  из  лампового  телевизора  мог  получиться  полупроводниковый
биологическим  путем,  путем  пустого  размножения  и  выбраковывания  ненужных
экземпляров,  понадобились бы  миллионы лет.  А  на  самом  деле  прошли  всего
десятилетия.
     	Но  развитие техники пока не  закончено.  Так  же  как  человек не  может
развиваться в  отрыве от природы,  так и  техника не может пока развиваться без
человека. На первый взгляд кажется, что так всегда и будет.
     	Однако уже  сейчас есть заводы,  которые настолько автоматизированы,  что
выпускают продукцию без участия человека. Создайте всемирную разветвленную сеть
таких  заводов -  добывающих,  перерабатывающих,  и  всяких  прочих,  полностью
автоматизируйте энергетические станции.  Свяжите это в замкнутую систему.  И вы
получите квазиорганизм,  который, в принципе, сможет работать без человеческого
участия. Правда, он не будет развиваться.
     	Этот,  технический этап  эволюции,  станет  реальностью (поначалу  весьма
приятной и удобной для человека) как только будут созданы компьютеры, способные
проектировать новые  модели машин,  и  модели подобных себе  компьютеров в  том
числе.  В  комплексе с  автоматизированной сетью  заводов  мы  получим систему,
которая сможет САМОСТОЯТЕЛЬНО развиваться ГОРАЗДО БЫСТРЕЕ ЧЕЛОВЕКА.  Она  будет
бессмертна,  не  будет  терять  информации вообще,  сможет  менять  собственное
<тело>,  то есть, составляющие её механизмы, практически мгновенно - как только
выдумает лучшую деталь.  А как быстро бы развивался человек,  если был способен
мгновенно воплощать в себе любое новое преимущество и быстро менять любой орган
на более совершенный?
     	Начало  этапа  технической эволюции  природы  отстоит  от  нас  всего  на
несколько десятилетий.  Мы застанем его и даже, может быть, пожнем первые плоды
-  ведь поначалу эта система будет работать на благо нас с вами.  Потом о нас с
вами она просто забудет,  ведь мы  ей  не  нужны,  от  нашего присутствия ей ни
холодно,  ни  жарко.  Повредить её мы не сможем -  а  вы попробуйте даже сейчас
вывести из  строя  большой военный завод.  А  потом,  когда  такой завод сумеет
самостоятельно оборонятся?
     	Но мы говорим о  конце света,  а мир есть нечто большее,  чем только одна
планета Земля.  Уже  сейчас  человек начал  медленную и  осторожную экспансию в
космическое пространство.  Техника сделает это  проще  и  гораздо быстрее.  Она
будет прорастать в  другие миры как  раковая опухоль -  не  нуждаясь в  солнце,
воде,  пище, кислороде, температурном комфорте и прочих милых человеку мелочах.
Длительность этого процесса -  сотни лет,  по  максимуму.  А  что  же  случится
дальше?
     	Дальше настанет пора  следующей стадии,  ещё  более  сжатой  во  времени.
Период её  развития будет  не  более  нескольких десятилетий,  а  скорее всего,
гораздо меньше,  например,  несколько секунд.  Это,  пока неведомое нам  нечто,
будет существовать в  компьютерных сетях (или в  будущих аналогах таких сетей),
как нынче человек существует в  природе - и изменять их по собственному желанию
и  собственными силами.  Так  сегодня  человек изменяет окружающую его  неживую
природу.
     	Трудно  сказать  сейчас,   что  это  будет  -  возможно,   если  сравнить
сегодняшние компьютерные вирусы с  древними бактериями,  жившими на  Земле  три
миллиарда лет назад,  а будущие информационные существа с быстроногими ящерами,
населяющими ту же Землю позднее, то в сравнении будет определенный смысл. Новая
форма  будет по  необходимости невещественной и  лишенной инерции вещества.  По
нашим  меркам она  будет развиваться просто мгновенно -  и  столь же  мгновенно
менять мир - включая не только мир техники,  но и мир человеческой жизни, и мир
неживой природы.
     	И в некую секунду мир будет изменен так,  что жизнь человека в нем станет
невозможной.
     	Но  спустя мельчайший отрезок времени и  эта форма будет вытеснена новой,
быстрейшей.  Та -  следующей,  и  так до бесконечности,  хотя бесконечность эта
вложится вся в  доли секунды.  Законы природы будут изменены настолько,  что не
останется ничего знакомого нам.  Мир  не  погибнет в  огне -  потому что ничего
подобного огню уже не сможет существовать. Единственное, что можно утверждать -
времени больше не будет.
     	Не будет нашего времени,  хотя по нашей равномерной временной шкале можно
отметить момент смерти вселенной - момент,  после которого вселенной не станет.
Но на самом деле мир не умрет,  а  уйдет в  сторону от времени и  пространства,
провалится в бесконечное ускорение.  И каждая следующая стадия будет приближать
его к  пределу,  который по нашим понятиям означает смерть -  но предел этот не
будет  достигнут никогда.  Произойдет мгновенная,  по  нашим меркам,  экспансия
новой сущности от Земли к  самым краям вселенной.  Это расширение будет быстрее
скорости света -  и  оно  уничтожит одним своим присутствием и  свет  и  всякое
понятие о его скорости.
     	Когда  это  произойдет?  Когда  будет  поставлена самая  последняя точка?
Скоро, но наверняка не на наших глазах. Вероятной датой кажется двадцать третий
век. Или двадцать четвертый. Может быть, это случится гораздо раньше. Это будет
полной катастрофой для человека,  но не для мира -  в котором человек есть лишь
одна из ступеней бесконечной лестницы.
     	Кстати,  о  ускорении времени:  время  жизни каждого из  нас  также течет
неравномерно,  оно ускоряется.  Первые детские годы тянутся долго, а в старости
десятилетия просто мелькают: только что мне было шестьдесят, а уже восемьдесят,
да как же так?  Как будто мы рождаемся хрупкой игрушкой в  заоблачных высотах и
сразу  же  начинаем падать,  ускоряясь и  ускоряясь -  чтобы потом хлопнуться о
бетонную плиту смерти.  Интересно,  если бы  мы  жили 10  миллиардов лет назад,
ускорялось бы время так же как сейчас?
     	
     	16
     	
     	Для меня остались темными по  крайней мере три  вопроса.  Первый:  почему
этого  не   случилось  до  сих  пор?   Маловероятно,   что  именно  земля  есть
исключительный лидер вселенской эволюции.  Слишком уж  она мала и  обыкновенна.
Второй вопрос: если все мы погибнем - то стоит ли жить и рождать детей, которые
окажутся ещё ближе к  моменту последнего взрыва?  И  не  подобны ли  мы людям в
лодке, неотвратимо сползающей в водопад, которые все же расставляют фигурки для
новой  шахматной партии?  Вопрос третий:  есть  ли  для  человека выход в  этой
ситуации; или хотя бы, - возможен ли хоть какой-нибудь выход?
     	Я открыл глаза и уставился в потолок.  Затем вспомнил о Пьете. Я нашел её
в передней комнате,  лежащей на полу,  у стола.  Сейчас она, без сомнения, была
каменной. Ее лицо оставалось печальным и спокойным. Что теперь? Теперь, если на
ней  не  найдут  следов склейки,  её  выдадут за  неожиданно найденное творение
древнего мастера.  Тысячи людей умудрятся заработать на этом деньги,  и  деньги
немалые.  Еще  один  сгусток  страдания  ушел  из  подлунного  мира.  И  что-то
неповторимое ушло с ним, ушло навсегда.
     	В  мире есть принципиально неправильные вещи;  такие,  которых не  должно
быть;  это ощущаешь,  если они случились с  тобой или ты  увидел их с  близкого
расстояния.   Одна   из   таких  вещей  смерть,   другая,   сродни  смерти,   -
неповторимость.  Это может означать три вещи: во-первых, может просто ничего не
означать;  во-вторых может  сигнализировать о  наличии высшего и  лучшего мира,
который лишен этих дефектов,  в-третьих, может означать наличие такого же мира,
но отдаленного от нас во времени -  он будет с нами,  когда мы его сами сделаем
или станем его достойны.  Через миллиард лет,  не раньше.  Я протянул руку,  со
стола взлетела скатерть и накрыла мертвый камень.
     	С полминуты я сидел неподвижно, осмысливая произошедшее. Потом попробовал
ещё раз.
     	Я  повернул  ладонь  -  и  складки  на  скатерти  расправились.   Материя
повиновалась каждому движению моих  пальцев.  Сжав  руку в  кулак,  я  заставил
скатерть собраться в  комок,  потом заставил расправиться в  воздухе,  повернул
вертикально,  последовательно сгибая  пальцы,  аккуратно  её  сложил.  Не  могу
сказать,  чтобы я очень удивился.  Ну что же, кажется моя просьба услышана. Мне
дали эту силу. Мне дали силу взамен согласия.
     	Сев за  рабочий стол,  я  начал набирать текст на клавиатуре.  Я  набирал
текст,  не  касаясь  пальцами клавиш.  Вначале медленно,  затем  все  быстрее и
быстрее.  А  теперь так:  пусть чайник нагреется без огня,  теперь он перелетит
сюда и наполнит чашку.
     	Все получалось.  Мертвая материя слушалась моих приказов.  Даже мысленных
приказов. Но я ещё не знал пределов той силы, которая мне дана.
     	Сосредоточившись,  я мысленно ударил в дверь.  Удар был столь силен,  что
дверь просела и  одна из  петель наполовину выломалась из дерева.  Таким ударом
можно убить если не слона,  то быка уж точно. Сейчас должен появиться Сашенька.
Мне дали довольно много.  Это значит,  что за такой подарок много и потребуют с
меня. Ну что же, как-нибудь сочтемся. Ведь и отплата не так уж мала: уничтожить
человечество. Мы ещё поборемся.
     	Когда вошел уродик,  я  поднял его  и  отбросил на  стену одним мысленным
ударом.  Уродик сгруппировался, спружинил и приземлился на ноги. Он ни капли не
удивился и был готов к схватке. Готов умереть за хозяина.
     	- Отойди, - сказал я.
     	Уродик не пошевелился.
     	Я поднял в  воздух стол и  ударил уродика плашмя,  столешницей.  Он снова
спружинил и через секунду был на ногах.
     	- Если ты не отойдешь, я тебя убью.
     	Во мне начинала закипать злоба. Убью. А ведь именно этого от меня и ждут.
     	Уродик прыгнул на меня как кошка, но я перехватил его в полете и подвесил
в воздухе горизонтально, лицом вниз.
     	- Пока,  обезьянка,  - сказал я,  - я пойду прогуляюсь,  а ты повиси тут.
Надеюсь тебе не будет скучно.
     	Уродик вцепился зубами в  свое  запястье и  прокусил вену.  При  этом  он
вымазал кровью все лицо. Он повернул ко мне лицо; он улыбался.
     	- Теперь уходи, - сказал он.
     	Это были первые слова,  которые я от него услышал.  Честно говоря,  я уже
думал,  что он не умеет разговаривать.  Конечно,  я не мог оставить его в таком
положении.  Пройдет час или два -  и  он истечет кровью и  умрет.  Он прекрасно
знал,  что я  не  брошу его умирающим.  Но как быстро он среагировал -  слишком
быстро для дурачка.
     	Для начала я его усыпил.  Потом опустил на пол,  высушил кровь и заставил
рану закрыться. Для всего этого мне было достаточно лишь внимательного взгляда.
Я  уже хорошо чувствовал,  что могу сделать и  как могу сделать,  но  я  ещё не
привык к  своей силе  и  потому немного осторожничал.  Напоследок я  попробовал
оживить Пьету, но мне не удалось. Мрамор начал вибрировать и я побоялся, что он
расколется.
     	Я поднялся в бетонный домик наверху, открыл замок без ключа и вышел. Была
вечерняя пора,  около восьми.  Старые каштаны стояли широко и  неподвижно,  как
нарисованные.   Темнело  и   темнота  проявляла  дальние  деревенские  огоньки,
километрах в  пяти отсюда,  за рекой.  По дороге проехал автомобиль и  его фары
бросили движущийся отблеск на стальную обшивку домика,  рядом с моим лицом.  По
полю  шла  мелкая собачонка и  лаяла  прямо  в  воздух -  будто читала наизусть
собачью поэму.  Из  открытых окон  дома  очень  мирно тянуло жареной картошкой.
Конец  лета,  предчувствие  осени;  старая  асфальтовая  дорожка  растрескалась
неровными шестиугольниками и покрылась первыми желтыми листьями. Это и есть тот
мир,  который я  должен уничтожить.  Все это,  тысячи раз воспетое поэтами.  Ту
самую избу, которая челюстью порога жует пахучий мякиш тишины; те самые закаты,
от  которых  хочется плакать;  ту  самую  зарю,  что  из  сада  обдавала стекла
кровавыми следами сентября.  Никто и никогда уже не остановится, не увидит и не
запишет этого. Если бог существует, то он рядом сейчас, невидимый, но ощутимый;
он смотрит моими глазами и в мои глаза.
     	В этот момент дальний тополь на холме вспыхнул,  будто облитый керосином.
Я слишком долго и пристально на него смотрел.  Это уж чересчур. Нужно научиться
по-новому  контролировать себя.  Я  приказал дереву погаснуть,  но  оно  только
больше разгорелось. Чем сильнее я пытался сосредоточиться, тем выше поднималось
пламя. И тут меня осенило.
     	Я  бросился вниз.  Дверь  была  все  так  же  открыта,  уродик лежал  без
сознания.   У  его  руки  растекалась  лужица  крови.  Рана,  залеченная  мной,
продержалась всего несколько минут или секунд,  а потом снова открылась. Легким
мысленным приказом я  вырвал ножку из перевернутого стола и сломал её в воздухе
как спичку.  Затем составил две половинки в  единое целое.  Так и  есть.  Так и
есть:  половинки не соединились. Воскрешать и создавать я не умею. Сила, данная
мне, может лишь разрушать и убивать.
     	Разрушать и убивать - вот чего от меня хотели.
     	
     	17
     	
     	- И что же здесь было? - спросил Хозяин.
     	- Несчастный случай.
     	- Знаешь, что я с тобой сделаю за такой несчастный случай?
     	Как всегда,  он  пришел сам;  я  вызвал его по телефону,  который висел в
коридорчике. Он был без охраны, но не боялся меня. Физически он сильнее.
     	- Знаю, ничего. Займись своим уродиком. Иначе он умрет от потери крови.
     	Он сделал шаг ко  мне.  Кажется,  он хотел меня ударить.  Я  бросил его в
кресло и обвил вокруг шеи скрученную простыню.  Все произошло просто мгновенно.
Я даже не успел проследить глазами за перемещением предметов.
     	- А  вот это мой болеучитель,  -  сказал я  и слегка затянул простыню.  -
Знаешь,  что я с тобой могу сделать?  Посмотри на эту дверь.  Правда,  неплохой
удар? Ты хочешь получить такой же?
     	Я  мысленно шлепнул его  по  щеке  и  увидел,  как  расползается огромный
кровоподтек. Кажется, достаточно. Когда я раскрутил простыню, он сполз на пол.
     	- Ничего,  ничего.  Вставай, знаток искусства. Теперь быстро забирай свою
обезьянку и лечи её. Мне понравилось, как она прислуживает.
     	Он попробовал сказать что-то, но не договорил.
     	- Ничего личного,  - сказал я. - Я тебя шлепнул просто для того, чтобы ты
понял.  Здесь больше нет хозяина и больше нет раба.  Ты меня больше не удержишь
силой.  Но я привык к этому подвалу и мне здесь нравится.  Я остаюсь, а на твою
долю остается меня обслуживать.
     	Он уже пришел в себя.
     	- Что тут случилось? - снова спросил он.
     	- Я договорился с дьяволом. Если не веришь, могу продемонстрировать.
     	Я бросил в  него огненный шар.  Шар раздвоился и  повис слева и справа от
его головы.
     	- Не двигайся.
     	- Убери, пожалуйста.
     	Я убрал.
     	- У тебя ещё есть сомнения?
     	- Ты не боишься?  -  спросил он и  в его глазах я прочел такой ужас,  что
заразился ужасом сам - моя душа будто мгновенно покрылась инеем.
     	- Забирай и уходи. Кровь я вытру сам.
     	Когда он ушел,  я  выбил деревянную дверь полностью и  выстрелил лифтом в
воздух,  как  ракетой.  Маленький бетонный домик  наверху снесло взрывом.  Лифт
грохнулся на землю секунд через пятнадцать - значит, взлетел высоко. В лифтовой

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг