Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     	- Это тебе за лунный свет, - сказала она.
     	- Ты мстительна, как обыкновенная земная женщина.
     	- Я не мстительна, я расчетлива.
     	- Хорошо,  - сказал я,  - я расскажу тебе. Когда светит полная луна, небо
вокруг неё  отливает зеленью.  Ее  свет так  отчетлив,  что не  оставляет места
полутонам:  все только яркое или безнадежно черное. Но, если ты движешься, одни
детали становятся черными,  а  другими яркими.  При  этом  свете глаза начинают
видеть лучше, а белое кажется голубым.
     	- Еще, - сказала она.
     	- Луна заглядывает в окна,  она туманится и мглится,  она мелькает сквозь
ветви,  плывет на  облаках и  в  облаках,  она крадется,  она выглядывает из-за
ветвей,  покрытых инеем,  над спокойными снегами,  среди звезд, окутанных паром
твоего  дыхания,  она  подсматривает за  тобой,  она  бывает золотой,  белой  и
красной,  а иногда она печальна и бледна как мертвая; её свет необыкновенен, он
льется, он движется, он отражает твое настроение и ведет настроение за собой.
     	- Еще.
     	-  Дальше могу только цитировать.  Луна в  головах,  как  пустая площадь.
Луна,  что твой генсек в параличе.  Луна сверкает, зренье муча. Невидимкою луна
освещает снег летучий.  Луна как мутное пятно сквозь тучи мрачные желтела, и ты
печальная сидела: Из дальних трав встает луна щитом краснеющим героя.
     	-  Хватит,  -  сказала она,  -  остальное я  могу представить.  -  Что ты
собираешься делать дальше?
     	- Просить тебя о помощи.
     	- Безнадежно. Со мной пройдет только сделка.
     	- А если придумать для меня какую-то другую работу? Не знаю, понимаешь ли
ты это, но для человека тяжело:
     	- Ты не человек, - сказала она.
     	- Что?
     	- Ты не человек.  И ты никогда не был человеком.  Я помолчу, а ты осознай
мои слова.
     	Она замолчала и начала танцевать.  Это был странный, очень вычурный танец
без музыки.  Танцуя, она не отводила маски от лица. Этот танец напоминал лунный
свет, льющийся сквозь тонкую сеть белой занавески, льющийся на зрачки бессонных
глаз и стекленеющий там, как катаракта.
     	- Вот так?  - спросила она, остановившись. Она нисколько не запыхалась. -
Похоже?
     	- Я тебе не верю. А как же мое тело? И все остальное? И мои воспоминания?
     	-  Твое  тело  напоминает человеческое,  только напоминает.  Но  даже оно
сильно отличается.  Тебе почти сорок лет,  но у  тебя ни разу в жизни не болела
голова.  Ты  встречал когда-нибудь  человека,  который мог  бы  сказать о  себе
подобное?  На  тебя  совершенно не  действуют  табак,  алкоголь  и  большинство
человеческих отрав. Ты об этом знал?
     	- Нет. Я бросил курить в детстве, потому что не понравилось.
     	- А твои способности?  Неужели ты серьезно считаешь, что это человеческие
способности?  Что  каждый желающий человек может  проникнуть сюда,  что  каждый
может управлять случайностями и творить то же,  что и ты? Ты единственный такой
на  вашей планете и  ты  единственный такой в  вашей вселенной.  Ты  правша или
левша?
     	- Ни то, ни другое.
     	-  Это тоже редкость среди людей,  не правда ли?  А  твое умение видеть в
темноте?  А твое умение отгадывать масть карты или сторону монеты? А постоянные
бессмысленные совпадения,  которыми полна твоя жизнь?  Ты думаешь, с другими то
же самое? Человечество бы давно сошло с ума или выдумало новую религию, если бы
оно жило твоей жизнью. А сила судьбы, которая уже добрую сотню раз спасала тебя
из безнадежных ситуаций? Это, что ли, человеческое? Ты об этом знаешь?
     	- Да.  Еще в детстве я называл это <темные силы нас злобно хранят>.  Но я
не придавал этому значения.  Это было так естественно. Я вообще не задумывался,
а   просто  полагался  на  эти  <темные  силы>.   Когда  положение  становилось
безвыходным,  я расслаблялся и ждал. И тогда спасение приходило само собой, как
бог из машины. Что это было?
     	-  Это  никто и  ничто.  Это  всего лишь  сверхчеловеческое свойство тебя
самого.  В детстве ты любил играть на деньги и за год не проиграл ни разу.  Как
ты это объяснишь? Ведь ты не жульничал, правда?
     	- Тогда меня это не удивило.
     	- А твои гастрономические вкусы? Как насчет <хлеб всему голова>?
     	- Я не ем хлеба, - ответил я.
     	- Ты знаешь хоть одного другого человека, который не ест хлеба?
     	Последний её довод меня убедил. Я не то, чтобы не ем хлеба, я не ощущаю в
нем  потребности.  Хлеб для  меня -  это гастрономический нонсенс.  Мое детство
порой  превращалось  в  кошмар  оттого,   что  воспитатели  и  прочие  неуемные
доброжелатели пытались объяснить мне пользу хлеба.  Чем меня только не пугали и
как меня только не заставляли отведать хлебушка. Наконец, я соглашался и клал в
рот это безвкусное вещество. С тех пор я к нему привык и даже иногда употребляю
- чтобы не слишком отличаться от окружающих.  Но, кроме хлеба, я не ем и других
растительных продуктов.  Для меня не существуют огурцы,  помидоры, лук, свекла,
капуста,  соя и многое другое. Зато я обожаю фасоль, а мясо люблю есть сырым. И
никакие усилия воспитателей не  могли выбить из  меня эти вкусы.  Я  по  натуре
хищник и мог бы питаться одним мясом. Плюс витамины, конечно.
     	- А как твоя память? - спросила она.
     	-  Обыкновенная.  Если не  считать того,  что  я  катастрофически забываю
имена, лица и номера телефонов.
     	- С какого возраста ты себя помнишь?
     	- Месяцев с девяти или десяти.
     	- Люди помнят себя только с трех лет. Тебя это не удивляет?
     	- Теперь удивляет.
     	- Разве ты не ощущаешь себя чужим среди людей?  Разве ты не предпочитаешь
обществу одиночество?  Разве другие не  видят,  что ты  отличаешься от  них как
белая ворона?
     	-  Что-то  вроде  этого.  В  детстве я  пытался мимикрировать.  Это  было
бесполезно, меня быстро вычисляли. Но не я один такой.
     	-  Не  ты  один?  Тогда  скажи,  как  тебе  нравятся земные женщины и  не
предпочел бы ты лучших?
     	- Мне нравятся их тела.
     	- А души?
     	Я подумал.
     	-  Иногда души,  но  в  этом случае пол уже не имеет значения.  По-моему,
большинство женщин просто не имеет душ.  Они имеют пустоту, заполненную модными
журналами и  прочей чепухой.  Не каждая,  но восемь из десяти.  И  тем приятнее
встретить среди них исключение.
     	- Но эти исключения, нравятся ли они тебе как женщины?
     	- Никогда.
     	- И ты никогда не был влюблен?
     	- В детстве. В том возрасте, когда влюбляешься издалека - когда любишь за
прическу,  за  походку,  за  манеру носить сумку.  Когда любишь не человека,  а
образ. Тогда я был влюбчив, а потом уже ничего не повторилось. Я пока надеюсь.
     	- Ты никогда не встретишь свою женщину на земле.  Земные женщины не твоей
породы.
     	4
     	Я  очнулся,  уже  имея  готовое решение в  голове.  Мои  глаза бродили по
потолку, украшенному обоями с изображениями херувимов; я смотрел на светильники
в  углах,  слегка гудящие люминесцентные лампы,  одна  из  которых была слишком
синей;  смотрел и  видел все  это  по-другому.  Так,  как  рыба,  вытащенная из
аквариума за  жабры,  смотрела бы сквозь толстое стекло на зеленую и  медленную
жизнь  своих недавних сородичей,  на  струящиеся водоросли и  пузырьки воздуха,
взлетающие из-под камней.  На улиток,  сидящих на стекле изнутри. Куда бы её ни
понесли и  куда бы ни бросили -  на сковороду или в вольный океан - сюда ей уже
не вернуться. Итак, решение было готово.
     	Конечно, все это может быть искусным обманом. Здесь надо думать, думать и
думать.  Но,  в самом деле,  в глубине души я всегда знал ответ. Я всегда знал,
что я иной крови. И, если это так, мне остается лишь найти свою родину. Я смогу
её  узнать.  Это  тот мир,  в  котором люди похожи на  меня.  Женщины там будут
безупречны,  там  никто  не  станет  есть  хлеб  или  грызть луковицу,  подобно
деревянному Буратино;  мои  способности там  будут  совершенно обычным делом  и
главное,  я  наконец  почувствую себя  дома.  Была  ещё  одна  деталь,  которая
позволяла мне  определить нужное  место.  В  том  мире  обязательно должно быть
что-то с периодом в сто девяносто часов или с периодом, кратным этой цифре. 190
часов - этот тот период удачи,  который я вычислил для себя. Но на земле нет ни
единого природного процесса, на который бы накладывалась такая цифра.
     	Широкие дубравы;  клейкие грибы с сосновыми иглами на шляпках;  скрипучая
лыжня в  лесу на  рассвете;  море,  светящееся в  темноте как большое фосфорное
блюдце;  карасик,  тянущий твой поплавок в мутную глубь;  ночной город, мертвый
как остывшая сковорода; стук колес поезда, идущего за горизонтом, - всего этого
я уже не увижу и не почувствую.  А если увижу,  то иначе - как на картинке или,
хуже того,  как в зоопарке или музее.  Невероятно жаль.  Но я совсем не жалел о
людях.  Я перебрал в памяти своих знакомых и слабознакомых и убедился, что мало
кто из них достоин хотя бы слабого укола ностальгии.  А  женщины?  -  на каждую
реальную я  надевал выдуманную,  как маску -  и только эта маска имела для меня
смысл. Они нравились мне лишь до тех пор, пока соглашались носить эти маски.
     	К своему телу я тоже стал относиться иначе: я даже не переместил затекшую
руку.  Теперь это  было не  совсем мое  тело.  Возможно,  что  со  временем мне
прийдется расстаться с ним, обменять на другое, на настоящее. Кто знает?
     	Не откладывая,  я  вернулся обратно.  Она уже стояла в дверях,  собираясь
уходить.
     	-  Разве ты  не все узнал?  -  она села на пол спиной ко мне и  наклонила
голову. Ее поза казалась воплощением скорби.
     	- Что?  - переспросил я. - Ты всегда говоришь в сторону от меня. И всегда
разными голосами.
     	- Так слышнее?  - сейчас голос шептал у самого моего уха, казалось, что я
даже ощущаю прикосновение её губ.
     	- Нормально.  Я забыл спросить тебя, почему я оказался на земле. И зачем?
Было ли какое-то <зачем>?
     	-  Не знаю.  Может быть,  несчастный случай.  Может быть,  кто-то полюбил
земную женщину и родился ты.
     	- Я знаю свою мать и отца.
     	-  А  я  говорю  не  о  последнем  поколении.  Только  человеческие  гены
рассеиваются со временем, поэтому они не имеют ценности. Твое рождение могло бы
быть предопределено и  тысячу лет  назад.  Сейчас никто не  знает как,  когда и
почему это случилось.
     	- Значит, все же можно любить земную женщину?
     	- Я  сказала <может быть>.  А  слово <любить> имеет ещё и физиологический
смысл. Это все, что ты хотел сказать?
     	- Почти. Я хочу вернуться.
     	- На землю?
     	- Нет. Домой.
     	- Я тебя не держу.
     	- Тогда, может быть, подскажешь дорогу?
     	- Как?  О боже мой,  ты смеешься?  - Она встала и выпрямилась,  оставаясь
спиной ко мне. - Это может быть любой из миров, а их много.
     	- Сколько?
     	- Бесконечность, выстроенная в лабиринт. Иди, попробуй.
     	Она  сделала  шаг  вперед  и  растворилась в  желтом  свете,  льющемся из
душевой. Когда я подошел к дверям, душевая была пуста. Над ржавой водой в лужах
вился пар,  как над крутым кипятком.  Но из дыры веяло холодом.  Одинокая капля
равномерно долбила коричневый кафель.
     	- Эй, - позвал я, но услышал только эхо.
     	5
     	Я  вошел  в  ближайший из  боковых коридоров и  сразу  оказался на  улице
большого города.  Город был обыкновенным и, на первый взгляд мало чем отличался
от земного.  На меня не обращали внимания,  несмотря на мою экстравагантную, по
местным меркам,  одежду. Судя по модам, автомобилям, рекламе и сигаретам, здесь
шел примерно 1960й год.
     	Я обернулся, пытаясь запомнить то место, в котором я вошел. Бесполезно. Я
вошел прямо посреди улицы.  Здесь нет ни каких ориентиров.  Впрочем, мне ещё ни
разу не удавалось выйти тем же путем,  которым я вошел. Я двигался среди людей,
пытаясь понять  чем  же  они  отличаются от  знакомых мне  земных существ.  Они
говорили на моем языке,  их жесты,  взгляды,  их улыбки или нахмуривания бровей
были  понятны мне.  И  все  же,  это  был  чужой мир  -  более чужой,  чем  мир
глубоководных  течений,   межгалактических  пространств   или   квантовый   мир
субатомных частиц. Этот мир лишь имитировал землю. Город был мне не знаком.
     	Названия улиц,  которые я читал,  мне ни о чем не говорили,  хотя звучали
стандартно.  К счастью,  здесь не было улицы великого фюрера или переулка имени
энного  партсъезда.  Полицейские носили неагрессивную бежевую форму.  Я  прошел
мимо двух кинотеатров и в обоих шел фильм: <А ну, счастливчик>. Очередь у кассы
была небольшой.  Я подошел к самому окошку и увидел, что денежные единицы здесь
были  мне  совершенно незнакомы.  Люди  в  очереди вели себя спокойно.  Светило
мирное солнце второй половины дня.  Я  сел на светло-зеленую скамью с шишечками
по верху спинки и стал наблюдать. Вскоре я увидел двух женщин, которые не имели
рук.
     	Во  всем остальном они были нормальны.  Обеим лет по  сорок пять или чуть
больше.  Одна полная,  другая среднего телосложения. Рук нет вообще, так, будто
никогда и не было.  С узких плеч свисают пустые рукава.  Иногда больше узнаешь,
когда смотришь на того,  кто смотрит. Все встречные люди вели себя естественно,
даже мальчишки не пялились на двух калек.  Это значило только одно: женщины без
рук здесь так же нормальны, как и женщины с руками.
     	В  кармане моего  пиджака постоянно лежит блокнот и  две  авторучки.  Это
привычка,  которая появилась давно,  в  самом  начале моей  работы.  Мне  нужно
записывать детали,  потому что именно в  деталях проявляет себя случайность.  Я
достал блокнот и то, что я прочел там, показалось мне полной чепухой.
     	Я сидел в  парке на скамье,  мимо шли люди,  вечер был тих и мирен,  я не
знал куда я иду и откуда я пришел, но мне было хорошо здесь. Я помнил свое имя,
но  не помнил своих родителей или своего дома,  я  не помнил своего детства или
даже того,  что происходило вчера.  Моя память исчезала стремительно, как капля
воды  на  горячем утюге.  Единственной зацепкой был  блокнот,  к  счастью,  уже
исписанный до предпоследней страницы.
     	Я  начал читать все подряд.  Какая-то  собака загрызла какого-то фермера.
Какой-то подвал,  в  котором кто-то живет.  Какой-то прибор перехода.  Какая-то
женщина,  говорящая загадками.  Какой-то бессмысленный разговор о луне. Цитаты?
На  этом  месте  я  вспомнил.  Ничего себе.  Еще  немного,  и  я  бы  забыл все
окончательно.  Возможно,  что переход из мира в мир стирает память. Или это был
неудачный переход. Как бы то ни было, я продолжу мой блокнот и буду заглядывать
в него при первой же возможности.
     	Пока  я  листал  странички,   женщины  ушли.  Я  пошел  за  ними,  в  том
направлении, в котором они исчезли. На одной из них была яркая зеленая кофточка
и я надеялся заметить эту кофточку среди людей. В этом мире была своя загадка и
я хотел её разгадать. Но вскоре я увидел ещё одну женщину без рук.
     	В этот раз женщина была молода, а на руках у неё не было лишь кистей. Она
довольно умело  управлялась со  своими  обрубками и  сейчас  стояла  у  киоска,
собираясь купить мороженое.  Я смотрел на нее;  кажется я стоял, как вкопанный.
Она обратилась ко мне.
     	- Пришелец, помогите пожалуйста.
     	Я помог ей расплатиться и  подержал сумочку.  Потом она надела сумочку на
локоть  и  взяла  мороженое  двумя  обрубками.  Она  была  весела  и  улыбчива.
Собственное уродство её ни капли не смущало.
     	- Откуда вы знаете, что я пришелец?
     	- А разве не так? Вы пришли из других миров.
     	- Да.
     	- По вашему костюму. Здесь таких не носят. Как вам у нас нравится?
     	- Я ещё не привык.
     	- Привыкайте. Если вам некуда идти, то можете пока пожить у меня.
     	- Соблазнительно. А вы меня не боитесь?
     	Она  засмеялась коротким  мелодичным смехом,  от  которого  тают  мужские
сердца.
     	-  Вы,  пришельцы,  всегда задаете этот  вопрос.  Насильники и  убийцы не
приходят к  нам.  Через  границу идут  только любопытные романтики,  которым не
сидится на месте.  Идемте скорее, это же так интересно, я хочу расспросить вас,
пока вы не все забыли. Сядем на трамвай, хорошо?
     	Мы сели на трамвай. Вместо привычного пластика и обтекаемых форм я увидел
деревянные лакированные скамьи,  стоящие в один ряд с каждой стороны.  Кажется,
что-то подобное я видел в очень далеком детстве. Она оторвала талончик, бросила
монетку и села рядом со мной.
     	- Вы говорили, что я могу все забыть, - сказал я. - Почему так?
     	-  Вы  и  этого не  знаете.  Конечно,  не знаете.  Когда переходишь через
границу,  то память держится всего час или два, а потом так привыкаешь, что все
забываешь и  навсегда остаешься жить  на  новом  месте.  Поэтому  и  идут  одни
романтики.
     	- А отчаявшиеся и самоубийцы?

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг