Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     	- Сидеть! - приказал хозяин.
     	Ее тело ещё подергалось,  потом расслабилось. Парень продолжал держать её
голову, на всякий случай.
     	- За что? - глупо спросил я.
     	- Она сделала слишком много ошибок. Непростительных ошибок.
     	Парень принес бутылку и бокал, поставил их на столик под соседним тентом.
И  лишь потом вернулся за телом.  Он был мускулист,  но с  какой-то неправильно
вогнутой грудью. Убийство его ни капли не взволновало.
     	- А теперь к делу, - сказал хозяин. - После того, что вы видели, я вас не
отпущу.  У  вас есть выбор:  напиться в доску и утонуть в озере или работать на
меня.  Впрочем даже такого выбора я  вам не дам:  мне слишком нравится,  как вы
убираете конкурентов.
     	- Вы приглашаете меня в банду?
     	-  Ну,  сейчас это называется иначе.  Нет,  нет и  нет.  Я  вас никуда не
приглашаю.  Есть только один вариант,  при котором вы сможете работать на меня,
никогда не сможете работать на конкурента, никогда не сможете мне повредить.
     	- Вы посадите меня на цепь?
     	-  Возможно.  Но  пока просто в  подвал.  Условия жизни будут зависеть от
качества вашей работы. Фильмы, музыка, книги, тренажеры, даже девушки - все что
вам нужно. От вас требуется лишь выполнять задания.
     	- А если у меня что-то не получится?
     	- Тогда вам будет больно. Намного больнее, чем мне. Это я гарантирую.
     	- Но я не всегда получаю результат.
     	-  Значит,  иногда будет больно,  иногда хорошо.  С  сегодняшнего дня  вы
пропавший без вести.  Из  людей вы будете видеть лишь меня и  дурачка,  который
приносит пищу.
     	- А как же девушки?
     	- Девушки будут в иллюстрированных журналах и на видеокассетах. Но хватит
о делах. Сегодня прекрасный день, наслаждайтесь. Хотите шампанского?
     	часть вторая.
     	ЛАБИРИНТ МИРОВ
     	1
     	Это был скорее бункер, чем обычный подвал. Мы спустились в лифте, причем,
насколько я могу судить,  на глубину нескольких этажей. От лифта вел небольшой,
но  широкий коридор,  который заканчивался массивной деревянной дверью.  Слегка
гудели скрытые вентиляторы и  люминесцентные лампы.  Я  старался запоминать все
детали:  на  тот случай,  если предстоит побег.  Мы  были втроем:  я,  хозяин и
дурачок.  Дурачок представлял собой странное обезьяноподобное существо.  У него
не  было подбородка,  совсем не  было;  его плечи были очень низко опущенными и
согнутыми вперед;  взгляд направлен в  пол.  А по росту он не доставал мне и до
плеча. Заметив мой взгляд, Хозяин сказал:
     	- Не надо и думать об этом.  В прошлом он чемпион по боксу в весе пера. А
стал таким,  после того,  как из  него выбили все мозги.  Меня любит как самого
себя. Предан как собака. Правда, Сашенька?
     	Сашенька промычал что-то утвердительное.
     	- Бедняжка.  Я нашел его ещё при коммунизме.  Я тогда заведовал картинной
галереей.  Была зима и  я  нашел его в  подъезде,  страшно кашляющим.  Ему было
девять лет и он сбежал из детского дома.  Помнишь? Он помнит. В детском доме он
был самым маленьким и его жутко избивали. Поэтому он сбежал, раздетым, без еды,
среди зимы.  Когда я  его нашел,  у  него было сильнейшее воспаление легких.  Я
давал ему лекарства и позволял жить в галерее, вместе с экспонатами. Он сам был
как экспонат, вот такой ты мой уродец: Потом все равно пришлось о нем заявить и
отдать в  больницу,  иначе бы  он умер.  Таблетки не помогали.  Из больницы его
снова отдали в детский дом,  но я вытащил его оттуда. С тех пор он готов отдать
за меня жизнь.  Я  дал его хорошим тренерам и они учили его боксу.  Он оказался
страшно талантлив,  но после четвертого сотрясения мозга начал отчаянно тупеть.
Если  ты  попробуешь  сбежать,  тебе  прийдется  побоксировать с  ним.  У  него
невероятно быстрая реакция.  Сашенька,  дай мне кнут: Тут ещё не все убрано, не
все готово для тебя.
     	Я осматривал апартаменты,  в  которых мне предстояло прожить очень долго,
может быть,  до самой смерти.  Комната,  дверной проем без двери, за ним другая
комната.
     	- Эту яму выкопали специально для меня? - спросил я.
     	- Нет,  это было бы слишком дорого.  Я  купил дачу по дешевке у одного из
разорившихся партработников.  У  этого негодяя было собственное бомбоубежище на
случай ядерной войны.  Как тебе нравится?  Значит, все помирайте, а этот жирный
боров будет жить  и  жрать здесь икорку: Сашенька,  сними рубашку.  Кнут  здесь
специально, для демонстрации, смотри.
     	Он  полоснул  уродика  кнутом.  Вокруг  торса  обвилась  широкая  красная
полоска. Потом переложил кнут в другую руку и ударил ещё раз. Две полоски легли
накрест. Уродик оставался совершенно бесстрастен.
     	-  Видишь,  как он  умеет держать боль.  А  теперь ещё смотри.  Сашенька,
покажи что ты можешь.
     	Он взмахнул ещё раз,  но  Сашенька увернулся.  На  следующем ударе уродик
перехватил конец кнута в  воздухе и быстро обвил его вокруг запястья.  Его лицо
сохраняло все то же тупое выражение.
     	-  А  теперь мы  покажем нашему гостю ещё  кое-что.  Один  очень полезный
прибор. Его изобрел мой собственный медик. Сашенька, помоги нашему гостю сесть.
     	Уродик взял меня за локти и усадил в кресло. Его пальцы были твердыми как
железо.
     	- Пристегни.
     	Он пристегнул ремни на моих руках.
     	-  Это  совершенно  безопасный  аппарат  для  причинения боли.  На  каком
принципе он работает, я не знаю. Главное, что никакого вреда здоровью и никаких
следов.  Все следы на теле исчезают через несколько минут.  Или через несколько
часов.  Это уж смотря что делать.  Вот здесь шкала, по которой я регулирую силу
боли.  Нетренированный человек может выдержать примерно до этой черты: до цифры
двадцать или  двадцать два.  Тренированный вырубается только  при  сорока.  Это
Сашенька проверил на себе, пострадал ради науки, как собачка Павлова. Но долгую
боль  выше  цифры пятнадцать не  выдержит никто.  Я  ведь  могу держать аппарат
включенным круглосуточно: Ну, сейчас ты сам попробуешь.
     	- Не надо.
     	- Надо,  надо.  Это мало кто понимает на словах. Это как любовь - её надо
ощутить, надо пережить.
     	Он приложил к моему запястью круглый металлический электрод.  Кожа вокруг
сразу покраснела.
     	- Вот это пятнышко на коже и  есть единственный след,  - сказал он,  - но
оно быстро рассасывается. Сейчас я включаю слабую боль. Чувствуешь?
     	Конечно,  я почувствовал. Боль напоминала зубную, её прекрасно можно было
терпеть. Пятнышко вокруг электрода стало шире.
     	- Это пока на цифре пять. Теперь будет восемь. Ты заметишь разницу.
     	На цифре восемь боль ушла куда-то в глубину костей и стала неравномерной,
какой-то шероховатой и стреляющей.  Было страшно от того,  что казалось, внутри
руки рвутся волокна, то ли связки, то ли мышцы.
     	- Теперь цифра двенадцать.
     	- Не надо, я уже понял.
     	-  Нет,  ты  ещё  многое можешь понять.  На  цифре двенадцать срабатывает
внутренняя защита  организма.  Начинает слегка тошнить и  кружится голова.  При
этом чувствительность к  боли резко падает.  Это называется легкий болевой шок.
Так твое тело защищается.  Но: Вот так, сейчас я поверну этот тумблер и отключу
твою защиту.  Ты  снова почувствуешь боль во всей красе.  Вот так: Это примерно
соответствует боли при  переломе,  разрыве мышц или сильном повреждении связок:
Теперь пятнадцать: Это соответствует боли от огнестрельного ранения в живот.
     	- А двадцать и выше? - спросил я.
     	-  Молодец,  хорошо держишься.  Двадцать и  выше ничему не соответствует.
Естественной боли такого уровня не бывает. Ее можно только создать.
     	-  Этот ваш  умелец,  -  спросил я,  -  который придумал эту гестаповскую
машинку, это не тот же самый, который сварил наркотик из мухомора?
     	- Видишь,  как хорошо,  - сказал Хозяин,  - ты уже и заговорил.  При боли
выше цифры пятнадцать человек обязательно теряет контроль над своим поведением.
Так выбалтываются любые секреты. Любые военные тайны: Да, это он. Талант, ты не
представляешь себе,  какой талант.  А  знаешь,  где я  нашел его?  Ни за что не
догадаешься.
     	Его  фигура  начала  колебаться  перед  моими  глазами.   Стены  и   углы
искривлялись и  плыли.  Поле зрения резко сузилось.  И все же что-то,  какое-то
самое  центральное ядро  в  моем  сознании  оставалось  совершенно нетронутым и
совершенно спокойным.
     	- В психушке, наверное, или в милиции.
     	- Не надо обижать милицию,  ты же её не знаешь. Везде есть и хорошие люди
и плохие люди.  Да и милиция сейчас совсем уже другая: Я нашел его в школе,  он
там учил маленьких деток. Представь себе, маленьких деток. Такой себе, приятный
дяденька учитель.  Он  изобрел свой приборчик ещё в  то время и  использовал на
кружке  военной подготовки.  Для  закалки будущих воинов.  Приборчик он  назвал
<болеучитель>.  Здорово,  правда?  При  небольшой силе  боли  резко  улучшается
память,  это  реальный факт.  Болью можно заставить тупого двоечника без  труда
выучить таблицу умножения.  Он  считал,  что когда-нибудь прибор найдет широкое
педагогическое применение.
     	- Он сумасшедший или маньяк.
     	- Есть немного: Обрати внимание,  как побледнела твоя кожа,  как промокла
рубашка.  Твое тело борется из последних сил.  Еще пару минут и будет срыв.  Ты
начнешь кричать.  Но здесь можно даже бомбы взрывать - никто не услышит. Теперь
мы переходим к цифре восемнадцать:
     	2
     	Я  очнулся на  диване.  Простынь пахла  туалетным мылом,  как  в  дешевом
пансионате.  Одежду на  мне  уже  сменили:  теперь я  был одет в  некое подобие
полосатой больничной пижамы  с  длинными рукавами.  Плотная  блестящая материя.
Довольно теплая.  Да,  здесь ведь подземелье и  даже в  летнюю жару должно быть
прохладно. Примерно как сейчас. Градусов восемнадцать, не выше.
     	У дивана стояли мягкие шлепанцы.  Я  сел и  вдвинул ноги в  них.  В такой
одежде далеко не убежишь. Как моя рука?
     	Отвернув рукав  пижамы,  я  посмотрел на  запястье.  Красное  пятно  было
сантиметров пять в диаметре, но уже потеряло четкость. Действительно, проходит.
Значит, болеучитель на самом деле не оставляет на теле следов. Все следы только
на  сознании.  Идеальная машина для  психокоррекции.  У  неё действительно есть
будущее.
     	Моя  тюрьма состояла из  двух комнат среднего размера.  Кроме того,  была
отличная ванна с  зеркалами и  цветным освещением.  Вся мелкая мебель оказалась
накрепко привинчена к полу.  Крупная,  такая как диван или шкаф,  сдвигалась. Я
попробовал оторвать линолеум в  углу ванной комнаты и  обнаружил под  ним смолу
или вещество,  напоминающее смолу.  Нужно будет подумать о подкопе.  Если грунт
мягкий,  то  за  несколько лет  получится выкопать подземный ход.  Хотя вряд ли
грунт  мягкий.  Скорее  всего,  здесь  со  всех  сторон  толстостенная бетонная
оболочка, капсула или саркофаг, как в Чернобыле. Это ведь радиационное убежище.
Что-нибудь   вроде   напряженного  железобетона,   который  выдерживает  прямое
попадание самолета.
     	Когда-то  я  видел,  как строили подобное убежище.  Тогда я  ещё учился в
школе и  у  нас был какой-то  очередной субботник на  предприятии за  городской
чертой.  Вокруг было полно ржавчины,  всяких железяк и  неровных кусков бетона.
Прораб был зол как зверь и ругался изо всех сил.  Его возмущало именно то,  что
партработники строят это для себя.  Тогда была выкопана очень глубокая яма и на
дне  её  строился  бетонный  куб.  Все  пустое  пространство вокруг  опять-таки
заливалось бетоном. Отовсюду торчали толстые арматурные прутья. Что было внутри
куба,  я,  естественно,  не  знал.  Там даже дежурила милиция,  не  позволяющая
подходить  слишком  близко  и  уж  тем  более,  заглядывать  внутрь.  Это  была
государственная  тайна.   Не  дай  бог  узнает  какой-нибудь  вражеский  шпион,
затесавшийся среди  школьников,  и  донесет  иностранной  разведке,  сколько  в
убежище комнат и как они расположены. Но вот пришло время и я все узнал. Теперь
я  знаю сколько здесь комнат и  какие они.  Так всегда и  бывает -  с возрастом
тайны раскрываются для тебя, но толку от этого никакого.
     	Я конечно,  сразу же попробовал сотворить заклинание,  которое помогло бы
мне сбежать или как-то иначе выбраться отсюда. Это же заклинание и его варианты
я  повторял с  тех пор каждый день -  но безрезультатно.  Все,  что я мог - это
воздействовать на случайность, но, похоже, случайностей не оставалось. Все было
продумано до  той степени точности,  при которой ни  одна случайность не  может
повлиять на результат.
     	Уродик регулярно приносил мне  пищу,  ставил поднос на  стол,  расставлял
тарелки и  уходил.  Через час он  забирал грязную посуду.  Кормили меня хорошо,
если так будет продолжаться,  то  я  потеряю физическую форму и  растолстею.  Я
пробовал заговорить с  уродиком,  но  он  делал вид,  что  не  понимает или  не
замечает моих слов.
     	На каждой стене тюрьмы висели круглые электрические часы,  на той высоте,
куда  я  не  мог  дотянуться.  На  каждых часах прыгала секундная стрелка.  Эти
стрелки стояли у меня перед глазами и даже прыгали передо мной во сне. Они меня
раздражали.  Они,  своим прыганьем и  щелканьем,  показывали как убегает время;
время убегало,  но  ничего сделать я  не мог.  По ночам их щелканье становилось
вовсе нестерпимым.  Одни  громкие тиканья наползали на  другие,  третьи тиканья
отставали,  четвертые тикали вообще вразнобой.  Я  вслушивался в  эту какофонию
времени, текущего во все стороны сразу, и не мог заснуть. Мне не нужно было так
много часов, я попытался сказать об этот уродику, но он и ухом не повел. Я даже
не  мог  разбить лишние часы,  потому что  мне не  оставили ни  одного тяжелого
предмета, который можно было бы бросить.
     	Ничего не происходило и  я  начал примиряться с обстановкой.  Часы уже не
мешали мне спать.  Я не мог, за отсутствием ножа, вести календарь из зарубок на
дверном косяке по примеру Робинзона (кстати,  косяка тоже не было, лишь дверной
проем),  но вскоре мне принесли бумагу и  цветные ручки.  Я сразу же стал вести
календарь,  но  боюсь,  что  пропустил один день.  По  ночам свет не  выключали
специально,  хотя  нечто  вроде  главного рубильника было  у  входной двери.  Я
выключал свет  сам,  когда  мне  хотелось спать.  Поэтому,  боюсь,  что  я  мог
перепутать день  с  ночью.  Дней  через  десять мне  доставили мой  компьютер и
остальную рабочую технику вместе с  ним.  Но часы на моей машине всегда шли как
попало, а дата стояла произвольная, поэтому это мало что дало, в плане времени.
Я  надеялся,  что  когда-нибудь  меня  одарят ещё  и  телевизором или  хотя  бы
радиоприемником.  Пока что  не  спешили.  Никаких каналов,  чтобы передать свою
просьбу, у меня не было.
     	Конечно,  я каждый раз пытался втолковать дурачку, чего я хочу. Наверняка
он  меня слышал.  Но  я  не  знаю,  как  он  понимал мои  слова и  передавал ли
что-нибудь хозяину.
     	Из того,  что меня на такой долгий срок оставили в покое, я сделал вывод,
что  моя  работа будет скорее разовой и  серьезной,  чем  мелкой и  постоянной.
Например,  время от  времени убирать конкурентов.  Но в  основном мне прийдется
скучать.
     	Я  очень внимательно обыскал свою тюрьму.  Я  проделал это три или четыре
раза  -  все  равно,  времени было  хоть отбавляй.  Никаких скрытых камер я  не
заметил.  Правда,  я  не  разбираюсь в  современной технике,  возможно за  мною
следили прямо  сквозь тонкую стену с  помощь инфракрасных лучей или  с  помощью
вибродатчиков в  полу.  Наверняка были и микрофоны.  На всякий случай я прикрыл
тетрадными листками вентиляционные отверстия в  ванне и  во  второй комнате.  В
ванне я  стал на трубу,  а  во второй комнате удалось подвинуть шкаф.  В первой
комнате за  мною  все-таки  могли  следить.  Никаких ответных действий вслед за
моими манипуляциями не последовало.
     	С каждым днем мне все сильнее и  сильнее хотелось увидеть солнечный свет,
или хотя бы лунный.  <Я никогда не видела луны> - теперь я понимал её слова.  Я
тосковал об облаках,  о запахе мокрого асфальта или скошенной траве,  о веточке
полыни в  ладонях.  Воспоминание о  каждой подобной мелочи было  столь  ярким и
пронзительным,  что даже хотелось плакать. Я никогда раньше не замечал за собой
такой сентиментальности.
     	Меня мучили сны.  Из ночи в  ночь ко мне возвращался кошмар с вариациями:
экзамен по  математике или физике.  Обычно экзамен был школьный,  выпускной.  Я
прогулял   большинство  занятий,   а   программу   настолько   усложнили,   что
подготовиться невозможно.  Я прихожу и ничего не знаю.  Несколько раз за ночь я
просыпался с  бьющимся сердцем.  Интересно,  что  ни  математика,  ни  физика в
реальной жизни эмоций у меня не вызывали. Я знал их плохо и имел твердую тройку
или четверку.  Единственное и  главное,  что интересовало меня с  детства - это
глубина человеческой души.
     	Я  все  же  был  уверен,  что за  мной наблюдают,  тем или иным способом.
Поэтому я не спешил с погружениями.  Я не хотел, чтобы они это видели, входили,
смотрели    на    экран    монитора,    предполагали,    вычисляли,    изучали,
экспериментировали. То, что знаю я - это только мое. Но все же, если из подвала
ещё оставался хоть какой-то выход, то этот выход надо было искать не за тяжелой
деревянной дверью,  а  там,  в  глубине сознания.  Внешний и  внутренний мир не
эквивалентны:  тут мир,  а там,  на самом деле, миры. Тут сила, а там множество
сил, природу которых мы совсем не знаем.
     	3
     	Я  снова нашел её  в  голубом зале.  Теперь она была одета как балерина и
ноги  её  были  слишком мускулисты,  чтобы казаться красивыми.  Перед лицом она
держала черную маску на палочке.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг